Один мой знакомый художник поехал летом в Италию на пленер. И я, как человек, далекий от живописи, а потому, как все неофиты, естественно, лучше всего разбирающийся в ней, увязался на ним.
Однажды мы с ним пошли кружить по маленькому городку с тем, чтобы найти ту единственную ниточку, дернув за которую, можно попытаться распутать весь этот клубок тесных переулков, тупиков, заборчиков, ниш, ступенек, черных, густых, как сажа, теней, синих лоскутков неба и сливающейся с ним бескрайней глади моря.
Время, словно тень от каменного забора, лениво ползло к полудню, солнце изрядно подогрело камни, узкую тропку вверх мы все же обнаружили, но устали.
На пару метров мы возвысились над уровнем моря, волны которого маслянисто плескались, словно на сковородке.
И вот он, казалось, нашел то, что искал. Каменный домик с неровной кладкой в два этажа, с застывшими, слово в забытьи, ставнями, невысокий забор, асфальтовая дорожка, серенькая, шероховатая, как ящерица, лестница, внизу приснопамятный треугольник моря и лазурное полотнище наверху.
Денек удался на славу, вся палитра налицо. Твори, молюй! Художник быстро, покуда тени не убежали к его конкурентам, установил этюдник, приготовил палитру и начал рисовать. Его кисточка, изрядно испачкав белый лист, сходу атаковала итальянский пейзаж. Однако не тут-то было. Пейзаж в руки не давался.
Мне вначале показалось, что мы зря тратим время. Пейзаж довольно уныл. Даже старичок в темной панаме, собиравшийся куда-то идти, застыл или уснул на приступочке. Но художник вновь размашисто заработал кистями, словно строитель мастерком, и начал приводить окружающую действительность в надлежащий вид.
Первым делом он немножечко изогнул линию горизонта, за скучноватую утлость которого отвечали горы. С левой стороны притянул за уши откуда-то сверху башню крепости, посчитав, что этой черной ладье немного тесновато в верхнем городе и что, освободив ее от многочисленных, лишних на его взгляд деталей - стен, оранжевых крыш, антенн, проводов и прочей дряни, он воздаст должное ее красоте. К тому же несколько щербатые зубцы этой башни, словно улыбка старика, ему нужны были в качестве ритма.
Ладья на его полотне засияла, как новенькая, как только что построенная шабашниками из Калабрии! Справа ритм подхватил черный старинный фонарь, прилепившийся к домику, словно осиное гнездо. И должно быть еще одна деталь приглянулась ему - серебряная пуговица зеркала в центре, на повороте, который переломил улицу надвое, словно багет. Из зеркала выглянул черный зрачок той стороны улицы, которая была нам не видна. Обратная сторона луны!
Ну, на что еще нужна пуговица, если ею нельзя пристегнуть пейзаж к холсту? И, кажется, моему мазиле это удалось, если бы не мешали машины. Они, словно юркие мышки, довольно часто выныривали из тени дома, удлиняя ее. Да совсем некстати проснулся было старичок. Или это время проснулось и потекло, как эскимо на палочке...
Вспыхнувшее над нами, словно лампа, солнце стерло тени, поэтому художник поначалу лихорадочно латал холст светлыми и темными пятнами, но потом прекратил это гиблое дело. Солнце ведь итальянское. А стало быть, продаст и обманет.
Ненадежное солнце!
Да, собственно, сюжет уже готов. Детали уже потом допишет недостоверная память. А если что не вспомнит, то вездесущий гаджет поможет!
Но, после двух часов, проведенных мною возле этого архитектурного хлама, словно в мастерской с реквизитом, моя память вдруг произвела раскадровку. И оказалось, что эта кривая улочка, изогнутый скрипичным ключом фонарь, старый забор в заплатках света, кусты, прущие на свет божий с неистовой силой, черные кипарисы, таинственная ладья замка, запах масляной краски, лазурная даль неба или моря (между ними нет четкой границы), дедушка с граблями, словно с расческой, с начесом травы на них – всё это уже и мое!
Вот ведь как оно. Искусство из детали, из хлама творит, возрождает целый, кажущийся поначалу мертвым мир, и потом вдруг получается, что все это, как по мановению волшебной палочки, оживает.
Но кто этому виной? Папа Сикст, щедрая итальянская натура, а может быть, терпкое местное вино, которое мы пили из бутылки маленькими глотками, чтобы не опьянеть, и, конечно, опьянели?
Вот так я запомнил это местечко – Гроттаммаре - гротты, которые прорыли еще древние римляне в горах и море. Из чего и сложилось, как в пазлах, это имя.
Вот и все. И ничего больше.
Картина... маслом, которую художник, к слову сказать, так и не дорисовал и забросил.
А я запомнил и дорисовал. За него.
Картина эта теперь по праву принадлежит мне, хотя она и не существует…
