Трудно сегодня найти писателя столь же популярного в российской медиасфере, как Дэвид Фостер Уоллес. Однако, поскольку шумиха вокруг «Бесконечной шутки» кажется раздутой издателями и их пиарщиками, для первого знакомства с Уоллесом читать стоит не этот тысяча страничный магнум опус (по крайне мере не сразу), а более компактный сборник рассказов и миниатюр Уоллеса «Короткие интервью с подонками», чтобы получить представление об арсенале художественных средств и идей этого автора. Данный сборник новелл очень разнороден: в нем есть как явно нечитабельные, экспериментальные до эпатажа тексты, которые вообще непонятно на кого рассчитаны (видимо, на тех, кто мнит себя высоколобыми интеллектуалами), так и очень яркие и мощные рассказы (в основном монологи – жанр, больше других подходящий Уоллесу, по крайней мере в нем его мастерство раскрывается с наибольшей силой и эффектностью).
Что касается формального новаторства, то пресловутый метамодерн Уоллеса не предлагает ничего нового по сравнению с постмодерном и никак его не преодолевает, если уж на то пошло. Немногие отличия Уоллеса даже от тех постмодернистов, которые на него несомненно повлияли (Пинчон, например) – в почти полном отсутствии иронии (по крайней мере в этом сборнике рассказов) или сгущение черного юмора до непереносимой черноты, что он даже перестает замечаться читателем, а также главное особенность лучших текстов Уоллеса – их душераздирающая экзистенциальность (а постмодерн, как известно, антиантропологичен). Стремление Уоллеса докопаться до духовной сути, и порой, что уж и говорить, невротическая дотошность и избыточность его текстов роднит его скорее с Достоевским, Сартром, Камю, Селином, но никак не с такими учителями его литературной техники, как Томас Пинчон и Джон Барт.
Установка иных текстов на высоколобость, их в определенной степени пижонский снобизм – отличительная черта не только Уоллеса, но и большинства американских элитарных литераторов (за исключением разве что Франзена, кстати, причисление последнего к метамодерну – вопиющий нонсенс, ибо автор «Поправок», «Свободы» и «Безгрешности» использует скорее домодернистские стилевые приемы, чем экспериментальные экзерсисы «метамодерна»). В отличие от европейских постмодернистов (Фаулза, например), открыто заигрывающих с жанровой литературой, американские жрецы постмодерна, как выпускники университетов США, где в моде - академический волапюк и левацкий новояз, чураются читабельности и увлекательности, ваяя тысяча страничные компендиумы обо всем на свете а-ля «Радуга тяготения».
В чем отличие метамодерниста Уоллеса от них? В том, что он подробно комментирует написанное им самим, обнажая текстуальную функцию автора? Но это было еще в «Бледном огне», и только шизофреник назовет сейчас Набокова «метамодернистом»! Загадка метамодерна – в том, что его нет, нет никакого преодоления постмодерна в современной литературе. Есть новая волна экзистенциальной ориентированности текстов, исповедальной пронзительности, подлинности эмоций и переживаний, которые идут в разрез со стихией карнавальной игры постмодерна, но такие волны были и прежде, просто, возможно, они не становились литературным мейнстримом, как это происходит сейчас. В этой связи именно Уоллесу принадлежит пальма первенства в предугадывании еще в 1990-е этой экзистенциальной волны.
Глубокие познания автора в психологии, психиатрии и психоанализе делают лучшие тексты «Коротких интервью с подонками» чрезвычайно идейно, концептуально и содержательно насыщенными: особенно хочется отметить рассказ «Личность в депрессии», полностью написанный на психотерапевтическом жаргоне и явно имеющий автобиографические корни – ничего подобного лично мне читать не приходилось, здесь форма конгениальна и органична содержанию и требует внимательного, столь же дотошного чтения, что и стиль самого Уоллеса. Также некоторые интервью (книга состоит не только из них), вернее монологи неизвестных лиц, которые порой пестрят откровенными и порой нестерпимо гадкими деталями в основном из сексуальной жизни, написаны в большинстве своем мастерски (автор, дабы не быть обвиненным в сексизме, обозначил интервьюируемых «подонками», однако, это просто типичные мужчины, многое из того, что они говорят, характерно для мужского большинства, думается, и для автора, и для читателей).
Многие рассказы и миниатюры этой книги раскрывают апории семейной жизни и не с самой лучшей стороны, они порой обнажают бессознательные стремления, мысли и мотивы, вытесненные супругами и родителями на периферию психики (особенно мощным вышел монолог умирающего отца молодого драматурга), воспринимать все это читателю и соразмерять с собой – не самое приятное занятие, но зато честное. Уоллес исследует глубины зла в человеке с заправской смелостью ученика Достоевского, но без светоносной нравственной альтернативы последнего, скорее, как читатель «Путешествия на край ночи», чем восприемник «Братьев Карамазовых». В любом случае, если судить по данной книге, Уоллес был чрезвычайно талантлив, но частичная озабоченность формальными задачами мнимого преодоления постмодерна, помешала раскрыться ему в полной мере. Спасение от тотальности постмодернистского карнавала – в прошлом, в реанимации домодернистских литературных техник. Франзен это понял, Уоллес, к сожалению, нет.