По лицу Ирины можно было читать мысли как открытую книгу. Толи потому, что выпито за вечер было уже не мало, толи потому, что она в целом не особо старалась что-то скрывать и вуалировать, истины тут было не найти. Но, услышав довольно бесцеремонную и хамскую реплику в свой адрес, она сначала побелела от неприятного изумления, а затем пошла алыми пятнами от нескрываемой злости, да так ярко и заметно, что маска макияжа на ее лице казалось даже немного отошла и вот-вот сползет совсем. К тому же, глаза ее наполнились искрами, вспыхнув пожаром ярости. Впрочем, он довольно быстро утих, сменившись абсолютной противоположностью — льдом ненависти, который обжигал ничуть не меньше. Губы ее, и без того довольно узкие, плотно сжались чуть ли не в нитку, скулы напряглись. Казалось, она как самка, готова была броситься в драку. Только не за свое потомство — физически оно было в абсолютной безопасности, — а за свой образ жизни.
И все же, несмотря на весь пылающий огонь внутри, Ирина смолчала, вероятно надеясь, что край хамства уже наступил, и хохотушке не хватит духу продолжать. Ошибкой было это или нет, но расчет в этом случае потерпел фиаско.
— Ну ладно тебе, — бесцеремонная девица, которую звали Дианой, не только не прекратила нападки, но даже не остудила пыл. — Все же знают, тоже мне секрет. Молодо-зелено было все, а, решила дать, — Диана заговорщически подмигнула, что в сложившейся ситуации не к месту. — И удачно дала! — девушка снова залилась смехом.
Смех ее, если убрать из него все примеси в виде низменных человеческих эмоций, был поразительно приятен и заразителен. Как и сама Диана. До тех самых пор, пока она не открывала свой рот, она была пожалуй даже прелестна. Формы ей поразительно шли, и во многом благодаря умению одеваться и подчеркивать то, что стоит подчеркнуть. Одевалась она не просто удачно, а со вкусом: алое платье, что было на ней в этот вечер, привлекало внимание. Вырез на груди, не глубокий, но намекающий, приковывал взгляды. Легкая юбка была создана для танцев, хоть пока их особо и не было. Платье поддерживалось яркой помадой на пухлых губах. И в целом ее ухоженная светлая кожа с прелестными розовыми щечками напоминала спелый персик.
Но за Дианой был всем известный грешок: она всегда искала в чужих жизнях то, что дико хотелось содрать словно шкуру, украсть, утащить, лишить людей этого, оставить нагими и беззащитными. А потом, где-то там, в тишине своей спальни, при свечах, натянуть на себя, и выйти на обозрение, хвастаясь своим грабительским приобретением.
И она всегда находила это что-то: муж, работа, деньги, впечатления от поездки, дети, домашний питомец, новое платье, да что угодно. Кем бы вы ни были и что бы ни имели за душой, Диана всегда найдет, что захочет украсть. И так как не все можно было содрать, или не все позволяли ей это делать, она изо всех сил старалась обесценить это, облив грязью, испачкав, изрезав ножницами и растоптав.
И оттого Диана, несмотря на все свои достоинства, вызывала отторжение и даже омерзение. Обладая нежнейшей внешностью, влекущей и вызывающей теплые чувства, она несла в своей белокурой головке коварство, оправдания которому не было, а душа ее была настолько переполнена завистью и жадностью до чужих достоинств, что казалась грязной и отталкивала.
(c)
Это часть рассказа. Прочитать с самого начала можно здесь.
Прочитать предыдущую часть можно тут.