Дун остался один. Некоторое время он сидел неподвижно, уставившись невидящим взглядом в плюшевые морды. Тишина навевала сон. Сновидения проплывали над ним, как облака. Так и не пролившись на Дуна, они таяли. Наслушавшись тишины, он тяжело поднялся. Дело, не терпящее отлагательства, требовало сил и сосредоточенности, остроты мысли и бодрости. Тело и мозг требовали отдыха. Душ и кофе обещали это дать. Зёрна кофе, замечательного напитка, Дун пронёс через туннель из сумасшедшего и несовершенного мира, устроил под крышей небольшую плантацию и несколько лет тайно собирал урожай, нарушая главный закон планеты, запрещавший вносить что-либо извне, способное изменить существующий порядок или экологическую обстановку.
Ледяные струи секли мускулистое тело. Вода смывала грязь и усталость. Горечь кофе изгоняла остатки сна и вместе с тем позволяла расслабиться, ненадолго, но Дуну хватило этого, чтобы изыскать силы для не терпящего отлагательства. Он прошёл через несколько комнат и остановился перед огромным во всю стену зеркалом. Зеркало было заключено в кованую раму искусной работы — пальцы гостей Дуна непроизвольно тянулись погладить листья металлических ветвей. Смотрящийся в зеркало боролся ещё с одним искушением — переступить через порог рамы и шагнуть в зеркальное продолжение комнаты. Дун шумно подтащил к зеркалу стол, кресло, уселся в него, подвинул к себе коробку с гримом.
— Каждый раз перед тем, как отправиться в туннель или заняться расчётами, ты гримируешься, мастер Дун, — над левым плечом Дуна раздался требующий объяснений капризный голос Духа-дома-Дуна.
— Сперва я должен обмануть себя, а уж потом остальных, а разве с таким лицом обманешь кого-нибудь, — Дун пристально разглядывал своё отражение.
Под яркими зелёными глазами пролегли чёрные тени, углы чётко очерченного красного рта опустились, на посеревшей коже пробивалась щетина – душ и кофе взбодрили мастера, но не стёрли следы усталости с его скуластого лица.
— Начинать игру с таким лицом – сразу обречь себя на провал, - широкими небрежными мазками он нанёс основу грима.
— Сейчас я стану великим обманщиком. Я стану хитрым. Сперва брови. В каждом изгибе будет таиться обман. Теперь займёмся глазами. Сделаем их узкими, чтобы скрыть зеркала души. Губы станут тонкими, как змеи, чтобы слова извивались и извращали истинный смысл, — постепенно лицо Дуны становилось характерной маской из театра мимов.
— Не достаёт лишь на лбу «хитрец» написать, — фыркнула Дух-дома-Дуна.
— Отличная идея, — явно обрадовался находке Дун, — я так и сделаю.
Он быстро начертил на лбу заковыристые буквы.
— Жаль, у меня почерк неразборчивый, — посетовал он.
— Ты сам-то можешь прочесть, что написал? — хмыкнула Дух-дома-Дуна.
— Не всегда, — ответил Дун, изучая своё отражение, — прочти его, попробуй. Надо было справа налево писать. Вместо «хитреца» «цертих» вышел. А знаешь, по такому принципу работают колдуны: слово, написанное на лбу, чтоб войти в образ — это почти заклинание или магический знак. Я никогда ещё не пробовал так работать, но чувствую, помогает, и я в состоянии сочинить начало истории о том, кто и как поможет мне добыть фрагменты мозаики.
Дун вскочил и возбуждённо забегал по маленькой комнате с увлечением обкусывая ногти. Благо, мебели в комнате было мало и опрокидывать было почти нечего, только под ногами хрустела разная ерунда, забытая Дуном — горшочки с красками и чашки, которые недавно расписывали этими красками. Туфли Дуна из серых стали радужными, как крылья бабочек. Он энергично жестикулировал и что-то объяснял сам себе вполголоса. Его бормотание и порывистые движения как-то не вязались с образом, созданным гримом. Хитрец вышел немного сумасшедшим.
— Если разобраться, я толком не знаю, что мы ищем и где это надо искать. Мне нужен помощник. В помощники следует взять создателя, иначе пользы не будет. Создатель должен быть хорошим мастером, таким, как Тиннор, например, — Дун вспомнил о своём вечном сопернике и скорчил недовольную мину, отчего маска полоумного хитреца превратилась в маску хитреца, наевшегося перцу.
— А лихо было бы впутать в эту историю Тиннора, — Дун зажмурился от удовольствия, представляя, как заставит своего недруга вытаскать для себя каштаны из огня и проделать массу дурной работы.
— Так ему и надо, - приговаривал Дун, танцуя на осколках чашек.
— Как же, станет он помогать тебе, — подала голос Дух-дома-Дуна, — или, что гораздо веселее, дело примет другой оборот: мастер Тиннор заинтересуется мозаикой и решит действовать один, без тебя, и вместо помощника ты приобретёшь опасного конкурента, и уже он тебе скажет: так тебе и надо.
— Не скажет. Не заинтересуется, — небрежно отмахнулся Дун — Я заинтересую его кое-чем другим. Мастер Тиннор — известный коллекционер. Выманить его из логова — проще простого. Этот вселенский старьевщик пойдет, куда я ему укажу. О, этот барахольщик у меня в кармане. Из-за гораздо менее интересного хлама он спускается в туннель, а я ему подсуну такую вещицу, что его коллекционерская душонка выпрыгнет из тщедушного тела.
— У него не тщедушное тело, — вступилась Дух.
— Я давно подозревал, что ты неравнодушна к Тиннору, а потому твои суждения пристрастны и не имеют никакого значения. На чём я остановился – ах, да, я приманю Тиннора скрипкой. Ты слышала о скрипке? Тиннор тоже не слышал. Это его и погубит. Можно считать, он у меня в руках.
— Очень нужна ему твоя скрипка, — если бы у Духа были губы, она бы их скривила.
— Нужна, — в голосе Дуна звучал цинизм, какой даёт знание слабых сторон противника и уверенность в собственных силах. – Ему в принципе нужны вещи. Тиннор без вещей перестанет быть Тиннором.
— Клептомания, что ли?
— Гораздо серьёзнее. Тебе не понять.
— Ты расскажешь мастеру Тиннору о скрипке — он добудет скрипку, и твоё влияние на него закончится.
— Не добудет, — Дун приложил к плечу воображаемый предмет, согнул в локте руку и стал размахивать ею, будто собирался распилить что-то надвое, — у скрипки будет хозяйка, и она ни за что со своей скрипкой не расстанется. От девушки я многого ожидаю. Я постараюсь, чтоб она всё время была на шаг впереди Тиннора, тогда он будет гоняться за её скрипкой, как за фата-морганой и там, где это будет нужно мне.
— Женщина, — недовольно сказала Дух-дома-Дуна, — где женщина — там беда. А вдруг Тиннор и девушка поладят?
— Не поладят, — засмеялся Дун, — для этого существует ревнивая Дегена. Она глаз с Тиннора не спустит и не позволит ему увлечься девушкой. Начало цепочки уже вырисовывается. Остается выяснить маршрут поиска.
— Дегена убьёт твою девушку из ревности, мастер Тиннор получит скрипку, и твоя цепочка оборвётся, — торжествующе выпалила Дух-дома-Дуна.
— Не убьёт. Дегене не справиться с девушкой. Наша скрипачка представляет собой неизвестную величину, — в этом всё дело. Мастер Хэл ждёт от меня предсказуемой игры, логичных ходов и поступков, а я поставлю на случай. Эта девушка внесёт в игру элемент неожиданности, что позволит мне разрушить планы Хэла, — Дун улыбнулся, довольный собой.
Варианты событий, глобальных и незначительных, сияющими линиями пронизывали пространство, сплетаясь в октаэдральную паутину, завязываясь в фатальные узлы со зловеще ярким свечением, расходились веером вероятностей и, отразившись в кривом зеркале случая, ломались и дробились в мясорубке времени, чтобы сверкающими осколками осыпаться в непрерывно вращающийся калейдоскоп мироздания и где-то в глубине его памяти, куда складываются копии однажды выпавших комбинаций, дающих пищу для роста непрерывно изменяющих цвет кристаллов, преломиться сквозь их призму и разойтись в разные стороны спектром следующих вероятностей. Дун нашёл своё место в пространстве. Как только павлин распускал хвост, мастер умудрялся выдрать для себя перо. Он знал, когда и под какой луч вероятности подставить своё зеркало, чтобы направить событие в нужное ему русло, знал, когда и где нужно очутиться, чтобы получить приз судьбы, называемый счастливым стечением обстоятельств, наконец сам устраивал счастливое стечение обстоятельств, разворачивая свой веер вероятностей. Недавно он обнаружил чужое беспорядочное вмешательство в его игры. Беспроигрышные комбинации стали давать сбой, планы срывались, хитроумнейшие ходы проваливались, случайно, казалось бы. Раз, другой, третий — Дун проанализировал ситуацию, взвесил, измерил, просчитал, нашёл закономерность и разыскал виновницу — темноволосую девушку, тоже играющую, но не событиями, как он, а на скрипке. Потревоженное девушкой пространство сотрясало другие слои, от сотрясений волнами разошлись колебания, срезонировали в разные стороны кругами на воде, и передвинули фигуры на доске Дуна. Эту девушку без натяжки можно было назвать случаем. Случай лучше держать при себе.
— А что, мастер Хэл хороший создатель? — поинтересовалась Дух-дома-Дуна.
— На класс выше, чем я, - признался Дун.
— Тогда ты напрасно отпустил с ним Доуба. Мастер Хэл найдёт, что ему предложить. Доуб зол, я не стала бы ему доверять.
— Ты думаешь, Доуб способен предать меня? — задумчиво спросил мастер Дун, — именно этого я от него жду и надеюсь, он меня не разочарует. В каждой истории есть свой предатель, будет лучше, если я назначу его сам. Я должен пустить Хэла по ложному следу и сделаю это при помощи ничего не подозревающего Доуба. Доуб ещё не предал, но я знаю, что предаст. Итак, для начала у меня есть мастер Тиннор, девушка со скрипкой, Дегена и Доуб.
— А дальше? - полюбопытствовала Дух-дома-Дуна.
— Слишком много хочешь знать, больше, чем я, — Дун нарисовал пальцем в воздухе нос и щёлкнул по нему.
— Ой-ей, - взвизгнула Дух-дома-Дуна, — больно!
Нарисованный нос растаял в воздухе.
— В следующий раз я нарисую тебе задницу и выпорю, — пригрозил Дун.
— Мастер Дун, — захныкала Дух-дома-Дуна, — почему только нос и почему на мгновение, чтоб щёлкнуть по нему. Я хочу настоящее тело, большое и упитанное.
— Чтоб приставать к мужчинам. Дудки.
— Ты создал Доуба, — не умолкала Дух-дома-Дуна, — почему бы тебе не создать тело мне?
— Опять ты за своё, — поморщился Дун, — я уже объяснял тебе — это не в моей власти. Доуб — фантом, тело без души. Он такой, каким я его задумал, механическая игрушка. А ты — дух, я сумел поймать тебя и приручить. Не в моих силах создать тело и вселить в него дух. Надо быть богом, чтобы сделать такое. Я всего лишь создатель туннелей, попутно играющий в игры, придуманные мной самим.
— А мастер Хэл может дать мне тело?
— Сомневаюсь. Но, к делу, не отвлекай меня. Есть несколько неясных моментов. Во-первых, где пропадал целую вечность Хэл? Я уже не надеялся увидеть его живым. Во-вторых, он рассказал мне далеко не всё. В-третьих, у него есть несколько фрагментов мозаики, и я очень хочу взглянуть на них. Для этого мне придётся заглянуть к мастеру Хэлу в гости, и похоже, без приглашения.
Привычным приёмом, отработанным за много лет, Дун сосредоточился. Свет в комнате медленно померк. В наступившей темноте Дун щёлкнул пальцами и высек пламя. Маленький огонёк, плясавший на среднем пальце, отголосок сияния в туннеле, осветил стену. Дун внутренне настроился, и размытое пятно света стало ярким, чётко очерченным кругом. Пальцы другой руки быстро задёргались, зашевелились, необычайно гибкие, они гнулись во все стороны, будто в них не было суставов, и отбрасывали странные тени на стене. В беспорядочном метании обозначились три фигурки: девушки, скрипки и собаки. Пламя цвело на пальце, тени трепетали на стене. Круг света стал выпуклым. Он рос, будто мыльный пузырь, выдуваемый из трубочки, бока его радужно переливались. Девушка, скрипка и собака обрели цвет и объём. Пальцы Дуна прекратили свой танец. Миниатюрные девушка со скрипкой и собака двигались самостоятельно. Круг света превратился в радужную сферу и выплыл из стены. Девушка и собака в сфере дышали, моргали. Дун подставил ладонь. Девушка и собака прыгнули в неё. Сфера с тихим звоном лопнула, брызги с шипением погасили пламя, дрожавшее на пальце Дуна. В комнате стало светло. Палец Дуна дымился. Дун схватился за мочку уха.
— Что это ты делаешь, мастер? Магический жест? — поинтересовалась Дух-дома-Дуна.
— Разве ты не знаешь этого испытанного средства: если обжигаешь палец — хватайся за мочку уха, и ожога как ни бывало.
— Помогает?
Дун отнял палец от уха. Ноготь обуглился, на подушечке отливал перламутром волдырь.
— Да как тебе сказать, в принципе помогает, а в частности — не очень. Возможно, я поднёс палец к мочке уха недостаточно быстро, или надо иметь какое-то особое ухо.
Дун выдвинул ящик стола, бережно, двумя руками достал из него шкатулку-сундучок, вынул из уха серьгу в виде колечка с нанизанными на него ключиками, такими крохотными, что выбирая нужный, ему пришлось воспользоваться пинцетом и увеличительным стеклом, опять же при помощи вышеуказанных инструментов, он вставил ключик в едва различимую щёлку замочной скважины, повернул его в соответствии с положением секундной стрелки настенных часов, откинул крышку. Надо ли говорить, что шкатулка была музыкальной. Под звуки мелодии, охраняющей его секреты, он достал колоду карт с весьма интересными изображениями, слишком натуральными для обычных голограмм: ландшафты, такие разные, что существование одних делало невозможным рядом с ними существование других; создания, различия в облике которых говорили не о народах, но о расах, настолько чуждых друг другу, что образ жизни одних был оскорблением эстетических норм других; и то, как они гармонично вписывались в свои ландшафты, служило неоспоримым доказательством их бытия. Дун взял чистую карту и задумался: нужна одна карта на троих — девушку, скрипку и собаку или для каждого изображения выделить по карте? Он выбрал из колоды ещё две чистых карты. Дун осторожно взял из рук девушки скрипку и положил инструмент на белую поверхность. Скрипка приросла к карте. Дун небрежно подхватил собаку двумя пальцами, намереваясь посадить её на следующую пустую карту. Возмущённый столь бесцеремонным обращением зверь извернулся и цапнул Дуна за палец. У настольной собачки зубы оказались острыми, как иголки. Дун выронил пса. Пёс встряхнулся и принял угрожающую позу. Дун попробовал щелчком загнать его на карту, в результате был атакован и ещё раз укушен. Мастер одёрнул руку и задел окровавленным пальцем карту со скрипкой. По инструменту расползлось красное пятно.
— Сейчас я тебя, - Дун попробовал прихлопнуть собаку картой.
— Не вышло. Пёс решил стоять насмерть и растерзал ещё один палец. Дун машинально поймал пролетавшую мимо муху.
— Мясо, - воскликнул он, — как же я сразу не догадался.
Дун вырвал волосок из своей пышной шевелюры, обмотал им полузадушенную муху и поднёс приманку к носу собаки.
— Мясо, — повторил он, - ням-ням, пёсик.
Пёс был голоден. Муха показалась ему лакомым куском, и убеждения его поколебались. Зверь охотно потрусил на карту и с жадностью набросился на дёргавшую шестью лапками добычу. Когда с мухой было покончено, пёс с сожалением обнюхал место, где только что лежало насекомое, и вспомнил о пальцах Дуна. Шерсть на загривке собаки встала дыбом. Убеждения вернулись к миниатюрной овчарке, но сойти с карты пёс уже не смог.
Дун попытался стереть кровь со скрипки. Он неосторожно задел струны — они с писком лопнули и веером разошлись в разные стороны.
— Знамение, — торжественно объявил Дун, указывая на изувеченный инструмент единственным не укушенным пальцем правой руки.
— Что оно обещает? — с испуганным уважением спросила Дух-дома-Дуна.
— Понятия не имею, — сказал Дун.
Он взял оставшуюся пустую карту, предназначавшуюся для девушки. Рука с картой замерла в воздухе – девушки на столе не было.
— Удрала, — констатировал он, - запомни новую примету, Дух: искусанный создатель и порванные струны — к сбежавшему фантому.
Дух внимательно осмотрел поверхность стола, заглянул в коробку с гримом, залез под стол, обыскал всю комнату — тщетно: та, которую он сравнил со случаем, исчезла.
— Поищем в другой комнате? — предложила Дух-дома-Дуна.
— Проще сделать ещё одну такую же, — Дуна не привлекала перспектива обыскивать комнату за комнатой. В его доме было, где спрятаться крошечному фантому.
Вторая девушка, копия первой, шагнула из сферы в ладонь Дуна. Дун тут же отправил её на карту, затем выбрал из колоды карты с изображениями Тиннора, Дегены, Доуба, Хэла. Каждой картой он с размаху шлёпал по столу, будто играл партию с невидимым партнёром.
— Сколько должно быть карт в колоде? — поинтересовалась Дух.
— Сколько захочу, — ответил Дун.
— А мою карту? Ты забыл сделать мою карту. Ведь я тоже существую и могу влиять на ход событий, - напомнила Дух-дома-Дуна голосом, полным отчаянья и возмущения.
— Ты — дух. Карты с твоим изображением не может быть в принципе, потому что тела у тебя нет, — отрезал Дун, выбиравший из колоды нужные ему карты, — карта дома Тиннора, карта моего дома, — перечислял он.
Дун перетасовал колоду и принялся раскладывать пасьянс, выясняя возможные варианты событий.
— Карта Доуба не ложится рядом с картой Хэла. Странно, — покачал Дун лохматой головой, — как же Доуб будет предавать меня Хэлу, если пути их не пересекутся.
— Уже пересеклись, — напомнила Дух-дома-Дуна.
— Они должны не просто встретиться и наболтать друг другу гадостей обо мне. Они должны подойти друг к другу, как шестерёнки, чтобы я смог запустить механизм. У них должно стать общим пространство, в котором я буду манипулировать ими, насколько вообще возможно манипулировать Хэлом. У каждого существа есть возможность выбора, как ему поступить в той или иной ситуации, то есть, вероятности тех или иных поступков, влекущие за собой последствия, расходящиеся и далее веером вероятностей. Помимо играющей судьбы есть ворох запасных. Мне нужно добиться, чтоб вероятности Доуба и Хэла пересеклись, тогда я смогу рассчитать модели их поведения, и к каждой модели подготовить свой вариант развития событий, учитывая все возможные влияния и вмешательства извне.
— Оказывается, Доуб не один. Доубов много, — глубокомысленно произнесла Дух-дома-Дуна, — один Доуб предаст, а другие и не подумают предавать, какой-нибудь из Доубов совершит побег, ещё один Доуб избавится от горба и о его красоте сложат легенды, следующий Доуб предаст и тебя, и Хэла, а очередной Доуб вообще станет императором. Что же это получается? Часть Доубов разберёт неудачные варианты судеб, и тогда оставшимся Доубам достанутся самые сливки. И только у меня ничего нет — ни тела, ни сливок.
— Сейчас мы подсчитаем количество материала, расходуемое на полноценную игру — так, чтоб не скаредничать, но и не допустить перерасхода средств… Определимся с числом реально существующих игроков-людей… Вычислим процентик незапланированных игроков… На одного игрока приходится по три фантома, на незапланированного игрока — по два… Умножаем-прибавляем… Вводим коэффициент неблагоприятных условий… Делаем поправочку на вмешательство извне и получаем… Что ж, результат вполне приемлем, — Дун отложил лист бумаги с расчетами в сторону, взял другой, чистый.
— Необходимо учесть движение звёзд, составить гороскоп на каждого участника и узнать прогноз погоды на месяц вперёд. Набросаем план действий и прикинем вероятные отклонения от него, подумаем, как поправить дело в случае возникновения препятствий, набросаем запасные варианты.
В дверях показался Доуб. Мастер заметил его отражение в зеркале, сгрёб карты и бумаги в кучу, накрыл их руками.
— Проводил? — спросил Дун.
— Да, мастер, — Доуб стоял в дверях и переминался с ноги на ногу — входить не велели, но и не отсылали прочь.
— Что так долго? — небрежно поинтересовался Дун.
— Мастер Хэл разговорчивый человек, — хмуро ответил Доуб.
По ищущему взгляду фантома было видно, что он хотел войти и не решался сделать это без разрешения.
— И что же поведал тебе мастер Хэл?
— Он говорил, что я достоин лучшей участи и предлагал мне покровительство и защиту от вас в случае, если я соглашусь помогать ему против вас, иными словами, если я предам вас.
— Чтоб тебе провалиться с твоей преданностью. Всё испортил, идиот, — пробормотал Дун, — впрочем, есть надежда, что он торгуется со мной перед тем, как переметнуться на сторону Хэла, или собирается вести двойную игру, или уже предал меня и усыпляет мою бдительность, — и уже громко добавил, — стой смирно, не топчись на месте, это действует мне на нервы.
— Можно я войду? — робко спросил Доуб.
— Это ещё зачем?
— Я скверно себя чувствую стоя в дверях. Я ощущаю себя отдалённым от вас. Вы смотрите на меня так, будто я не здесь, а очень далеко, будто я нарисован, будто я воспоминание.
— Нет, они с ума меня сведут сегодня, — закатил глаза Дун, — одной вынь да положь тело, другой утверждает, что он чувствует. Да не можешь ты ни чувствовать, ни ощущать. Ты — фантом и никаких эмоций у тебя нет.
— Можно я войду? — глянул исподлобья горбун. — Мне комфортно рядом с вами.
— И не вздумай. Я принял решение и не собираюсь его менять только потому, что какой-то фантом якобы чувствует, что его отлучили от моей персоны и отправили в изгнание. Скоро в окрестностях появится нездешняя девушка со скрипкой. Она чужая, не из этого мира. Твоя задача — не прозевать её и вовремя сообщить мне о её появлении. Ступай, новая порода фантомов, способная чувствовать. Не удивлюсь, если вскоре ты заявишь, что способен размножаться.
Доуб сгорбился ещё больше и шаркающей походкой удалился. Несколько раз он оглянулся в надежде, что его позовут, объяснят в чём он провинился и почему Дух-дома-Дуна заняла его место рядом с мастером. Обычно Доуб сидел и смотрел, как делает и раскладывает карты мастер.
— Устал я. Надо решить, что теперь можно знать Доубу, а о чём ему знать не следует. Невесело мне, Дух. Спать хочу, — Дун сложил руки на стол и уронил на них голову.
— Я спою тебе колыбельную, мастер, — Дух стала тихонько напевать песню без слов о своих скитаниях, когда она была бездомным духом, о ветре в голых скалах, о молниях, дробящих камни, о дождях, отвесно падающих вниз.
— Никогда не слышал ничего более нудного, — пробормотал засыпающий Дун.