Посидев еще немного в кресле, она встала и подошла к окну.
За стеклом были сгущающиеся сумерки. Пахло влажной землёй и вечерним озоном. Город предзакатными красками багрового, фиолетового и синего окрасился в таинственные, багряные тона.
- Хорошо-то как! - подумалось ей. - Словно в душу весна заглянула.
Она опустила подбородок на прохладную штору и улыбнулась. Затем оглянулась на темно-зеленые обшарпанные стены, на серое, задымленное небо, на грязные окна. Из одного из них, через тонкую щель падал солнечный луч, высвечивая пыльный пол и мусор под ним.
Роза достала из кармана пальто сигареты, но так и не смогла прикурить, он ей мешал. Она привычно покосилась на часы:
- Что за чертовщина? - пробормотала, откручивая пустую зажигалку.
И вдруг, словно ожёг, резануло мысль.
"Как же я тут одна, со всем этим бардаком?"
Она быстро встала, подбежала к краю подоконника и, перегнувшись, посмотрела вниз.
Передо мной раскинулась огромная масса домов. Видны тёмные крыши, а кое-где тёмные островки дворов, а вдалеке, в тёмной дымке, теряется, похожая на игрушечную, Останкинская башня.
Я ведь даже не знаю, как выбраться отсюда.
И чего ради я так разболталась? Ведь, с одной стороны, есть попрошайки, алкаши и бомжи. С другой, мальчики, таскающие немытыми руками мои вещи. С третьей, вездесущие гаишники, швыряющие меня в потоке машин.
А с четвёртой, напротив, ухмыляющийся бандит с пистолетом.
Всё это накладывается одно на другое и "калейдоскоп", если можно так выразиться, идёт своим чередом.
Вот и сейчас, по этому узкому балкону, я чувствую себя слепым, у которого внезапно отключили глаза.
Эта мысль резанула меня, как бритвой.
Несколько мгновений я сидела, глядя вниз. Потом, будто очнувшись, решительно открыла ногой дверь и вышла на улицу.
Вцепившись в перила, я долго стояла, глядя вдаль.