Про чемпионат мира по мотогонкам под Ленинградом в Юкках в июле 1983 года
Фотографий из Юкков у нас не осталось ни одной. Да и за все те 16 лет, что мы там прожили, была всего одна серия черно-белых фотографий, которые сделали наши соседи братья Целовальниковы. На расплывчатом фоне черно-белой зелени размазанными неловкими улыбками радовались сами Целовальниковы – младший, приветливый, похожий на добродушного теленка переросток Толя, и его старший брат Валера, компенсирующий невысокий рост будущей мужественной профессией офицера космических войск в черно-белом камуфляже, тощий Серега и, в центре, наш умнейший и радушный дворняга Кузя, окрашенный в невидимый на фото фокстерьерский окрас. Серега и Кузя в движении, Серега пытается удержать Кузю, глаза Кузи с густыми ресницами обведены в черную каемку, и-за этого они похожи на женские очи из романса – глубокие, добрые и манящие, но без двойного дна, как у Настасьи Филипповны. Никакой дачи особо на этих фотографиях и не видно, так, серо-белый камуфляж травы. И эти фотографии потерялись.
Поэтому я решила поискать советские фото Юкков в интернете и нашла репортаж.
«Питья в буфетах не хватало, из-за длительной задержки и забастовки пятерых ведущих гонщиков, неудовлетворенных поливом трассы и, в следствии этого, запыленностью трассы. В какой-то момент, Гебоерс устроил шоу — выехав без шлема, и разогнавшись прыгал боком в спуск, специально в эту пыльную муку, поднимая непроглядные пыльные облака и тучи! Толпы людей пили воду с поливалок, которые всё же, в итоге, как-то полили трассу и тем самым прекратили капризы капиталистов».
И поблекшие фото с чемпионата мира по мотогонкам, которые прошли в июле 1983 года в Юкках при стоячей жаре без тени.
«9-10 июля 1983 впервые в СССР был проведён этап в младшем классе 125см.куб, в самом резвом, темпераментном и самом молодом классе, как по истории, так и по составу участников. Действующему чемпиону мира и в будущем "Мистеру 875" — Эрику Гебоерсу на тот момент было — 20 лет. Именно он приехал лидером на этап в Ленинград, но отрыв от соперников был небольшой, ибо он за 2 месяца до этого сломал ключицу, пропустил этап, и гонка в Юкках была первой после восстановления.
Была жуткая жара — 35 градусов, и было неимоверное количество зрителей — около 150 000, по словам организаторов.
Наши на "Востоках" не доехали, вскипели, Крестинов в одном из заездов был 14-м».
Как 150 000 человеческих душ разместились на холмах наших маленьких тихих Юкков непонятно. Хотя трасса была большаяи ветвистая. Мы пошли смотреть к полю, за дальний магазин, в самое пекло. Папа, мама и я с Серегой в ногах. Мне было 5, Сереге 6. Масштаба события я не понимала, идея чемпионата мира в мозг не помещалась. В моей голове это было выдающееся из ряда вон приключение для взрослых и детей, которое каким-то чудом оказалось в наших скромных краях, но местного масштаба. Главная задача была – выбрать хороший обзор и хоть что-то увидеть. На деле это было очень тягомотно и скучно – стоять на пекле в ногах среди перегретых возбужденных взрослых тел, которые тебя все время пинают и задвигают еще дальше в ноги. Чемпионат мира я увидела краем – облако пыли от ревущих моторов и кусок шлема поверх чужих голов. И потом вдалеке еще полсекунды несколько мотоциклистов целиком в изгибе тел и холмов выворачивают бока. Длилось это довольно долго, мы пытались поменять еще пару точек.
Серега картинку увидел и запомнил. Дома на следующий день, когда пыль улеглась, он на листе А4 цветными карандашами нарисовал все даже точнее, чем было на самом деле, – яркий вихрь очень красивых разноцветных мотоциклов, на них в шлемах напряженные фигуры целеустремленных мужчин, сложный выворот песчаной трассы и по бокам много круглых голов с открытыми ртами, там среди них, возможно, где-то и мы тоже. По краям – зеленые листики обязательных по летнему сюжету деревьев. И сверху красивым радостным шрифтом крупными буквами написано «МОТОНГОНКИ НА ТРАССЕ ЮККИ».
Картинка была очень удачная, Серега старался и довел ее до конца, а уж если он рисовал до конца и со страстью, то получалось всегда здорово. Мне она очень нравилась, и поэтому мне было очень сложно на нее смотреть: такая яркая победная картинка и такая наглая ошибка в разноцветной подписи. Картину повесили у окна на вылинявшие дачные обои в стушевавшийся редкий цветочек вдоль скромной полоски, напротив нашей с Серегой двухэтажной кровати, сложенной из двух железных. Вечерами я долго лежала и смотрела то в светлые сумерки за окном, то на нее. В углублении за печкой слева была кровать обожаемой бабушки, она много работала по дому, уставала, ложилась в изнеможении и неслышно рассасывала свои любимые конфетки «белочка». Потом засыпала, а я лежала с ней дышащей в двух метрах от меня и думала, как так может быть, что ее не станет и ее возьмут и положат в могилу вниз, в холод. Думала я об этом, когда все спали, очень часто, именно летом, потому что в городе она спала в отдельной комнате. Дедушка храпел за стенкой, бабушка иногда резко всхрапывала и замолкала, за окном дышало лето, а я думала о том, как такое может быть, что ее туда положат.
Потом я смотрела на посеревшие «Мотонгонки на трассе Юкки». «Мотонгонки» было не исправить, смириться тоже не получалось. Я годами тыкала Сереже в эти Мотонгонки.
Когда я нашла репортаж с этих гонок, я отправила его Сереге и он и вспомнил про эту картинку, как она годами висела напротив кровати, какая она была классная, а потом ничего не осталось. Почему-то ее не забрали, когда в годы перестройки военные дачи перешли в ведение Всеволожского района и нам сказали съехать. Через пару лет с Серегой и старшим другом летом решили вернуться в Юкки, ночевали на озере у костра, ночью было холодно и, греясь, я сожгла у костра красивые редкие ботинки с пластиковой бежевой подошвой. Утром мы отправились в Осиновую рощу, там на жаре купались в пруду у разваливающего особняка в тени деревьев, ели бублики с маком и запивали холодным кефиром с зеленой крышечкой из фольги. Прыгали с тарзанки прямо в пруд со всего разлету. А про нашу дачу уже не говорили. Мы заехали туда вчера первым делом и весь наш мирок, все пять дач растаскали до последнего красного кирпичика печки. Даже печки не осталось, все исчезло полностью, и уже трава начала расти прямо там, где стоял наш дом.
Горки тоже убили – нувориши скупили землю гектарами и прямо на горках поставили огромные километровые серые металлические заборы с колючей проволокой и камерами видеонаблюдения. За ними невидимые дома карабасов-барабасов и их семейств. Коров тоже вынули из пейзажа, да и пейзажа с гостеприимными горками уже не было, а только разрезанные серым металлом куски земли. Больше мы туда никогда не возвращались.
А дача мне снится всю жизнь, все главные и потаенные события жизни до сих пор разворачиваются там и в бабушкиной трехкомнатной светлой квартире, куда мы возвращались осенью и которой тоже больше для нас нет.
Дворнягу Кузю отвязали и украли за красивые глаза в универмаге «Гаванский».
