Найти тему

По Унже на "Ласточке" среди брёвен и льдин

Унжа во время ледохода.
Унжа во время ледохода.

Это ещё один рассказ из серии "На берегах Унжи", о нашей жизни в поселке Карьково, среди великолепной природы Унженско-Ветлужского междуречья.

Байдарка «Салют» была замечательным средством передвижения, но для поездок на озёра поймы в течение всего лета нужно было что-то более лёгкое и мобильное. Дело в том, что на «Салюте» я мог пройти в озёра только в половодье. В межень лодку приходилось оставлять на берегу, а возвратившись в Карьково, разбирать и нести от берега до дома. В то время советская промышленность начала выпускать надувные байдарки, о которых я прочитал в каком-то журнале. Зимой 1980 года, будучи в Костроме, мы с Ирой увидели в спортивном магазине надувную одноместную байдарку «Ласточка-1» и решили её купить. Стоимость её по тем временам равнялась моему месячному окладу учителя, но желание было огромное, и новая лодка была приобретена.

Когда Унжа вскрылась и начался ледоход, я решил опробовать свою «Ласточку» и сплавиться вниз по реке. Ира и Ванечка вышли меня проводить. Сейчас, с высоты своего опыта, я понимаю всю рискованность этого предприятия. Молевой сплав ещё не начался, поэтому плывущих брёвен было мало, но по реке шли огромные льдины, нередко сталкиваясь и раскалываясь на более мелкие обломки. Края их, от постоянных столкновений друг с другом, были покрыты крошевом мелких ледяных кристаллов, сверкающих в лучах утреннего солнца, как множество драгоценных камней. Длинные узкие кристаллики льда, выброшенные прибоем на прибрежный песок, не успевали таять и лежали на берегу грудами битого стекла. Ледяная вода и болотные сапоги на ногах не оставляли шанса в случае катастрофы, а легкость и вертлявость лодки, к которой я ещё не очень приспособился, делали её весьма возможной.

Только сев в «Ласточку» и оттолкнувшись от берега, я понял, насколько опасным было это плавсредство. Центр тяжести находился лишь немного ниже ватерлинии, в результате чего лодка легко и опасно кренилась с боку на бок. Чтобы не перевернуться, приходилось постоянно балансировать веслом и только чередующиеся гребки, придающие лодке направление и скорость, выравнивали её на воде. Движение на этой лодке напоминало езду на велосипеде, которому устойчивость придаёт только скорость. Причем каждый гребок существенно сбивал лодку с курса в противоположную приложенному усилию сторону. Гребок справа и байдарка заворачивает влево, гребок слева – нос уходит вправо, поэтому двигалась лодка зигзагами, а при промедлении со следующим гребком, её тут же разворачивало на сто восемьдесят градусов. Но к этому рысканью на курсе постепенно привыкаешь, и гребля в определенном ритме его почти нейтрализует. Хотя первые минуты я чувствовал себя как канатоходец на канате, балансирующий шестом, в качестве которого было байдарочное весло. Первым желанием было причалить и поскорее выскочить на твёрдый берег. Но сделав несколько кругов на относительно безопасном расстоянии от берега, я обрел некоторую уверенность и всё же решил продолжить путешествие.

На берегах Унжи ещё лежал снег, а по воде плыли льдины. Фото автора того времени.
На берегах Унжи ещё лежал снег, а по воде плыли льдины. Фото автора того времени.

Жена и сын помахали мне и вскоре скрылись за поворотом. Теперь всё внимание было сосредоточено на движении. Постепенно выработался навык в обращении с веслом, гребля перешла в автоматический режим и вернулось восприятие окружающего мира. Появилось восхитительное ощущение единения с рекой, с этим мощным несущим меня потоком, играющим упругими мускулами под днищем лодки. Вода ещё не покинула русло Унжи и не затопила всю пойму, она лишь только начала выходить на прибрежные луга, постепенно захватывая всё большую территорию.

Затопленная пойма Унжи.  На горизонте храм Воскресения в Карьково. Фото автора, 1980 г.
Затопленная пойма Унжи. На горизонте храм Воскресения в Карьково. Фото автора, 1980 г.

Талая вода, стекая в реку из прибрежных лесов по многочисленным ручейкам и малым речкам, наполняя и усиливая реку, ускоряла её течение. Вскоре я уже довольно смело вышел на середину русла, на самый стрежень, где вода движется с наибольшей скоростью. В половодье стрежень как бы взбухает, превышая уровень более медленной прибрежной воды. Различие в уровне воды на русле и у берегов мало заметно, но оно существенно влияет на всё, что несет на себе река. Льдины и бревна скатываются с этого водяного горба и прижимаются к берегам, освобождая русло. Эти особенности реки используют плотогоны, маневрируя плотами при прохождении узких мест и порогов. Выйдя на стрежень, свободный от идущих льдин, я получил возможность почти беспрепятственного движения с минимальными усилиями. Течение мощно и быстро несло лодку и мне приходилось лишь немного подруливать веслом, сохраняя её положение носом по течению реки.

Гоголя в полёте. Фото В.В. Шишенков
Гоголя в полёте. Фото В.В. Шишенков

В это тихое и ясное майское утро река была полна жизни. На кромках ледяных полей, с шуршанием и скрежетом идущих по реке, парами и небольшими группами сидели утки-кряквы. Иногда рядом с ними присаживались белокрылые свиязи и маленькие чирки. Несколько наособицу от них устраивались длинношеие и острохвостые шилохвости. Утки без остановок летели всю ночь, а теперь, сидя на льдинах, отдыхали от долгого перелёта. На открытой воде небольшими группами плавали нырковые утки.

Стая хохлатых чернетей среди льдин. Такие же стайки уток я видел в то утро на Унже. Фото автора.
Стая хохлатых чернетей среди льдин. Такие же стайки уток я видел в то утро на Унже. Фото автора.

Нарядные черно-белые селезни гоголей часто ныряли, подолгу скрываясь под водой, а затем начинили свой токовой танец на воде, закидывая на спину голову, демонстрируя чисто-белую грудь и круглое белое пятнышко на щеках. Красноголовые нырки, селезней которых легко было отличить по кирпично-красной голове и серой спинке, держались небольшими группами среди проплывающих льдин. Они тоже периодически ныряли, видимо добывая какой-то корм на дне. Иногда над рекой с пронзительным криком пролетали стайки пестрых красноносых куликов-сорок.

Чибис. Фото А. Левашов.
Чибис. Фото А. Левашов.

Озерные и сизые чайки с криками носились над водой, собираясь стайками в местах скопления рыбьей молоди. Над прибрежными лугами, громко крича, кружили чибисы, свои бесконечные трели заводили большие кроншнепы, а высоко в поднебесье, почти невидимые, разливались барашками бекасы. Птичьи голоса раздавались со всех сторон, сливаясь в радостный гимн весеннему дню.

Летят свиязи. Фото А. Лобанов
Летят свиязи. Фото А. Лобанов

Проплывали мимо поросшие ивняком берега, речные повороты сменяли друг друга. На правом, нагорном берегу Унжи, видны были деревни, у причалов стояли лодки, кое-где ходили по берегу люди. Но это была иная, сухопутная жизнь, идущая по другую сторону уреза воды.

А здесь, на реке, был свой мир, жизнь которого определял водный поток, неудержимо стремящийся по речному руслу. Река непрерывно течёт, оставаясь при этом всё той же. Постоянство формы при бесконечном обновления роднит реку с живым организмом. Так же, как у живого организма, её состав постоянно меняется, всё новые капли и молекулы воды вовлекаются в её струи, они подхватывают и увлекают с собой песчинки и частицы ила, растворяют и включают в свой состав множество минеральных веществ. Но для нас это всё та же река, с тем же названием и в тех же берегах, в том же русле, сохраняющая себя в непрерывно меняющемся потоке. Наблюдая быстро текущую воду, мы видим в одних и тех же местах и водяные холмы, и закручивающиеся воронки. Вода в этих водоворотах в каждый момент времени иная, а форма потока остается прежней. И не зря сказал древнегреческий мудрец Гераклит, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, имея в виду её бесконечно обновляющийся состав. Именно это непрерывное обновление, как свойство живого, имел в виду другой великий ученый, француз Жорж Кювье, когда формулировал свое знаменитое определение: «Жизнь подобна пламени свечи, состав которого постоянно меняется, но форма остается неизменной». Так и река, в каждое мгновение времени несёт мимо нас уже другую воду, но сохраняет и форму своих струй и их химический состав.

Гоголя во время ледохода. Фото автора.
Гоголя во время ледохода. Фото автора.

А еще река подобна потоку жизни, потоку времени. Так же как время, она течёт в одном направлении, бесконечно меняясь, но никогда не возвращаясь назад.

Движение по воде, тяга к нему неискоренимы, изначальны в человеке, так же как стремление к полёту. Эта тяга возникла ещё те в давние времена, когда человек, соединив два бревна, и встав на них с шестом в руке, впервые ощутил магию движения, без всяких собственных усилий, лишь силой текущей воды. Это сейчас мы избалованы техническим прогрессом и постоянно находимся в движении, которое нам обеспечивают автомобили, поезда, корабли и самолёты. Мы движемся уже во всех средах – на земле и под землей, по воде и под водой, в воздухе и в космосе. А в те времена, когда человек ещё даже лошадь не умел использовать, и все расстояния преодолевал силой собственных мышц, ножками, бывало стаптывая их до кровавых мозолей, движение по воде и вместе с водой действительно могло ощущаться как чудо. Ты сидишь на плоту, а река несёт тебя, слегка покачивая на своих струях. Проплывают мимо берега, то обрывистые и крутые, то пологие, с редкими ивовыми кустами среди чистых песчаных отмелей, то поросшие лесом, с деревьями, опускающими свои ветви почти до самой воды. А ты просто наблюдаешь это, не прилагая никаких усилий!

Я впервые ощутил эту магию воды десятилетним пацаном, обнаружив сколоченный из старых досок плот на небольшом пруду неподалеку от санатория, где мы с мамой тогда отдыхали. Плот, надо полагать, был сооружен местными мальчишками из досок разного размера, соединенных поперечинами с помощью гвоздей. Поперек плота лежал тонкий шест из стволика ивы. Под моей тяжестью плотик просел, между досок выступила вода. Плавал я ещё плохо, но желание прокатиться было сильнее страха, и я оттолкнулся от берега. Когда чувство опасности уменьшилось, меня переполнил восторг от пусть медленного, но самостоятельного скольжения по водной глади. С тех пор на каких только судах не приходилось мне двигаться по воде. Гребные дощатые и долбленые лодки, байдарки разборные и надувные, килевые яхты и легкие шверботы, надувные резиновые лодки, различные дюралевые моторные лодки и современные катера с мощными моторами – трудно назвать тип судна, на котором мне не доводилось бы путешествовать. Но чем меньше плавсредство, тем ближе ты к воде, тем лучше чувствуешь водную стихию, её опасность и её красоту, а главное – свою вовлеченность в чудо движения по водной глади.

Круизный теплоход – это плывущий по воде большой надёжный дом. Вода где-то далеко внизу, ощущение её опосредовано и чувство связанной с ней опасности исчезает. Люди на борту теплохода живут своей жизнью. Дети бегают и играют, взрослые читают, или просто загорают, сидя в шезлонгах, обедают в ресторане, смотрят фильмы, общаются, а мимо проплывают, постоянно меняя виды, речные берега. В моторной лодке или на катере стихия воды ближе, ты явственно ощущаешь перекатывающиеся под днищем бугры волн, как играющие мышцы гигантского зверя. Брызги воды долетают иногда до лица, окатывая холодным душем, лодка ныряет между гребнями, заставляя крепче сжимать в руках штурвал или румпель подвесного мотора. Но самые сильные ощущения близости водной стихии даёт плот, гребная или парусная лодка и, особенно, байдарка. Но и байдарка байдарке рознь. Ведь даже «Салют» по сравнению с «Ласточкой» выглядел надёжным и вместительным судном. «Ласточка» же была настолько мала, что даже рюкзак положить было негде, кроме как посередине лодки, между ногами гребца. Так и приходилось грести, слегка приподняв согнутые в коленях ноги, под которыми лежал рюкзак с нехитрым походным имуществом, термосом и продуктами.

Завершение маршрута,  "Ласточка" на берегу. Фото автора, май 1980 г.
Завершение маршрута, "Ласточка" на берегу. Фото автора, май 1980 г.

Несколько часов этого путешествия закончились в районе Угор. Эта деревня раскинулась на красивом правом берегу Унжи, на возвышенности, которая снизу, с воды, выглядела живописным высоким холмом. Немного ниже деревни Давыдово Унжа делает крутой поворот, который оказался забит льдом почти до самых Угор. Плывущие по реке льдины, сталкивались, вставали на дыбы, приподнимаясь и ломаясь под напором воды.

Ледовый затор на Унже. Унжа в районе Самылово.
Ледовый затор на Унже. Унжа в районе Самылово.

Хруст и треск ломающегося на заторе льда я услышал задолго до того, как его увидел. Этот ледяной затор мне было не преодолеть, поэтому поняв, что дальнейший путь закрыт, я, как можно быстрее, причалил к угорскому берегу. И хотя первоначально я планировал спуститься ниже по Унже, пришлось высаживаться здесь. Сложив в рюкзак байдарку, я поднялся по грунтовой дороге до Угор и дальше, к автобусной остановке на шоссе. Вскоре подошёл автобус и уже через час я был дома, в Карьково. Так закончилось первое путешествие на «Ласточке», которая ещё долго служила мне и на озерах Унженской поймы и в Костромской низменности, после нашего возвращения в Кострому.

Для иллюстрация я использовал несколько своих слайдов, сделанных во время этого путешествия, так что их невысокое качество компенсируется оригинальностью. Также использованы фотографии Унжи в период ледохода примерно в тех же местах, где проходило это путешествие, но сделанные уже в эпоху цифровой фотографии, с согласия автора, пожелавшего остаться неизвестным. Использованы также фотографии птиц, сделанные моими друзьями фотоохотниками В. Шишенковым, А. Левашовым и А. Лобановым.

Читайте публикацию о другом одиночном путешествии на нашем канале:

Река Нежилая Шача. Мой первый одиночный поход