-Не бойся. Я не причиню тебе зла. Я очень люблю тебя Агнесса, как и всех вас, девочек моих.
Агнесса отпрянула от окна - тень тоненькой женщины казалась нарисованной серебристым карандашом на темном стекле, только вот художник оказался колдуном и рисунок ожил. Страха она не почувствовала, только удивление, да и оно было не сильным, как будто, когда-то во сне, или наяву, в детстве она уже видела эту женщину - юную, красивую, с тёмными, как ночь, волосами, покрывалом укрывающими её изящное тело почти до пят. Агнесса хотела было открыть окно, но женщина остановила её тем самым жестом узкой ладони, который она и сама часто использовала, почти не понимая, откуда это взялось.
-Мне не нужно открывать, я прохожу сквозь. Мне нужно только твоё разрешение - ты же не против, Ганя?
Агнесса кивнула, как завороженная, женщина скользнула сквозь стекло, подошла, прикоснулась к руке, чуть погладила. От её пальцев шло странное тепло, как будто она держала в ладонях маленькое солнышко, и Агнесса развернула руки, чтобы соприкоснуться ладонями, как будто это было велено ей свыше. Женщина улыбнулась, помолчала, потом тихонько сказала
-Ганя. Ты знаешь кто я?
Агнесса кивнула - она узнала прабабушку, даже не потому, что о ней ей рассказывал отец, а просто - знала и все. Акулина прошла по комнате, погладила тоненькими пальцами нежную ткань платья, разложенного на столе, поправила складку у талии.
-Сохранилось. Как новое. Это хороший знак, Ганя. Будешь счастливой.
Она села напротив Агнессы на маленькую табуретку, откинула волосы назад, и Ганя увидела как сквозь её почти фарфоровое тело просвечивают звезды, заглядывающие в окно.
-Я шила платье для Марины. Но не случилось, видишь какая у неё судьба. Даже мы не можем вмешаться в это, судьбу преодолеть никому не дано. Но то, что ты его наденешь на свадьбу -это прекрасно. Это платье для белой ведуньи - ты несёшь свет, не тьму. И сила твоя вечна. Держись света, Агнесса, уйти в тьму легко, вернуться трудно. Невозможно почти. Помни об этом.
Акулина встала, подошла к Гане, поцеловала её в темечко и исчезла, растворилась, просочилась сквозь стекло.
…
Андрей медленно шёл по дорожке навстречу невесте - большой, красивый, темно-серый костюм идеально сидел на его мощном теле, загорелая кожа добавляла юному лицу пару лет - настоящий мужик, не мальчик. В руках он нёс огромное белое облако, и Агнесса даже не сразу поняла, что это, и лишь когда Андрей подошёл ближе, поняла - это хризантемы, те самые, её любимые, мелкие, пахнущие хвоей и свежестью, огромный букет. Холодный ветер приносил заряды снежной крупы, но Ганя этого не замечала, ей было жарко от волнения и любви, она хотела было сбросить шубку, которая прятала её прекрасное платье, но Андрей придержал её руку, закутал невесту поплотнее. Потом прикоснулся губами к её виску, прошептал
-Я счастлив, Ганя. Как я счастлив! Как я люблю тебя!
…
Весна кралась в село тихонечко, пряталась в лесу, как тать, выбралась изредка, дышала теплом, а потом снова убегала, делала вид, что не при чем. Агнесса больше всего любила это время - нежное, когда все только ожидается, но уже синие вечера пахнут цветами, и жизнь начинается заново. Это ощущение возрождающейся жизни было особенно сильным, потому что жизнь зародилась и в ней. И тихонько, никому пока не признаваясь, она прислушивалась к себе, таяла от счастья, боялась его спугнуть. Да и говорить об этом пока не хотелось - умирал Вадим Он лежал под иконами, вытянувшись в струнку, закрыв глаза и тяжело дышал. Уже месяц он никого не узнавал, говорил что-то быстро и невнятно, как будто разговаривал с кем-то, видимым ему одному. Агнесса помогала ему, как могла, но что-то держало его душу здесь, не отпускало, мучило. В эту ночь все уже легли спать, но Агнесса никак не могла оставить деда, сидела рядом, держала его за руку. Вдруг он открыл глаза, посмотрел на неё ясно-ясно, как будто и не было никакого беспамятства, улыбнулся
-Ганя, там бабушка твоя - такая красивая. Я так любил её. А она Андрея всегда помнила. Не держи меня, отпусти. Мне пора. К Марине. Дитё береги, прощай.
Агнесса отпустила руки и Вадим чуть дернувшись, замер и ясные глаза подернулись туманом, остановились, успокоились.
…
-Солнце моё, родное. Что же ты молчала, глупая? Ты понимаешь, сколько ты у меня счастливых минуток отняла? Я тебе!
Андрей был так счастлив от известия, что Ганя даже испугалась - не повредился бы умом. Она и говорить - то не хотела, думала пусть пройдёт девять дней с ухода Вадима, но не выдержала. И теперь они пили свое счастье, как дорогое шампанское, хмелели от радости, стыдились этого в траурные дни, но снова пили. А весна все смелела. Заливала половодьем луга, заносила улицы метелью осыпаюшихся вишнёвых лепестков, вторгалась в открытые окна сиреневым ароматом, и ей было все равно, что в почтовом ящике ожидает счастливого Андрея повестка. А Ганю долгая разлука на целых два года. Ей, этой безалаберной весне, было это не важно…