Вступительное слово: Дэвид Бёрнс давно и недвусмысленно замечает, что наряду с нездоровым нарциссизмом, ведущая личностная проблема большинства психотерапевтов - это навязчивая, сверхценная даже идея "быть хорошим", пагубная созависимость в отношении клиентов и не только.
У этого феномена есть масса альтернативных названий, подчеркивающих различные его аспекты - компульсивное "помогательство", патологический альтруизм, "вселюбящий контрперенос" и т.д.
Майкл Карсон далее расскажет о том, почему такие помогалы не только обычно бесполезны (как отмечал уже Бёрнс), но и вредны.
* * *
Героические терапевты делают злодеев из других людей в жизни пациента
Люди посещают терапию по самым разнообразным причинам - от облегчения стресса до наставления, от эмоциональной боли до экзистенциального ангста.
Тот род терапии, о котором пишу я, работает над проблематичными стереотипам в отношениях с собой, другими и ситуациями.Эти проблемные паттерны могут в терапии обсуждаться, или же они могут воспроизводиться в терапевтических отношениях; их проигрывание помещает терапевта в неплохую позицию, чтобы изменить сценарий изнутри.
Один из фирменных инсайтов психоаналитической терапии - что пациент и терапевт, оба будут воспроизводить определённые проблематичные паттерны отношения, независимо от своего желания.
Самый распространённый проблематичный шаблон, происходящий из личности психотерапевта - по моему опыту, желание быть "хорошим парнем", героем, благой, одобряющей, утверждающей и валидирующей силой в жизни пациента.
Когда отношения организованы вокруг снижения стресса и утешения пациента, я думаю, разумные терапевты могут не соглашаться с полезностью заверяющего, валидирующего подхода с различными клиентами в разное время. Но когда терапия организуется вокруг изменения проблематичных паттернов отношений, или когда подобные сценарии воспроизводятся, то желание быть "хорошим парнем" призывает беду.
Аналогия может помочь. Если друзья сражаются на войне, дайте им помощь и утеху; обеспечьте их войсками и армией. Если они на войне с собой, дайте им миротворцев и нейтралитет. Если они не на войне с собой... То не проводите с ними индивидуальную психотерапию.
Большинство проблематичных стереотипов отношений возникают из издевательства, пренебрежения, балования, несчастных случаев или травмы. Иначе говоря, в кадре есть "плохой парень".
Правда, в случае избаловывания часто труднее этого "плохого парня" обнаружить, но в самом сердце баловства ребёнка или себя - коалиция против рамок, где те рамки и ограничения назначены на роль "плохого парня". С прочими источниками несчастливости довольно очевидно, что в обсуждаемом паттерне существует действующая злокачественная сила.
Я однажды лечил нарциссичного мужчину, чей автобиографический нарратив включал унижающего отца и недостаточно защищающую мать. Он часто ощущал, что был на грани унижения, так что принял соответствующие контрмеры, вроде унижения других прежде, чем они смогут "опустить" его.
Ранее он дважды был в терапии с психологами, убеждённо намеренными заверять и валидировать его чувство собственного достоинство, создавая в терапевтических отношениях коалицию, демонизирующую его родителей. Второй терапевт, кстати, по сообщениям пациента демонизировал и предыдущего.
Эти терапевты могли просто не заметить, что даже хотя они считали, что исполняют роль поддерживающего наставника - они вообще-то играли роль "недостаточно защищающей матери", так как ничего они не могли сделать, что предотвратить те ущербы, которые мог причинить пациенту отец.
И сообщать ему, что он не заслуживает ненависти к себе, потому что он хороший человек - жутковато напоминало его воспоминания о собственной матери, которая тоже не раз говорила ему, что он не заслуживает дурного обращения от отца.
Я, впрочем, с относительной охотой был готов исполнить роль унижающего отца в этом сценарии. Ранее в моей карьере я, конечно, сопротивлялся подобному "кастингу", но когда стал старше, перестал мяться на этот счёт.
В нашей совместной работе будут непременно возникать моменты, когда он будет внушать мне, словно я унижаю его, и я обычно намерен замечать такие моменты и комментировать, нежели просто отыгрывать предлагаемую мне роль в сценарии. Но иногда, к сожалению, я всё-таки проигрывают "свою" партию.
Например, пациент допустил простую арифметическую ошибку, объясняя что-то, случившееся с его женой - и я непроизвольно поправил его. После мы сумели обработать то, что произошло, и достичь примирения. Наши отношения, допускающие меня в потенциальной роли "унизителя", дали нам шанс изменить сценарий в реальном времени, пока он проигрывается между нами.
Я ни единого раза не прибегал ни к обвинению, ни к оправданию его отца. Наша работа была выстроена вокруг того способа, которым он обращался с собой и какого ожидал от окружающих, не вокруг того, что случилось или не случилось 40 лет назад.
Он научился тому, как сотрудничать с другими, строя отношения, которые могут справиться с потенциальным унижением, нежели тому, как вести себя в ситуациях, где унижения гарантированно не произойдёт.
Когда психотерапевты настаивают на том, чтобы быть "хорошим парнем", это обеспечивает им слепоту насчёт того, что идёт не так в терапии; примерно как привязанность США к тому, чтобы быть "хорошим парнем", создаёт слепоту государства в отношении внутренней социальной несправедливости и зарубежных преступлений.
Я называю это терапевтической привилегией, капитализацию способности игнорировать противоречащую информацию об эффектах нашей техники на пациента. Когда вы объявились источником заверения, становится трудно увидеть, как заверение само может быть унизительным.
Когда психологи настаивают на роли "героя" в клинической истории, они определяют пациента в роль "дамы в беде", в позицию "о, моя ты бедняжка", чья жизнь - бессмысленное страдание и бесконечное бессилие.
Или, иногда, они вербуют пациента в квест по становлению "героем", и подливают бензин в любой тлеющий конфликт в жизни пациента, моделируя самоуверенность, нежели рефлексию и рассудительность. Работа терапевта - разрешать внутренние конфликты, не подписывать пациента в свои бои и дрязги.
Героические терапевты способны причинить великий вред. Как только вы решили, что в некой драме вы - главный положительный герой, вы прекращаете проверку своих мотивов и пересмотр своего поведения.
Никакой конфликт, возникающий в отношениях с пациентов, не может быть на вашей совести; некоторые терапевт будут буквально обвинять пациентов за эти конфликты, однако большинство обвиняет его родителей, или друзей, любовников и начальников.
Самозваные "хорошие ребята" оправданы заранее и могут заниматься всеми сортами нелицеприятного поведения, вроде денонсирования других, злоупотребления властью и отмены встреч.
Безусловно, эти терапевтические "пороки" явно не столь плохи, как массовые расстрелы и допросы, которые также возникают из определённости насчёт праведности своей позиции - но они всё ещё вредоносны.
Толстой подытожил комплекс героя так: "Ясно, что давним убеждением Наполеона было то, что для него невозможны ошибки, и в его уме всё, что он творил, было добром - не потому, что это согласно с какой-либо идеей о добре и зле, но потому, что он это делал".
Свою книгу об издевательстве над детьми я завершил так:
"Когда специалисты липнут к благостным ролям, нас не слышат насильственные или пренебрегающие системы. В благих ролях мы в лучшем случае "праведны", а в худших - самонадеянны, нежели организуем себя вокруг создания реальных перемен.
Когда мы настаиваем на том, чтобы быть "хорошими парнями", мы вызываем оборонительную или уравновешивающую реакцию от семей, и обычно просто неэффективны. Я соглашусь, что цель далеко не всегда оправдывает средства, что излишне жесткие практики нельзя допускать...
Но хотя цель может не оправдывать средства, также и средства не оправдывают цели. Не стоит аплодировать плохим результатам лишь потому, что они были достигнуты мягкими, позитивными и гуманными методами".