Старший лейтенант Авдонин Валерий Павлович
Я держу в руках слегка пожелтевшую вырезку из газеты на немецком языке. Ее название я уже не помню, тем более, что я его никогда и не знал.
В ней статья – «Witja kann alles», если кто не знает, на немецком языке значит «Витя может всё». На большой фотографии советский летчик с дымящейся беломориной в зубах и, судя по всему, забивающий «козла» в дежурном звене.
Этим летчиком был широко известный в узких кругах профессионалов лучший командир звена, с которым я когда-либо встречался, капитан Петрович. Наш командир звена.
Все от командира дивизии до последнего техника звали его Петровичем. Сам Петрович называл себя Пятнадцатилетним Капитаном – по стажу пребывания в этом замечательном звании.
Достоинства Петровича перечислять было бы довольно долго и утомительно и, вероятно, найдется кто-нибудь, кто скажет, что знал не менее достойных людей. Допускаю. Однако у Петровича было два недостатка, первый из которых – острый язык и некоторая несдержанность суждений, которые помешали ему к 40 годам достичь более высоких должностей. Второй его недостаток – курение всегда и всюду. Многие подозревали, что он покуривает даже в задней кабине «Тамары» – спарки МиГ-21у.
Лично у меня никаких подозрений не было, ибо я это знал точно – курит. Петровича уважали. Летчик он был сильный и грамотный. Довольно грузный, слегка курчавый. На земле казавшийся неторопливым и даже немного вальяжным, в воздухе становился другим – резким, мгновенно просчитывающим обстановку и грамотно на нее реагировавшим.
Очередное ЛТУ. Эскадрилья Миг-21 идет из Финова на Хейдехоф. Туда на высоте 200 м, назад по плану 2400, фактически – 600. Расход топлива нерасчетный, Берлин обходим западом, над ним летать ниже 11000 м. Петрович ведет третье звено.
На возврате в районе Нейруппина горят красные лампы аварийного остатка, стрелка расходомера неуклонно движется к нулю. До аэродрома посадки еще километров 70. Народ сопит, но молчит.
Командир АЭ бодрым голосом говорит, что у него еще 350, в задних рядах уже меньше 300.
И вдруг – ведущий второго звена орет: «Пустите меня вперед, у меня остаток 250». Уверенный голос Петровича успокаивает его: «Не бзди, Игорек, ТЗ (автомашина с топливом) уже взлетает навстречу».
Я до сих пор уверен, что бычок Беломора торчал в левом уголке его рта. Посадка прошла без замечаний. На разборе полетов было нервно, но весело…
В полку событие, из Липецка приехал преподаватель, самый главный спец по аэродинамике, тот, который придумал термин «выполаживание».
Честно говоря, я уже не помню, что он означал.
К доске вызван «сталинский сокол Кирилыч». Ему 40 лет, выглядит на 70. Аэродинамики уже не знает, скорее всего, никогда не знал.
Преподаватель-подполковник рисует профиль крыла и задает вопрос: «Покажите мне, где находится фокус?»
На лице Кирилыча недоумение. Петрович разъясняет подполковнику: «Мы, между прочим, пришли сюда учиться, а не фокусы показывать.»
Служба в Группе Советских войск в Германии (ГСВГ) того времени для летчика, пришедшего из училища примерно через год-полтора, превращалась в череду непрерывных полетов, ЛТУ (летно-тактические учения) и дерготни дежурного звена, когда за смену хотя бы раз поднимали в воздух на перехват воздушной цели.
При этом ты никогда не знал учебная она или реальная, может быть, вообще кому-то что-то показалось.
Дежурили мы, как правило вдвоем, один в ВКК (высотном компенсирующем костюме) без гермошлема, другой просто в комбинезоне.
Чтобы шлем был действительно герметичным, необходимо было надеть кольцо – крепление, внутри которого уплотнительная резина, называемая летчиками гондон. Его, т.е. гондон, в последний момент натягивали, срывая волосы, через голову, на шею.
Получив сигнал, мчались к самолету, на ходу напяливая гермошлем.
Время вылета от сигнала до взлета составляло всего 8 минут, так что действовать надо было быстро. Второй летчик в это время надевал ВКК и был готов последовать за уже сидящим к кабине истребителя. Кроме того, раз по 10 за смену переводили в готовность №1. Причем готовность давали, как правило, в момент принятия пищи. Можно было одни и те же щи начинать хлебать несколько раз.
Капитан Слава Фомин был похож на мячик. Невысокого роста, толстый, весь какой-то совершенно круглый. У него даже пальцы были толстыми, как сардельки. Садясь в кабину истребителя, вернее даже не садясь, а впихиваясь, он сразу же включал все тумблеры подряд. «Чтобы потом не забыть» – , пояснял он. Эта его, с позволения сказать, метода, часто приводила к отказам электрооборудования, так как при запуске двигателя в сети случались скачки напряжения. Кстати, инструкция категорически запрещала включать электроприборы до запуска.
Полковое партийное собрание. Петрович на последнем ряду, мы – его звено, слева на месте. Петрович курит в кулак и внимательно слушает выступающего. В президиуме, как и положено, парторг, ведущий собрание, среди прочих командир полка. На трибуне инженер полка по АО. Обращается к командиру: «Вот Вы говорили, что, если летчик плохо знает технику, от полетов его отстранять и принимать зачет со всей пролетарской строгостью.»
Командир кивает, мол да, так и есть, говорил. Инженер продолжает: «Тогда, почему же отстраненный мною от полетов капитан Фомин, уже неделю прячется от меня и зачета в дежурном звене?»
Петрович, выпустив вниз папиросный дым, приподнялся и помогает командиру с ответом: «А потому, Костя, что таких умных как ты до х.., а ночью дежурить некому!»
Партсобрание ревет от восторга, командир, вскочив, орет: «Петрович, б..., хотя бы здесь помолчи!» А вы говорите, что гласность и плюрализм начались только в 85-ом.
Сегодня воскресенье. Мы с моим ведомым Колей заступаем на дежурство. Зашли на командный пункт, получили необходимую информацию о воздушной и метеорологической обстановке, коды опознавания, пароли и прочее.
– У нас что-то с громкоговорящей связью и сирена не работает, – сообщает нам оперативный дежурный КП, – я послал двух спецов, чтобы проверили и устранили, а пока для связи будем использовать радио и телефон.
– Договорились. Супостаты, надеюсь, сегодня хулиганить не будут, да и наше начальство тоже, наверное, отдыхает. Отдежурим без эксцессов.
По приходу в домик дежурного звена я провел инструктаж техников и механиков самолетов, водителей дежурных автомобилей, проверил связь.
Все как и говорил ОД. У телефона посадил солдата механика, проинструктировал, – «Если что, сразу зови меня!». При этом мною была допущена ошибка, которая могла стоить нам дорого – солдат был таджик!
Доложили на КП о смене. Попрощались с уже отдежурившими и сели смотреть телевизор. Как обычно, в воскресенье с утра ничего интересного. Время идет, тишина, начинаем подремывать.
Вдруг в комнату врывается солдат, дежуривший у телефона. – Товарищ капитана, там капе гавари паравоз! – Какой паровоз? Боец, ты что, охренел?
Боец обиженно шмыгнул носом и ушел, чтобы через минуту опять заорать: – Она гавари, паравоз!
Я нехотя поднялся, взял телефонную трубку и позвонил оперативному:
– Что там за паровоз у тебя ездит? – Какой на хрен «паровоз»! Паре воздух!!!
Из Книги "Лётчицкие рассказы". Книга 1. Под общей редакцией Анатолия Сурцукова . Рисунки Владимира Романова.