Начало
Киностудия «Весенняя», наши дни
Всё давно было съедено, остывший кофе зашёл не хуже горячего, на улице стемнело. Предположительно стемнело, - переговорная была без окон.
- Вы не устали? – спрашиваю я у моих дознавателей.
А как их ещё назвать? Ну, хоть покормили, и на том спасибо. А ведь Бобров прав… он может взять мою жизнь, и снять по ней какую-нибудь Санта-Барбару. И люди будут сидеть у экранов, смотреть, вникать, привыкать, сопереживать… только не мне. Какой-нибудь Светочке или Танечке. Или как он назовёт свою героиню?
- Мы устали. – сказал Бобров. – Вы устали, Игорь Васильевич?
Игорь, который давно отцепил от меня провода, помотал головой.
- Неужели не устал? – поразился Артём.
- Я не хочу уставать. Меня редко приглашают на такие увлекательные беседы. В основном всё банально. Воровал - не воровал. Врал-не врал. Брал-не брал. А тут мне очень интересно. Давайте ещё поговорим, перекусили же.
- Мне всё равно. Я уже поняла, что потратила на вас время зря. Так какая теперь разница? Вы же не возьмете меня на работу!
- Ну, вообще, я не могу сказать, что не хочу вас брать на работу. Хочу. Но боюсь. – признался Бобров. – У вас такая жизнь была. Вас нужно было не на детектор, а к психиатру сразу. Вот психиатр даст заключение, что вы здоровы, и добро пожаловать!
- Да не люблю я это всё… больницы. Не хожу с некоторых пор. Можно сказать, что принципиально не хожу.
Областной родильный дом, девяностые.
Если не нужно было сломя голову лететь с первого на пятый, или наоборот, то я могла стоять у окна в операционной и наблюдать за ходом операции. Только один раз меня выгнали. Тогда я уже была глубоко беременной, до декрета оставалось месяца два. Шла операция на первом, не помню, что с девушкой было не так. Почему оперировали в грязном отделении. Помню, что операцию начали поздно, девка была молодая, лет восемнадцати. Всё ждали, пока сама разродится. Когда её спустили в операционную, она уже и стонать от боли почти не могла. Всё шло, в общем-то, по плану. Быстро всунули трубку в горло, вкололи наркоз. Быстро рассекли кожу, мышцы, разрезали матку. Я спокойно стояла у окна, и радовалась, что девчонке больше не больно. Что она мирно спит под наркозом. И тут началась какая-то паника, хирург Валерий Николаевич страшным голосом крикнул: «Уберите её отсюда, быстро». А я даже не успела понять, что он обо мне, как меня кто-то схватил, и оперативно вывел в коридор. Потом я стояла за закрытой дверью, слушала суету и беготню, оказавшуюся бесполезной, и понимала, что Валера убрал меня, потому, что я беременная. Потому, что посчитал, что я не должна на это смотреть. В такой момент он в первую очередь подумал о какой-то санитарке с пузом. А если бы о пациентке? Успел бы спасти? Нет, не успел бы. Вспоминаю, и душат слёзы. Так жалко было тогда эту молодую девушку. Так жалко её сейчас. Я радовалась, что её погрузили в наркоз и ей не больно. А после ей уже никогда и не было больно. Она ничего не получила от жизни, хотя могла. Целый набор всего. Боли, страсти, любви, ненависти, сожалений. Эх, смерть, что же ты такое? Наказание или избавление? Суета стихла, вышла медсестра Светка, которая была со мной в смене.
- Умерла?
- Да.
- Но почему?
- Эклампсия.
Диагноз, или красивое слово, способное оправдать врачебную ошибку? Нет, я знаю точно, что хирурги сделали всё, что от них зависело. Вопрос: почему её так долго к нам не отправляли? Почему до упора ждали, пока родит сама? Вот где была ошибка, на мой взгляд. На мой непрофессиональный взгляд. Да, выжил или нет ребенок – я не помню. После всего ко мне подошел Валерий Николаевич.
- Не обижайся.
- Вы с ума сошли? За что?!
- Ну… я так заорал.
Мне хотелось обнять его, уткнуться носом в плечо, и зареветь. Стоять, уткнувшись в его теплое плечо под белым халатом, и плакать, плакать, плакать. Оплакивать безвременно ушедшую девушку. Свою непутевую жизнь. И весь мир, который живет порой по каким-то нелогичным, страшным законам. И никуда нам от него не спрятаться. Никуда не деться.
Я не стала обнимать хирурга. Просто заверила его, что ни грамма не обижаюсь. И ушла выполнять свою работу дальше. Человек умер, но жизнь должна идти своим чередом. Мне после смены надо было ехать в больницу к Вадику. Я подняла все свои связи, и положила его к хорошему доктору в кардиологию. Радислав Викторович заведовал отделением, а таких вот наркош брал на излечение, чтобы благоустраивать свои владения. Взял деньги с такого пациента, и заказал в палату к тяжелобольным телевизор. И уже не так тягостно им, бедным, лежать со своими болями. Не зав отделением, а мечта просто.
Вадика он выводил из ломки на совесть. Правда, извел на него такое количество медикаментов, что за голову схватился:
- Мало я с вас денег взял. Он толерантен до невозможного, его ничем нельзя вырубить. Я в твоего мужика все транки влил.
- У меня больше нет денег, Радислав Викторович. – пригорюнилась я.
Он окинул взглядом мой живот.
- Кристина, ты красивая. Очень.
- Прикалываетесь?
- Зря ты тут. Зачем? Уходи. Рожай. Найди нового мужа – с твоей внешностью не составит труда. Живи среди нормальных людей!
Я не понимала, о чём он…
- Деточка, наркоманы не бывают бывшими!
- Зачем же вы взялись? – удивилась я. – Из-за денег?
- Из-за денег. – подтвердил он. – А ещё потому, что как бы не было всё безнадёжно – люди всегда будут пытаться. Снова и снова. И ты будешь! И поэтому я тебе советую бежать, пока ты ещё не очень глубоко в этом увязла. Сломя голову бежать советую.
Я смотрела на ноябрьское серое небо через окно в его кабинете. Руки мои лежали на животе. Я чувствовала через ткань и кожу жизнь. Жизнь шевелилась и пиналась. Почему доктор решил, что я увязла не глубоко?
Я сегодня 1 июня в 18:30 хочу попробовать трансляцию на ютуб. Прямой эфир, так сказать. Первый раз. Кому интересно, кто хочет меня поддержать - приходите! Пообщаемся.
Номер карты 2202 2005 1113 0344 для тех, кто захочет поддержать канал и автора