Галина Ицкович воспитывает гидов, выбирает аутентичный ковер и прощается с Марракешем.
Купить ковер в Марракеше и теперь уже точно умереть
Как, ты была в Марокко и не повидала Х? И хаммам не посетила…? И …? Зачем же ты…? Зачем же я. Но на сей раз я готова выполнить марракешскую программу-максимум, то есть не скупить гору безделушек, набив ими углы чемодана (придуманный мною способ утилизации чемоданного пространства), а купить настоящую большую вещь, которую пошлют ко мне домой. Это очень по-взрослому, мне кажется.
Почему ковёр, а не жидкое солнце медной лампы? Потому что без ковра не утеплить, не охладить и даже не возвести жилище, не проехать в седле, не принять достойно гостя. А что ещё нужно бруклинскому жителю? Шучу, конечно, но если серьёзно: мои полы со временем истончились. Соловьиный паркет — знаете, что это такое? Когда каждый, самый осторожный шаг становится известным всем обитателям. И захочешь, а не подкрадёшься с отравленным кинжалом. Не то чтобы ковёр предохранял от скрипа, но возникает иллюзия попытки разрешить проблему. И возникает дело, настоящее магрибское дело, по которому можно спешить с утра, шагая не расслабленной туристской, а собранно-пружинящей деловой походкой и не глазея по сторонам (и, о чудо, никто не пытается пристать к человеку, направляющемуся на ковровый сук, потому что это больше не праздный турист, а солидный покупатель, я бы даже сказала, купец).
Здешние бесконечные, сами по себе величиной в город суки отличаются от фесских тем, что ряды в основном не крытые, a производство далеко не всегда местное. Доставлять товар издалека — это более позднее изобретение человечества, чем ткачество, но и в эту индустрию оно добралось. Ковры производятся не прямо здесь за закрытой дверью, это было бы невозможно и потребовало бы пристроить к суку целый город ткачей. За дверью всего лишь склад. Но есть и местные ткачи, конечно. Не знаю, какой ковёр больше ценится. Купим тот, что приглянется.
***
Продавец в магазине ковров — это обычный зазывала. Его задача — заманить вовнутрь и усадить с чашкой чая на низенькую скамейку. С горячей чашкой в руках, да ещё из такой низкой стойки, быстро не убежишь. Усадив нас, продавец-пролог исчезает, передав эстафету настоящим профессионалам, готовым обсуждать достоинства и недостатки товара. Буквально через минуту приходит новый персонаж, человек серьёзный, не заигрывающий и уж точно никому не кланяющийся. Смотрите, если не шутите. Доморощенный этот психолог, ещё раз оценив потенциал (не от нечего делать заглянули, не уговорить себя позволили, а пришли по-деловому покупать), чуть не теряет к нам интерес, во всяком случае, позволяет себе исчезнуть и дать нам возможность рассмотреть ковры.
Как выбирать ковёр, особенно если их тут сотни? Что-то помню про количество узелков: чем выше плотность, тем выше качество. Какой ковёр? Арабский или берберский? Деревенский или городской? А если деревенский, то какой? Берберский гобелен? Или свадебный килим, защищающий от злых духов? Или более современный адербальский коврик из козьего волоса?
Немного устав от изобилия и решив, что в этой лавке нам не рады, мы поворачиваемся к выходу, и тут в дверях показывается третий персонаж, настоящий владелец.
— Вы серьёзные люди, зачем же мы теряем время? Пошли! — он увлекает нас к выходу, мы спешим за ним, он протекает какими-то скрытыми протоками, задними дворами, и вот мы в настоящей империи ковроткачества: на первом этаже работают ткачи, а нам на второй, где ни одного окна, а всё ковры, коврики и коврищи. Совсем другое качество. Впрочем, и цены несравнимы, но это потом.
Сначала садитесь (и тут садиться! — но стоя сделки не совершаются) и посмотрите, что у нас есть. Появляется второй продавец, и оба они начинают нагонять ковровые волны на дощатый пол перед нами. Немного похоже на сезонный танец самцов фазана или журавля. Хвастовство, наглость, изящество, настороженность осторожных, точных, размеренных движений. Метание ковров перед неофитами. Они по очереди раскатывают перед нами своё шерстяное богатство, не переставая следить за лицами — не сорвётся ли один из нас, не расширит ли глаза, не ахнет ли ненароком. Вся игра заключается в том, чтобы удержаться и не похвалить товар, иначе цена взлетит. Нo никто не заговорит с тобой о деньгах, пока ты не влюбишься в ковёр, а уж тогда…
Заколдованный круг какой-то, и от шерсти уже щекочет в горле.
— Вот этот… интересно, сколько он может стоить?
— Вы сначала о плотности спросите, о плотности.
Потом мы спрашиваем о том, кто и как его ткал. Потом по указке слегка раздражённого нашей инертностью продавца-эпилога ещё о чем-то. Наконец-то доходит дело и до суммы. Продавец впервые улыбается нам, поощрив наши серьезные намерения. Слегка покачнувшись от небрежно произносимых цифр… мы решаем купить сразу два; мне приглянулся более традиционный, со сложносплетённым узором арабский, мужу — однотонный, но ядовито-яркий берберский с несколькими геометрическими вкраплениями, вполне современный. Начался торг. Два раза я медленно вставала и направлялась к выходу; два раза муж смотрел на меня жалобно, как кот Леопольд, взывая к моей (маловероятной) способности жить дружно. Однажды вернул меня суровый продавец; во второй раз я вернулась сама, полуобернулась, полусогласилась. Цена уменьшилась в полтора раза, но и столько мы не планировали потратить. Но ковры уже выбрали нас и ластились к ногам.
Один будет отправлен по почте, а второй…
— Да что там отправлять! Это ковер для путешествий, он легко складывается.
И действительно, его ужимают до безобидного свертка. Гипноз какой-то. Слегка обалдевшие, мы выскакиваем на улицу и понимаем, что совершенно не представляем, где мы. Шли-то мы сюда внутренними проходами между лавками, а возвращаться надо по улицам. Но все-таки мы уже ориентируемся на местности, так что постепенно приближаемся к знакомым поворотам, к нашим рассыпанным крошкам: вот здесь с поперечной балки свисали лампы, вон там был поворот к мечети Муассин… Но в одном сомнительном месте я решаю спросить дорогу у хозяина одной из лавок и, заглянув с улочки, спрашиваю от порога:
— Скажите, пожалуйста, как пройти в риад Palais Khum?
Он неожиданно суров:
— Почему ты не поздоровалась со мной?
Я смиренно отступаю и тоскливо здороваюсь, ни на что не надеясь. Похоже, придется самой.
— А сама не пробовала? Тут недалеко.
— Я знаю, что недалеко. Вот только здесь два похожих поворота…
Теперь он уже не только суров, но и огорчён:
— Да чем же они похожи?!
Я стараюсь не вглядываться в людей и их лавки, чтобы не начали зазывать, не приставали… но ведь они и не пристают! Люди в лавках занимаются своим делом с достоинством, с достоинством же ждут достойного покупателя, который полюбит их штучный товар… Я невнимательна к людям.
Да, всё сложно.
Мы находим дорогу в риад, а избавившись от укрощённого, но все равно тяжёленького ковра, ещё раз выходим, пройтись пешком в медерсу бен-Юссеф, и оттуда уж возвращаемся медленно, вглядываясь не только в товар, но и в продавцов, и запоминая дорогу по лицам людей, живущих в лавочках сука.
***
— O-o, как торгуется твоя женщина! — с ноткой уважения в голосе говорит мужу продавщица абажуров из высушенной до прозрачности верблюжьей кожи. — Она случайно не берберская женщина?
Кто знает, может, я и смогла бы стать берберской женщиной или даже еврейской женщиной пустыни, изредка наезжая в город и самозабвенно торгуясь за необходимые в хозяйстве штуку ткани или горящую красноватой медью кастрюлю, а иногда — за сказочные серьги или ожерелье для себя. Возможно, что жизнь в Сахаре научила бы меня соблюдать Субботу, не ждать приключений, ценить движение, пить дождевую воду, не вытряхивать песок из остроносых бабушей. Не знаю, чему ещё я смогла бы научиться. Скромности перед лицом природы, её людей и её святых, наверное.
Сегодня был тяжёлый день. После сиесты, пожалуй, будем бродить по знакомым ближним улочкам, может, забредём чуть дальше, а на площадь не надо. Площадь — это сильнодействующее, а нам пора успокаиваться, утрамбовывать багаж перед утренним самолётом, отстраняться от этой страны, отстраняться.
Вот и конец марокканским каникулам. Обратный путь лежит через Севилью… Побродим и подумаем о приближающейся развязке.
Марокко — это воронка невероятной мощи, втянет и не успеешь вынырнуть. Хотя — вынырнуть-то мы вынырнули, а что успели выхватить из водоворота? Если продолжить идею хичкоковских рекламных проспектов из ранней версии фильма «Человек, который слишком много знал» («Отдыхайте в Швейцарии: наблюдайте за расстрелом вашего партнера на середине фокстрота! посетите шпионское гнездо! испытайте похищение вашего единственного ребенка!»), то многое экзотические страны обеспечат поистине незабываемые отпускные приключения. Нo не зря для римейка он выбрал Марокко. Боюсь, мы бы разочаровали его скромностью дорожных неурядиц. Я сожалею о зря растраченной опасности, ведь можно было бы испытать гораздо больше. Боюсь, редактор тоже будет разочарован в моих способностях извлекать приключения из марокканского воздуха. Но зато я смогла пройти весь путь изгнанников и окончить историю бывших испанских евреев на осиротевшем кладбище Марракеша. Эпилог немного грустный, но и оптимистический: впервые в истории евреи ушли из построенных ими домов не из-за страха, не вынужденно, а по собственной воле. Моя миссия выполнена, я смогла «увидеть» и пощупать, и пересказать их историю.
Нет, всё-таки давай последний разочек на Джемаа-эль-Фна! Совсем ненадолго. Вот поужинаем на знакомом балкончике над площадью, и сразу назад, к несобранным чемоданам. В результате мы ступили на площадь позже, чем вчера, солнце уже зашло, и ко входу в ресторан пришлось пробираться через самую толпищу, переступая через продавцов, едоков, покупателей, через всё это многоцветье. Уже почти достигнув входа, мы в конце концов прочно застряли перед акробатами-пожирателями огня. И пропали: вот он, настоящий-то гипноз, где дожидался нас!
Что это со мной? Я стою в центре мира. Земля гудит и ворочается под ногами. Огонь отражается в каких-то плошках с водой, и получается огненная вода. Жонглёры перебрасывают пламя, как мячик, a самые отважные глотают его! Чёрные, взмокшие от напряжения люди сглатывают древний огонь, барабаны по кругу перебрасывают мячик ритма, зрители колышутся в ритмичном ожидании. Тела-барабаны (привет андалусийскому фламенко), тела-струны, тела-змеи. И проступает, как освобождённая от шелухи старинная переводная картинка, и остро радует Африка, именно Африка! Единственный из увиденных нами городов Марокко, где Африка так очевидна в костюмах и ритмах: Сахара и её скорпионы ничто по сравнению с укусами барабанов.
И дальше мы уже только плывём по иррациональному, прихотливому течению рыночной площади: дивимся фокусам, качаемся в такт со змеиными головами и с рассказчиками, распевающими какие-то нескончаемые истории, подхлопываем барабанам, едим вместе со всем людом что-то раскалённое, купленное за пару дирхемов прямо тут же, и совсем пьяные от всего этого, возвращаемся в риад за полночь. И даже сообщение очередного, случайно встреченного Ходжи Насреддина о том, что «мост закрыли на ночь» (какой мост?! Не было тут никакого моста! Придумали бы что-то более правдоподобное, мы ведь не вчера приехали!), вызывает у нас только добрую усмешку. Людям жить надо.
В риаде вместо того, чтобы немедленно лечь спать перед завтрашним перелётом, задумчивой голубоватой рыбой дважды пересекаю пустой бассейн. Это принципиально: надо же испытать все удовольствия, на всю потраченную сумму. Кроме того, бассейн и окружающая его роскошь засчитывается как «нормальный» отпуск. Наконец-то мы отдыхаем как люди!
Продолжение следует...
Читайте также:
Из Андалусии в Марокко. Часть первая
Из Андалусии в Марокко. Часть вторая
Из Андалусии в Марокко. Часть третья
Из Андалусии в Марокко. Часть четвёртая
Из Андалусии в Марокко. Часть пятая
Из Андалусии в Марокко. Часть шестая
Из Андалусии в Марокко. Часть седьмая
Из Андалусии в Марокко. Часть восьмая
Из Андалусии в Марокко. Часть девятая
Из Андалусии в Марокко. Часть десятая
Из Андалусии в Марокко. Часть одиннадцатая
Из Андалусии в Марокко. Часть двенадцатая
Из Андалусии в Марокко. Часть тринадцатая
Из Андалусии в Марокко. Часть четырнадцатая
Или читайте в журнале "Формаслов":
Из Андалусии в Марокко (часть первая)
Из Андалусии в Марокко (часть вторая)
Из Андалусии в Марокко (часть третья)