В этом направлении я уже пытался ездить, но прежде мне всегда что-нибудь мешало. Я, например, пробовал преодолеть болото зимой на мотособаке, но особо в этом не преуспел, так как болото тут похоже скорее на топкое редколесье из тонких сосенок и березок, через которое идет очень старый след от трактора или чего-то вроде.
След этот местами становится похож на ирригационный канал, прямо посреди которого уже успели вырасти деревья, который иногда петляет, а иногда преграждается всевозможными кочками. В общем, на собаке я с большими мучениями добирался только до противоположного края этого болота, а в лесу меня силы окончательно покидали и я поворачивал назад.
Теперь же стояло почти лето, и мы мчались по мягкому мху на гусеничном вездеходе, не обращая внимания на мелкие кривые сосенки и березки.
Иногда я оглядывался и видел, что машина оставляет за собой лишь еле заметный примятый след, и продолжал с удовлетворением уворачиваться от деревьев потолще, не сбавляя ходу. Правда, когда деревьев кругом стало больше, в конце концов мне пришлось-таки съехать в этот самый «канал», который теперь был заполнен водой, но никаких затруднений это не вызвало, только что ехать по нему пришлось осторожнее.
Начался и лес, в котором я замедлился до совсем уж черепашьих скоростей, а потом мы и вовсе остановились перед очередным завалом — я выключил двигатель, вылез наружу, а Наталья подала мне бензопилу. Досюда на мотособаке я уже не доезжал.
Мы направлялись в сторону Сельги — для меня лично полумифического заброшенного населенного пункта, до которого нынче невозможно добраться. Дорога, посредством которой Сельга когда-то сообщалась с нашей деревней, теперь заросла до состояния полнейшей непроходимости, а вот этот вот болотный зимник, на котором мы сейчас стояли, должен был привести именно к этой дороге. Конечно, я был уверен, что она и в том месте будет заросшей, но нами двигало простое желание разведать данное направление. Я пропилил поломанный ствол упавшей ели, залез в машину, завел двигатель, и мы поползли дальше.
Таких остановок для пропилов мы сделали еще несколько. Лес становился все гуще, и через какое-то время я даже позволил себе понадеяться, что мы все-таки куда-нибудь приедем, но вдруг впереди забрезжил большой просвет, и мы выкатились на свежую вырубку.
Вы, наверно, представляете, что такое вырубка, которую лесорубы за собой не чистят? Если вдруг вы с таким не сталкивались, то я скажу только, что это большое пространство, сплошь заваленное переломанными обрезками бревен и заполненное пнями. Полагаю, что даже имперский шагоход из «Звездных войн» по такому бы не прошел, что уж говорить о нашем вездеходике? Пришлось нам вновь остановиться, и задуматься о том, что делать дальше.
Сперва я хотел сразу поворачивать обратно, но потом решил все-таки пройтись пешком до заросшей дороги. Вы, наверно, будете смеяться, но идти до нее было всего-то метров 400, около 200 из которых пролегали по кромке делянки, но именно эти деляночные метры заставили меня надолго задуматься — идти, или все-таки не мучиться. Но в такой хороший денек нам все-таки захотелось помучиться, мы оставили машину и поковыляли через сплошную полосу препятствий к кромке леса. Далось это очень нелегко, но вскоре мы все-таки оказались под прикрытием огромных елей, а деревянная свалка осталась позади. Для навигации я сейчас перешел на использование спутниковых снимков, и хоть они и устарели (никакой делянки там еще в помине не было), но я видел, что впереди должна быть искомая дорога и какие-то полянки. Мы двинулись дальше, и действительно, вскоре вышли на старое поле.
Раньше я никогда не задумывался о том, откуда эти поля вообще берутся. Ну, подумаешь — лес, поляна. На самом деле теперь-то я понимаю, что все эти поляны с плодородной землей всегда имеют искусственное происхождение. Не знаю, когда именно, но когда-то люди очищали территории от леса, и все, что сейчас нам кажется просто красивыми полянками, является плодом тяжелого труда наших предков, и если ты натыкаешься где-то на такое открытое пространство, то это верный признак близкого наличия какого-нибудь жилья, существующего или давно заброшенного. Ну, до Сельги тут уже недалеко, да и дорога от нас совсем близко. Мы двигались через траву, я вертел головой по сторонам, приметил в кустах небольшой ручеек. Мы подошли к краю поляны — туда, где на нее въезжали земледельцы прошлого, и в самом деле, впереди я увидел то, что осталось от дороги.
Коренные из нашей деревни про эту дорогу говорили, что, мол, по ней легко можно пройти и даже проехать, называли всевозможные ориентиры, но по факту эти сведения устарели. Они действительно по этой дороге ходили, но происходило все это лет 20 назад.
Сейчас я просто видел перед собой заросли толстых осин, полосой идущие через сплошную тайгу. Определенно, это была дорога. Вот даже старая коричневая пластиковая каска лежит в траве, видно кто-то ее потерял или забыл. А вот заросшая травой колея от машины, так и уходящая прямо в осины, успевшие вырасти здесь с того момента, как тут кто-то ездил в последний раз. А где же ручей? Вон он течет, но дорогу он не пересекает, и даже если бы он нырял в трубу под ней, то где его продолжение выше? Меня это несколько озадачило, я опять повертел головой и двинулся к воде, чтобы посмотреть на это чудо.
Наконец я осознал, что стою перед «иорданом» (или иорданью?). Тут по сути была организована яма, ограниченная прямоугольным срубом с перегородкой посередине. По струям на поверхности я видел, что вода с силой бьет прямо из-под земли. Из первой камеры вода переливалась во вторую, и оттуда уже текла в сам ручей.
И воды этой, надо сказать, было очень много. Я видел в жизни множество родников, из которых водичка текла тонкой струйкой, но вот чтобы из недр земли прямо так выливался целый ручей — такого я не встречал.
Все его русло имело оранжевый цвет, да и бревна были в каких-то оранжевых наростах. Видно, в этой воде содержалось много железа. Я попробовал ее на вкус, и она мне не особо понравилась, показалась слишком минерализованной. Но именно про это место все мне рассказывали.
Вообще иорданью (в честь реки Иордан) сейчас называют любую вырубленную во льду природного водоема крестообразную прорубь, в которой принято купаться на Крещение 19 января. Обычно иордань вырубают во льду конкретно ради крещения. Здесь же, в нашей деревне, иорданью зовут постоянную купель, установленную прямо на роднике.
Это не редкость, многие родники служили для вот таких целей, и считались священными. От этих купелей сами родники даже стали носить название "иордан" или "иордань".
На иордан, что мы нашли, люди приходили 28 августа, на Успение пресвятой богородицы, здесь они набирали святую воду. Также неподалеку отсюда есть Спасский иордан, и туда ходили 19 августа, на Спасов день. Интересно, что в этом же районе есть третий иордан, и туда ходили на праздник Хлоры, 31 августа. Совершенно непонятно, почему тут все иорданы с августом месяцем оказались связаны, но вот так интересно сложилось.
Сложно сказать, как выбирали родники, чтобы установить на них подобные купели. Почему те или иные водоемы считали священными. Возможно, такими были родники, которые чем-то выделялись среди дикой природы; тут вот красная особенная вода бьет мощной струей из-под земли. Возможно, это удивило и привлекло людей.
А может с родником и вовсе было связанно какое-то чудо, может кто-то посчитал, что исцелился из-за этой воды. Кто знает. Как бы то ни было, этот родник был избран в качестве иордана (сделал, думаю, это местный священнослужитель; в нашей деревне был некогда организован приход).
Кстати, макет Спасского иордана хранится в нашем музее. Вот так он выглядит:
Хорошенько осмотрев иордан, мы пошли исследовать следующую поляну, на которой торчал одинокий деревянный столб старой ЛЭП. Я попробовал, было, идти вдоль поля по дороге, но быстро бросил эту затею по причине ее непролазности.
Ну что же? Похоже, эта поездка оказалась вполне интересной. На этом, пожалуй, можно и возвращаться домой.
