— Кто это сделал? — я, рыжий кот, патетично, как римский сенатор в тоге, даже на задние лапы пришлось встать, голосом и жестами, указываю на мандрагору, нагло сидящую на краю горшка с землей, — нет, скажите мне, кто это сделал? (обычно так орёт хозяйка, когда я мимо унитаза или чего-нибудь разобью, за годы нашего совместного проживания я выучил интонации и жесты, кто бы подумал, что это всё может пригодиться).
Гомункул смотрит на мандрагору круглыми глазами, как будто не понимает, о чём я его спрашиваю. Может, и правда не понимает, гении, они такие, женьшень в мандрагору превратить им запросто, а ответить на простой вопрос они не в состоянии.
— Ты как-то умудрился провести трансмутацию, которой мне все мозги выел, превратил женьшень в мандрагору. Теперь точно также преврати металл в золото, — объясняю суть дела.
Я принёс из кухни сковороду, чего мелочиться с гвоздями, пусть сразу много золота сделает. Даже вымыл эту сковороду.
— Мне камешки в мячики превратить, — Сиамец натаскал камней с улицы, он на мячиках поведен, у него их целая коллекция.
— А мне шерсть отрастить, — говорит Сфинкс, — если не понравится, сбрею.
— Вот твои хозяева удивятся, — говорю, — но дело твоё.
Сфинкс и Сиамец были свидетелями превращения женьшеня в мандрагору, теперь они тоже хотят исполнения желаний, слово «трансмутация» они не воспринимают, для них всё просто, научные вопросы их не интересуют, больше практические.
— Трансмутация? — хлопает глазами гомункул, — какая трансмутация? Ты сам сказал, что купил корень мандрагоры.
— Я купил женьшень, — говорю, — тебе наврал, потому что не продается корень мандрагоры, а женьшень продается. Я тебе чек могу показать. Там написано «женьшень». Или они в магазине торгуют непонятно чем, или ты провел превращение. А теперь вспомни, пожалуйста, что ты делал, чтобы превратить женьшень в мандрагору. И мы также превратим чугунную сковородку в золотую.
— Ничего я не делал, — говорит гомункул, — я думал, что это мандрагора и есть.
— Теперь подумай о сковородке, что она золотая, — говорю я.
Сиамец подвигает к гомункулу камешки. Сфинкс подвигается сам. Надо же, у каждого своя мечта. Они даже не заметили, что я собираюсь всё в доме превратить в золото, говорят, был такой персонаж, плохо закончил, но я-то знаю, когда остановиться. Главное, не это. Сколько в мире людей и котов с неосуществленными мечтами. Сколько трансмутаций для них можно провести, не бесплатно, конечно. Тогда и сковороду можно оставить в покое.
— Я не знаю, — говорит гомункул, — в «Малом алхимическом своде» нечего не написано о том, что надо думать во время трансмутации, там только указания что и как делать, и те не всегда понятны.
— Инструкции обычно и пишут для того, чтобы их не понимали, — сказал Сфинкс.
— Я просто верил, что это мандрагора, а о том, как нужно верить, в «Малом алхимическом своде» ничего не написано. Нужно просто верить и всё.
— А я верю, что монитор загорится, но перед этим я включаю компьютер. Нужно знать, что включить, — говорю, — думай.
Все расстроены, кроме мандрагоры. Растение болтает ногами, в смысле, корнями, похожими на ноги, она ими бегает, тьфу, какие ноги могут быть у корня.
— Ладно, я и камешками играть могу, — сказал Сиамец.
Вот она сила мечты и воображения. Сколько раз я и сам представлял, что орех — это мышь, а камешек — да что угодно, жук, птенец, клубочек. Может, и не нужна всеобщая трансмутация, должны же какие-то желания остаться просто мечтой.
— Ничего, — говорю гомункулу, — теперь у тебя есть питомец. Выяснить бы теперь, чем её кормят, поливают, наверное.
И только мандрагора сидела всем довольная.