Автор - Лидия Розанова-Свердловская
В биографии Тамары Владимировны Душиной не было эпатирующих событий, какие встречались в жизни ее предков: ни описаний подвижнической деятельности на пользу народа, как у ее прабабушки Христины Даниловны Алчевской, ни успехов в науке или в музыкальном творчестве, ни в живописи или поэзии. На её долю выпало столько страданий и унижений, что поневоле начинает казаться, что всю жизнь она несла крест своего многочисленного рода, одна из ветвей которого прослеживается с XVII века. Как аукнулась революция и гражданская война в судьбе девочки из благосостоятельного рода Алчевских, представители которого не уехали на чужбину, а остались в России, хорошо видно на примере ее жизни.
Летним днем 1952 года, перед трехэтажным домом по улице Кирова, 69, стояла невысокая черноволосая девушка. Она долго вглядывалась в окна дома, в котором когда-то жила. Прошло уже 18 лет, как она покинула Ялту, город, где она родилась, и вот чудом оказалась в нем опять. Ее, рассматривавшую этот ничем не примечательный дом, когда-то пансион «Солнечные номера», заметила из окна женщина. Она и вышла узнать, кого та ищет. Всмотревшись же в лицо девушки, всплеснула руками и воскликнула: «Тамарочка, это ты?» Трудно было не узнать в ней прежнюю чернявую девчушку – уж очень приметные у нее были черты лица – большие черные глаза, опущенные вниз уголки рта и характерный росчерк бровей. Перед Надеждой Николаевной Говалло стояла прежняя Тамарочка, какой она знала ее в детстве…
А на Тамару нахлынули воспоминания. Она вспомнила свою бабушку Евгению Александровну, которая жила отдельно, на даче «Серые дрозды», принадлежавшей когда-то генералу Судзиловскому, и занимала там 2-й этаж. Она была дочерью действительного статского советника, управляющего Харьковской Казенной палатой Александра Ивановича Попова, владела имением в Кикинеизе. После того, как ее мужа Дмитрия Алчевского 22 декабря 1920 года «за службу у белых» расстреляли в Багреевке, Евгении Александровне еще некоторое время было разрешено жить в своём имении в качестве заведующей «Советским имением Кикенеиз», но потом она была изгнана оттуда новой властью и на склоне лет была вынуждена ютиться со своими дочерьми Верой и Христиной в сарайчике на ул. Ломоносова. Поскольку никаких средств к существованию у нее после революции не было, то жила она только тем, что сдавала в Торгсин семейное серебро. А простые ялтинцы каждый день лицезрели бывшую барыньку с горделивой осанкой в обтрепанных платьях и стоптанных башмаках, но всегда в корсете и с зонтиком в руках.
Тамара часто приходила к Евгении Александровне. Бабушка кормила ее варёной картошкой – непозволительным по тем временам лакомством. В остальное же время девочке приходилось сосать палец в прямом смысле этого слова - привычка, которая сказалась на том, что Тамара, в конце концов, стала левшой.
Ее бабушка отличалась строгим нравом, и сердце ее оттаивало лишь, когда к ней приводили внука Юрия, брата Тамары. Она мечтала о сыне, но родила двух дочерей. Когда-то она ни в чем не нуждалась. На ее дачу в Кикинеизе приезжало много известных людей, в том числе и баронесса Фредерикс, которая почитала за счастье дружить с Евгенией Александровной Алчевской.
О своей матери Тамара Владимировна помнит совсем мало. «Посылала просить хлеба и собирать в лесу ягоды». Вот, пожалуй, и все. Впоследствии, по рассказам других людей выстроился портрет матери. Христина Дмитриевна была художницей. Училась в Обществе поощрения художников в Петербурге у Н. Рылова и Н. Рериха. Рылов часто гостил в имении Алчевских и оставил свои воспоминания об этом времени: об одноэтажном доме из 5 комнат с двумя большими открытыми верандами, увитыми чайными розами и каприфолями, о двух девочках – Христине и Вере. О том, как он ходил по извилистой тропинке купаться в море, как по возвращении его ждали теплые бублики и швейцарский сыр, как он любил лежать в гамаке. Все тогда было так красиво и поэтично, и все были счастливы: Вера музицировала, Христина рисовала. Впоследствии стала писать пейзажи. Однако, ничего из написанного ею не сохранилось - лишь маленький этюд, на котором изображено их бывшее имение Кикинеиз. Этюд был подарен Тамаре через много десятков лет после кончины матери ее тетей. Это немногое, что осталось на память о самом дорогом человеке.
В 1921-22 годах Христина Дмитриевна, работая в Ялте в Восточном музее, повстречала художника Владимира Гурьевича Душина, сына урядника. Она вышла за него замуж против воли матери, как будто предвидевшей печальный финал этого брака. У них родилось двое детей – Юрий (14.3.1923) и Тамара (29.12.1926).
Какой была Христина Дмитриевна? - задумчивой, молчаливой, замкнутой. Привыкшая в Кикинеизе к комфорту, она оказалась совершенно неприспособленной к новой жизни, требовавшей самостоятельности в быту. Не могла вдеть нитку в иголку, чтобы пришить пуговицу к детской одежде – за нее это делала мать. Не умела готовить, ведь это прежде за нее делала прислуга. Потеря семейного богатства, ужасы революции и война, расстрел в Симферополе ее отца Дмитрия Алексеевича сильно повлияли на психическое состояние Христины Дмитриевны: она ходила босиком и вызывала насмешки уличных мальчишек, доводивших ее до слез; впадала в депрессию и тогда пыталась покончить жизнь самоубийством. Естественно, соседи ее не понимали и делали все, чтобы выжить ее из квартиры – и в конце концов-таки выжили.
В этой ситуации трудно осуждать Владимира Гурьевича Душина, который не выдержав неординарного поведения жены, постоянных ссор и скандалов, уехал к брату в Тулу. Но и трудно понять, как можно было в такое непростое время бросить двух детей на произвол судьбы, скрыться от выплаты алиментов и объявиться через 30 с лишним лет – эдаким заботливым отцом. В Туле он женился вторично, завел еще детей, а о своей прежней семье и забыл вовсе.
Христина Дмитриевна в отчаянии поехала в Ленинград к своей сестре Вере, муж которой Дмитрий Иванович Щербаков был геологом. Зная, из какой богатой семьи происходила его жена, он старался всю свою работу переносить подальше от центра и не особенно мелькать в столице. Такое его мудрое поведение позволило спасти семью и стать со временем академиком. И когда из Ялты приехала сестра его жены, да еще с двумя детьми, он постарался как можно скорее отправить ее обратно.
Христина Дмитриевна поняла, что рассчитывать ей не на кого – мать умерла (в 1933 году), и никто уже ей не поможет, если уж близкие люди с ней так обошлись. Удар по ее психике был нанесен сокрушительный. Христина Дмитриевна вернулась в Ялту, и когда в очередной раз она пыталась свести счеты с жизнью, причем в присутствии детей, ее увезли в психиатрическую больницу в Симферополь. За 30 лет до этих событий ее дед - миллионер Алексей Кириллович Алчевский бросился под поезд, оставив пророческое письмо, в котором написал, что из-за него, быть может, погибнет его жена, Христина Даниловна, Христя (внучка) сойдет с ума, а Митя (отец Христины Дмитриевны), как и другие, погибнет. Так на самом деле всё и произошло.
В 1933 году 7-летняя Тамара потеряла все – и бабушку, и отца, и маму. Девочка из рода Алчевских оказалась никому ненужной. Некому было рассказать ей о прадеде Алексее Константиновиче Алчевском, крупном промышленнике, миллионере, обанкротившимся в одночасье в пору экономического кризиса 1900 года и потерявшем 30 миллионов. Не знала 7-летняя девочка и о том, что прабабка ее Христина Даниловна была создательницей бесплатной женской воскресной школы в Харькове, просуществовавшей более полувека. За свою деятельность и за изданные 3 тома «Что читать народу?» Алчевская получила золотые медали и высшие награды от международных академий в Париже и Америке. А народ, о котором она так заботилась всю жизнь, через десяток лет не посчитался с тем, что она так много для него сделала, лишил всех ее детей собственности, состояния и повыгонял из своих домов; сына Дмитрия расстрелял, а ее правнуков сделал сиротами. Не было никого, кто бы рассказал Тамаре и ее брату Юрию, как была богата талантами семья Алчевских – Григорий Алексеевич был композитором, Христина Алексеевна – поэтессой, Иван Алексеевич – известным оперным певцом, гастролировавшим по всему миру, выступавшим и в гостинице «Россия» в Ялте. Ему аплодировала Франция, Англия, Бельгия, Монте-Карло, Америка, Африка. В Гранд-Опера в Париже он пел в течение 5 лет. Это Ивану Алексеевичу Алчевскому Сен-Санс писал: «Я обожаю Ваш талант. Счастливы люди, которые могут аплодировать Вам».
В совсем юном возрасте Тамара и ее брат Юрий были оторваны от семьи, и главное, от своих корней. Рассказывая мне о своей жизни (а интервью с ней состоялось в 2009 году), Тамара Владимировна как бы заново переживала все, что с ней случилось после того, как ее с братом поместили в детдом в Ливадии (он размещался в одном из корпусов теперешней Ливадийской больницы). В ее памяти осталось так мало светлых моментов, так мало радости. Что только дети ни ели, чтобы заглушить постоянный голод - жевали парафин, смолу с вишнёвых и сливовых деревьев, рылись в мусорных баках. Ходили в лес, чтобы хоть что-то найти там съедобное. Дети были сами по себе, их воспитатели – сами по себе. Молодые годы жизни Тамары – это пора постоянных скитаний по стране – вплоть до Киргизии (в течение 12 лет Тамара находилась в различных интернатах). После Ливадии ее и брата Юрия увезли в интернат в Тавельский район под Симферополем.
Постоянно преследовавший их голод заставлял залезать в сады за яблоками, собирать орехи и есть все подряд без разбора. Однажды дети объелись цветами дурмана – их привлекли милые коробочки. Ее подружку не спасли, а у Тамары перестали работать слюнные железы (работа их восстанавливалась очень длительное время). Потом Тамару перевезли в Мамакский детдом для девочек, и она была разлучена с единственным родным человеком - братом Юрием, которого направили в детдом в Сарабуз, где способных мальчиков обучали духовой маршевой музыке и военному делу. Потом Юрий окончит Орловское Краснознаменное бронетанковое училище. В графе «Семейное положение и адрес семьи» он будет писать «из семьи нет никого»!!!
Больше своего брата Тамара не увидит никогда - он погибнет совсем молодым - в возрасте 20 лет, освобождая чужую землю Венгрии, в городе Веспреме, близ озера Балатон.
О смерти лейтенанта Юрия Владимировича Душина, командира танка Т34, за несколько дней до окончательной победы Советского Союза над фашистами, сестре напишет его друг.
«Здравствуйте, уважаемая Душина Т.В.,
Сообщаю вам, что ваш брат старший лейтенант Душин Юрий В. погиб смертью храбрых в боях за родину в Венгрии, город Веспрем. Вам сообщает это его в Харьковский боевой друг. Я с Юркой воевал 1,5 года, и когда он погиб, я похоронил его как положено хоронить офицера, старшего лейтенанта.
Знаете, уважаемая, я не знаю, как вас зовут. Юрку я никогда не забуду, потому что он очень хороший парень был. Мы с ним хорошо дружили, я немного старше его. Юрка 1924 г.р., а я 1920-го. Я его был командир, и все страдания его об вас я знал, потому что он мне все рассказывал об вас. Ну что ж поделаешь, во всем виновна война. Ну что же, больше нечего написать, если что-нибудь вас будет интересовать – напишите мне, я вам отвечу.
На этом кончаю. Писал инженер, комбат Николай Белоконь.»
Юрий Владимирович погиб 25 марта 1945 года. И не узнал гвардии лейтенант Душин, командир гвардейской самоходной артиллерийской Ясской бригады, о присуждении ему 9 мая 1945 года Ордена Отечественной войны II степени.
Вот, что о Юрии Владимировиче Душине написано в Наградном листе:
«За период боевых действий дивизиона с 19 марта проявил мужество и отвагу. В боях за город Варпасота?(неразборчиво) 21 марта подавил две огневые точки и уничтожил две автомашины противника с горючим.
В боях за населенный пункт Киш Пети?(неразборчиво) 22 марта, умело преодолев водный рубеж, подавил минометную батарею противника и уничтожил до 15 солдат и офицеров противника. Достоин правительственного ордена Отечественной войны II степени. Товарищ Душин погиб от артиллерийского обстрела противника 25 марта 1945 года.
Командир 3 самоходного артдивизиона
Гвардии капитан
Канаков
После Мамакского детдома Тамару перевезли в Евпаторию. Пребывание в Евпаторийском детдоме было для нее прекрасным временем. Девочек обучали и на медсестер Красного Креста, и военному делу. Учили пользоваться противогазами. Они сдавали нормы ГТО (готов к труду и обороне), Ворошиловского стрелка. Занимались столярным, слесарным делом. А когда шла финская война, дети часто пели и танцевали перед учащимися лётной школы.
С началом Великой Отечественной войны детей эвакуировали в Керчь, затем в Темрюк, в станицу Дядьковскую, где Тамара провела около года. Опять голодали, на полях искали колоски, собирали кукурузу. Когда фронт стал приближаться, детей повезли дальше – на Кубань, в Куренновский район. А далее 60 км шли пешком на Краснодар без еды и вещей (одна из воспитательниц, ехавшая на телеге, исчезла в одной из деревень с их вещами). И остались детки в чем были - целый месяц Тамара «путешествовала» в одном платье. Лето 42-го пробыли в Краснодаре, а затем поездом ехали целый месяц с солдатами в Новороссийск.
Город постоянно бомбили. В порту было много затопленных кораблей. Но все-таки для беженцев нашли место в трюме баржи, которая направлялась в Сочи. В Поти у детей уже не было продуктов, и они питались кто чем – в основном, лишь теми фруктами, которые росли по обочинам дорог. Затем был Баку. Год жили в Красноводске, городе, где не было воды. Потом был Ашхабад, Ташкент и, наконец, - Киргизия. (Я насчитала 14 детдомов в разных городах!!!) Сколько же дети и Тамара испытали пока добрались до конечного пункта следования, сколько раз они были на грани смерти – при бомбежках в море, в городе, на поездах. Их, видно, хранило Провидение. В Киргизию дети прибыли в разбитом товарном вагоне и были настолько голодными и истощенными, что Тамара уже думала, что не выживет. И до сих пор в сердце ее обида: ведь детям младше ее по возрасту, которые просили хлеба на перроне, дали хлеба, а ей, уже 16-летней, - нет.
В Киргизии детдомовцы работали на баштанах, торфоразработках. По-прежнему голодали, по-прежнему рыскали по полям в поисках колосков, собирали конский щавель, лазили в сады за сахарной свеклой, за что были неоднократно киргизами биты. Поскольку зимы в Киргизии были холодные, а одежда - плохой, дети часто обмораживались. После курсов пионервожатых Тамару направили на работу в детдом, который находился в 15 км от города. Чтобы купить себе поесть, она продала тапочки на базаре и шла уже оттуда босиком. А когда дошла, упала от истощения перед входом в здание. Не бедствовала лишь директриса детдома – для ее семьи имелась корова... Потом Тамара работала домработницей во Фрунзе (работу эту нашла ее знакомая француженка). Дружба эта боком обошлась девушке. Когда француженку посадили, Тамару вызывали в «органы»…
Никогда и ни в ком я не видела такой надломленности судьбой и обстоятельствами. Тамара Владимировна рассказывает о своей бесприютной жизни, и у нее из глаз текут слезы горечи и обиды. Жизнь в детдомах, а затем в услужении в Киргизии, где она была нянькой 6 детей министра мясомолочной промышленности… Падая с ног от усталости, девушке приходилось нередко еще и готовить банкеты на полсотню человек. Денег не платили и своего угла при этом не было – приходилось спать на полу– хорошо хоть не голодала, как прежде. Но и эта жизнь в одночасье кончилась. Когда у хозяина украли золотые часы, естественно, подозрение пало на Тамару. После этого с трудом устроилась на мясокомбинат, в эндокринный цех, где готовили лекарства.
Когда Тамара узнала, что ее знакомая едет на заработки в Ялту, она решила ехать в родной город. В Ялте на нее нахлынули воспоминания: их жизнь в «Солнечных номерах», Ливадийский интернат, похороны бабушки. Но найти ее могилу через столько лет она так и не смогла.
Узнать о её близких помогли друзья её матери и бабушки, их бывшая служанка Красовская и все те, кто общался когда-то с семьей Алчевских. В Ялте Тамара разыскала знакомую своей матери, бывшую балерину Ирину Михайловну Ануфриеву, которая руководила балетной студией в доме Спендиарова. Съездила и в Симферополь, пытаясь найти хоть какую-то информацию о своей матери. Но архивы того времени не сохранились – они были сожжены в войну, а все, кто находился в психиатрической больнице - расстреляны немцами в 1941 году. Тамара Владимировна помнила, что в бытность ее в детдоме под Симферополем, какая-то знакомая их семьи водила ее изредка на свидания с матерью. По всей видимости, это были родственники по линии архитектора Бекетова. А когда она находилась в Евпатории, навестить ее приезжал, очевидно, член семьи Бекетовых, но потом все нити с ними были потеряны. В 1952 году в Москве, Тамара разыскала свою двоюродную сестру Анастасию, химика по профессии, а также и родную тетю Веру Дмитриевну, жену академика Щербакова. Многое о своем роде и о своих близких Тамара узнала из книг.
В Ялте Тамара Владимировна не чуралась никакой работы: 3 года работала на виноградниках и табачных плантациях, а вечером – уборщицей в школе. Своего угла не было – но ей не привыкать было ко всяким неудобствам - спала на партах. Потом присматривала за дочерью Н. Н. Говалло, работала в швейной мастерской. Много лет проработала садовым работником в санатории Куйбышева, а также - в Литфонде. Работа была нелегкой – весь день на жаре, да к тому же приходилось таскать тяжеленные шланги для полива.
Когда Тамара Владимировна в 1959 году родила дочь Марину, ей пришлось совсем туго. Отец дочери, Теплов, агроном по профессии, оказался непутевым - выпивохой и картежником. Его однокомнатную квартиру в общежитии на Чайной у него отобрали за долги. Тамара Владимировна совсем сбилась с ног – помогать воспитывать дочь ей было некому. Жизнь впроголодь сказалась на ее здоровье – она заболела туберкулезом. А поскольку ее поместили в туберкулезный санаторий, девочку пришлось отдать в детдом. Здоровье от шестиразового питания в санатории «Горная здравница» пошло на поправку, и за короткое время Тамара Владимировна прибавила 10 кг! (Рассказывая об этом, она первый раз улыбнулась). Свою первую в жизни квартиру она получила после 13 лет работы в военном санатории на ул. Кирова. Ей сильно повезло: для сотрудников построили новый дом, а ее поселили в маленькую квартирку на склоне Дарсана. Ничего, что без особых удобств, зато своя квартира и место красивое.
Тамара Владимировна достает генеалогию своего рода – полотнище еле помещается в двух руках. Мало найдется людей, которые бы имели такую родословную как у нее. Здесь есть и архитектор Алексей Николаевич Бекетов, построивший в Харькове 40 зданий, а в Ялте – гостиницу «Ореанду»; и Журавлевы, и академик Щербаков; и действительный статский советник, управляющий Харьковской Казенной Палатой генерал Александр Иванович Попов, бабушкой которого была Клавдия Мусина-Пушкина; и Менделеевы, и княжеский молдавский род Гика и генерал Вуич…
Сложись ее судьба и ее близких иначе, она могла бы играть на рояле Шопена и петь романсы Чайковского, или может быть, писать пейзажи, как ее мама, или окончить университет и защитить диссертацию как ее дед. Но вместо этого на долю Тамары Владимировны выпало всего каких-то 7 лет семейного счастья рядом с родителями, несколько больше – общения с братом, а в основном - это была скитальческая жизнь по детдомам и чужим углам с единственным спутником ее жизни – голодом. Однако она выросла прекрасным человеком – добрым, скромным, честным, отзывчивым к чужому горю, недаром многие годы она вместе с Михаилом Гавриловичем Волковским и другими краеведами разыскивала в лесу место массового расстрела ялтинцев и других жителей России в гражданскую войну. После нескольких лет им удалось-таки, опросив многих живших на бывшем Бахчисарайском шоссе и в лесничестве, точно определить эту Ялтинскую Голгофу. Это им, скромным жителям Ялты в значительной степени обязаны мы тем, что наконец-то на этом месте отслужены панихиды по тысячам невинно убиенным и воздвигнута стараниями Русского Зарубежья часовенка в Багреевке.
О том, что в Ялте живет представительница рода Алчевских, Харьковское Общество им. А. К. Алчевского, приехавшее в конце 90-х годов в город, и не подозревало. Они декламировали ялтинцам стихи одного из Алчевских, исполняли музыку другого. И тут к ним подошла жительница Ялты, дружившая с Тамарой Владимировной – Алла Андреевна Черничук и сказала: «А знаете, ведь в Ялте живет их правнучка…» Познакомились с Тамарой Владимировной и стали с ней дружить. Вскоре о родственнице Алчевских узнали и в Канаде, и в Ворошиловограде, где находился горно-перерабатывающий завод А. К. Алчевского. Стали приглашать на различные торжественные мероприятия и юбилеи - в частности, на переименование города, как и до революции, в Алчевск (с 2014 года входит в состав Луганской Народной Республики).
Моя встреча с Тамарой Владимировной у нее дома, в маленькой квартирке на улице Щорса, состоялась в 2009 году, хотя я встречала Тамару Владимировну в течение ряда лет у жительницы Ялты Зинаиды Николаевны Шанецкой. В ее маленьком домике на улице Кирова, рядом с бывшим домом Лоланова (с беседкой вверху) раз в неделю собиралось ялтинское общество: краеведы, поэты, журналисты, врачи. Сюда хаживал частенько и доктор Навроцкий, краевед, со своей женой, и журналистка Татьяна Барская... В мои приезды в Ялту из Москвы стали приглашать и меня. И каждый раз я видела Тамару Владимировну, такую незаметную, тихо всех слушавшую, пока Алла Андреевна Черничук, жившая в Ялте с 1920-х гг., не попросила меня встретиться с Тамарой Владимировной и написать о ней.
Тамаре Владимировне в жизни все-таки повезло больше, чем ее двоюродной сестре, дочери академика Щербакова, которая замуж так и не вышла и потомства не оставила. А после Тамары Владимировны останется ниточка, которая продолжит ее род – это ее внучка Елена. Дай Бог, ей счастья и везения в жизни!
Тамары Владимировны не стало через некоторое время после нашей с ней встречи. Закончилась ее многострадальная жизнь. Хотелось бы пожелать ее родным – дочери Марии и внучке Лене того, чего была лишена Тамара Владимировна: счастья, любви, душевного тепла и благосостояния.
Фото из архива автора
