С утра опять тот же разговор, мысли о смерти и невозможности продолжать свое дальнейшее существование. До чего тяжелый человек... Сидим за столом, я завтракаю чаем с сыром, а Жан — сыром с вином. От полбутылки вина он уже пьян.
- Тебе не приходит в голову, что я здесь гостья, и мне некуда деваться от твоего мрачного настроения?
- Тот, кого растоптали как жалкое насекомое, не имеет права выразить крик боли?
- Это я растоптала тебя как жалкое насекомое?
- О, нет!
- А кто?
- Судьба.
- Но судьба в моем лице?
Мнется.
- Ну говори же, кто?
- Кто-то... невидимый.
- Бог?
- Н-н-не знаю,
Замолчал. Сидит, повесив голову, кажется, сейчас заплачет.
- Я знаю, знаю... - шепчет он, - я знаю, что я сделаю. Я приговорю его, я его накажу. Он поплатится за все. Моя ненависть дойдет и разрушит его жизнь. Я отомщу. Я пошлю ему бомбу в коробке из-под конфет!
Бедный Жан. Даже разозлиться как следует не умеет. Как нелепо звучат в его устах фразы ненависти. Эффект от них такой же, как если бы мой самодельный мишка возненавидел весь мир и решил бы высказать это на своем мимимишном языке. Нет, этот человек определенно не рожден для ненависти, ни даже для агрессии или простого раздражения.
Однако чувствую, что меня начинает накрывать тоска по родине. Борща сварить, что ли? Надеюсь, он тоже покушает и успокоится, а то с утра кроме вина и сыра ничего не ел.
- Поехали в супермаркет, - предлагаю я. - Купим продуктов на борщ.
Жан мигом оставляет свои террористические идеи и соглашается. Мы садимся в машину и едем в Меркюэс.
В супермаркете всего полно: на отделе овощей неведомые зеленые загогулины, причем с десяток сортов, капусты семь видов, артишоки — я вижу их в первый раз и спрашиваю, что это. Но вот беда, не сыщешь обыкновенной белокочанной капусты и буряка. Пришлось купить капусту, по виду наиболее напоминающую нашу, только с синими прожилками. На полках лежит уже готовый сваренный буряк.
- А сырого буряка нет? - спрашиваю.
- Чего?
- Буряка. Ну вот это, - указываю на вакуумный пакетик с бурыми комками в черно-красной жижице, - только сырое. Свекла.
- Свекла? Нет. У нас только вареная, для салатов.
- Жан, а как ты не знаешь самых простых слов? И с сушилкой ты меня повеселил.
При этом вспоминаю, как однажды он замешкался, когда я попросила: «Посмотри, я выключила печку»? Жан растерянно озирался по кухне, ища глазами девайс, о наличии которого в своем доме не подозревал.
- Мне так хотелось скорей овладеть русским, что после азбуки я сразу перешел к философии. Читал Соловьева со словарем. Потом принялся за Розанова и Даниила Андреева… А до буряка и сушилки так и не дошло.
- Ты читал Даниила Андреева?!
- Да.
- Почему именно его?
- Я не знаю, он попался мне… Почему ты смеешься?
- Нет, ничего, извини. Просто мне кажется, это не самое русское чтение.
- Мне тоже так показалось, - Жан улыбнулся, - и он очень оригинален, да.
- Из всей его «Розы мира» мне запомнилось только одно слово, - сказала я.
- Какое?
- Уицраор!