Ранние и наиболее сильные тексты Лимонова, к сожалению, однотипны, как и проза Пелевина нулевых-десятых: достаточно прочитать «Эдичку», чтобы все понять в его мировоззрении, но читать ее надо вовремя (до 20 лет), иначе весь индивидуалистический, анархистский пафос раннего Лимонова будет работать вхолостую и не заденет читателя. «Дневник неудачника» - книга более стройная, чем «Эдичка», менее хулиганская, я бы даже сказал, более строгая. Собственно, это стихотворения в прозе, с тем же матом и порнографией, озлоблением на мир и романтическим противопоставлением себя ему. Однако, простота эстетической позы все равно работает: откровения героя, гнездящегося на дне жизни заряжены куда большим нигилизмом и бунтом, чем работы его вдохновителей – Генри Миллера, Селина и Жене.
Когда-то мне уже приходило в голову, что главное отличие Лимонова от Прилепина – порочность первого, его западнический Эрос. Так похабно о любви в нашей литературе до Лимонова вообще-то не писали. В «Подростке Савенко» он расскажет о харьковском воровском отрочестве, и блатной романтике, которая вписалась в хрупкий мир Лимонова-художника очень органично. Мотивы этой «блатоты» есть и в первых его книгах: автор считает себя варваром в мире причесанных буржуа, оттого взялась у него и последовавшая в 1990-е ностальгия по СССР эпохи расцвета – ленинской и сталинской и отвращение к миру «развитого социализма», брежневского гниения и маразма.
Если судить по стихам Лимонова и его первым прозаическим книгам, «развитой социализм» вызывал у него отторжение своей буржуазностью и мещанством, схожим с западным, тем важнее для него в «Дневнике неудачника» воскресить революционную романтику первых лет Советской власти, чтобы поиграть с ней как дитя, как ребенок-вор харьковских окраин. В отличие от «Эдички» здесь нет ставки на шок и эпатаж, хотя и есть неприятные моменты. Здесь гораздо меньше Эроса, зато много Танатоса, желания умереть на передовой. Лимонов – выдающийся поэт героического в эпоху всеобщего разложения, гниения и распада, в эпоху всеобщей демобилизации.
Его не волнует, что революция – это реальная кровь, страдания и несчастья миллионов людей, сытый мещанский мир вызывает у него такое отвращение, что ему хочется дать по нему дубиной (это одна из причин его неприятия Чехова и всей русской классики XIX века, выраженного в его программной статье «Трупный яд XIX века», вошедшей в сборник «Другая Россия»). Лимонова раздражают и злят не только «средние», но и «маленькие» люди: ему чужд какой бы то ни было гуманизм, он – оголтелый ницшеанец (как например, и Елизаров из молодой плеяды, Прилепин – все же нет, он сохраняет преемственность с русской классической традицией любви к человеку, для ницшеанца он слишком тепел, хотя и воспел Эйхманиса в «Обители»).
«Дневник неудачника» - из тех книг, что перепахивают молодое сознание навсегда, а у зрелого вызывают уважение с оговорками-нареканиями и дистанцию, слишком эти стихотворения в прозе опасны для социального благополучия каждого из нас. Когда-то в «Священных монстрах» Лимонов сказал, что от «Тропика Рака» Генри Миллера «несло сероводородом», то же можно сказать и об этой чрезвычайно талантливой, но неприемлемой лично для меня книги. И дело здесь не в позе, не в самолюбовании, не в декадентском упоении пороком («Эдичка» мощнее во всех отношениях, это реальный сгусток боли героя, брошенного любимой), а в неаккуратном заигрывании со злом, которое никогда не проходит бесследно ни для писателя, ни для читателя, если только последний не сохранит по отношении к нему дистанцию (хотя, как мы видели в случае Сорокина, и сам автор может дистанцироваться от ужасов своего текста).