Свекровь всегда считала меня меркантильной. Значение этого слова она толком не знала, поэтому называла мои детские воспоминания меркантильностью, а все потому, что вспоминать я всегда начинала о еде: о маминых тортах, о папиной жареной картошке, а бабушкиных пирогах и о дедовых помидорах. Я всегда любила поесть и это тоже было в списке моих недостатков.
- Ты склонна к полноте, - так сказала мне моя тогда будущая свекровь при нашей первой встрече, - тебе надо заниматься собой.
- У меня кость широкая, - огрызнулась я и не соврала. Так и есть. Все мои предки трудились на земле и худышкам там было не место, вот я и получилась такая - крепкая и слегка полноватая. Свекровь неодобрительно меня оглядывала, как корову на выставке и презрительно поднимала брови. Сама она была, да и сейчас есть, маленькой и худенькой, в детстве переболела желтухой, жила она тогда в глухой деревне и всего лечения было - есть побольше картошки в мундире. Так она, по крайней мере, рассказывала. С тех самых пор она вбила себе в голову, что печень у нее в ужасном состоянии и постоянно ее лечила то модными лекарствами, которые привозили из-за границы, то травами, то экстрасенсами. На все слова врачей, что печень у нее в порядке, она только фыркала и говорила им поглубже и подальше засунуть и свои мнения, и результаты анализов, которые тоже не показывали никаких проблем, засунуть туда, где их найдет разве что проктолог и получше лечить больных. Она сама прописала себе строжайшую диету и на всех, кто с удовольствием ел жирный шашлык или колбасу или торты, она смотрела так пристально и неодобрительно, что хотелось немедленно все выплюнуть и провести вечер за бокалом минералки и сухариком.
- Мама, вам мясо понравилось? Плохо не было? - как-то спросила я ее после застолья. Я по молодости и дурости тогда хотела открыть ей глаза на ее же здоровье. Не знала еще, что самый большой враг человека именно такой наивный правдолюбец.
- Вкусное, не было, а что? - она насторожилась. Свекровь постоянно подозревала меня в интриганстве и сплетнях. Уже много позже я поняла, что она сама этим грешила и судила меня по себе.
- Оно в вине тушилось, долго, алкоголь, конечно выпарился почти... - я не успела договорить. Если бы она могла, она бы меня придушила, но нельзя, дело подсудное, хоть я и тварь, и мразь и хотела ее в могилу загнать. Ох и скандал у нас случился тогда! За малым нас не развели, а я - наивная дурочка только ревела и все повторяла, что хотела, как лучше.
- Не пытайся ее переубедить, бесполезно, - сказал мне в тот самый вечер муж. Он уже почти собрал чемодан, но потом передумал и впервые признался, что все знают о мнимой больной печени мамы, но лучше про это помалкивать, раз уж она решила, что больная насквозь, пусть уже так и думает.
Свекровь долго на меня обижалась, почти отказывалась есть за праздничным столом и сидела, поджав губы, со стаканом воды и большой тарелкой на которой тосковали огурец и листик салата. Их она и ела, без соли и масла, конечно же.
Я так просто не готова была отступить и даже продумывала другие способы "открытия глаз", но потом меня неожиданно увлекла моя работа (я училась на юридическом из-под папиной палки, думала, умру со скуки, а потом мне стало интересно) и начала строить карьеру. Со свекровью и с двумя золовками отношения не складывались, и я перестала стараться. Нравится им думать, что я жирная бездельница (мою работу они считали баловством, подумаешь, бумажку в суд написать, любая корова сможет), пусть думают, я быстро устала объяснять, что я все-таки делом занимаюсь. Они приписывали мне много воображаемых недостатков, но один действительно был - самый главный - из-за которого я и сама готова была на все - дети, которых я не могла родить.
- Все твой жир, - укоряла меня свекровь и настаивала на диете. Как будто бы я это не пробовала! Все, что можно и даже больше, было мной испытано, выпито, сделано. Я ездила по врачам, процедурам и церквям, ставила свечки перед самыми сильными иконами, купалась в источниках, но ничего не помогало. Я мучила себя лет пятнадцать, рыдала, как раненая лосиха, хныкала в подушку, заливалась слезами в мамины коленки, и вот именно моя родная мать в конце концов сказала мне:
- Смирись, значит, так надо. Живите на радость себе и людям. В конце концов, твоя жизнь и твое здоровье также важны для этого мира, как и все остальные жизни.
Вроде бы просто, да? Но самые очевидные истины обычно лежат перед нашими обиженными и зареванными физиономиями и мы их не замечаем, делаем вид, что их нет и когда жизнь со всей силы швыряет их нам в лицо, обычно сильно удивляемся. Как это я не понимала такую очевидную вещь?
Я последовала совету мамы и смирилась. Муж не хотел никого усыновлять, и мы жили вдвоем.
В тот год, когда мы должны были праздновать двадцатилетие нашей семейной жизни, когда уже пригласили гостей и заказали банкет в хорошем ресторане, свекрови сделали небольшую операцию. Мелочь, удалили какую-то доброкачественную опухоль, она, конечно, боялась и волновалась, все твердила о своей печени, но врачи уверили, что все пройдет легко.
Не люблю, когда так говорят. Обычно после таких слов все идет именно через то место, в которое свекровь имела обыкновение посылать особо дотошных исследователей ее печени. Так оно и случилось. Наркоз как-то странно на нее подействовал. Она была в сознании, сердце билось, все внутренности работали, как часы, но она не хотела вставать с кровати, да и вообще ничего не хотела. Кормили мы ее почти насильно, и золовки говорили, что вспоминают детство своих детей, у которых всегда был плохой аппетит. При этом они склочно поглядывали на меня - большую, румяную, с отменным аппетитом, словно я отбирала его у племянников и племянниц, а сейчас и у свекрови словно украла. Мы все суетились и искали врача, который смог бы объяснить, что же происходит и, что главное, как из этого состояния выйти.
Когда мужу посоветовали ту бабушку - божий одуванчик, которую, как оказывается, с треском выгнали на пенсию за ее слишком длинный язык и излишне почтенный возраст, я даже рассмеялась, такая она была нездешняя, карикатурная и на ее помощь и профессионализм я даже не рассчитывала. Все мы не рассчитывали, так честнее будет сказать. Но так получилось, что она оставалась последней надеждой. Все остальные сказали, что ничего не понятно, все в норме и надо только ждать.
Бывший онколог, та самая бабушка - маленькая и сгорбленная, мелкими шажочками вошла в комнату больной в мое "дежурство". Первым делом она глянула именно на меня и тут же сказала мужу:
- Это ваша жена? Какая пухленькая!
Сказала так, словно меня тут и не было, осмотрела со всех сторон, и я уже была готова резка заметить, что я, конечно, с лишним весом, но не из-за меня ее вытащили из дома, как она мне ласково улыбнулась.
- Какая пухленькая, - с удовольствием повторила бабулька и ущипнула меня за бок, а мужу укоризненно сказала:
- А вы - слишком худой!
Я не знала, что делать, муж попытался не засмеяться и выскочил из комнаты. "Еще одну сумасшедшую черти принесли", - успела подумать, а врач (забыла сказать, что и выглядела она смешно и нелепо: на вид ей было лет девяносто, брови ярко-коричневые, нарисованы немного криво, помада - ярко-красная - небрежно намазана на губы, розовая шифоновая блузка и синие брюки, хорошо - голова просто седая, это хоть как-то уравновешивало весь облик) села на стул около кровати свекрови и уставилась на нее, как на музейный экспонат.
- На что жалуетесь? - через несколько минут созерцания спокойно спросила бабулька. Свекровь лишь плечами пожала и повернулась к ней задом, к стенке передом, все, как в сказке.
- Ну, дело ясное, - бабулька встала и неторопливо вышла из комнаты.
- Погодите! - я разозлилась. - Вы ее даже не осмотрели, анализы не глянули, - я потрясла толстой папкой перед ее плохо напудренным носом. Она задрала голову и внимательно посмотрела на меня.
- Пухленькая, - она больно ущипнула меня за руку и засмеялась тоненько и неожиданно мелодично. - Вашей матушке надо заинтересоваться жизнью. Рецепт прост, но вот как это сделать, я не знаю. Она просто не видит смысла в жизни, понимаете? - бабулька схватила меня за руку и встала на цыпочки, чтобы поудобнее просверлить меня взглядом.
- И вы вот это поняли только посмотрев на нее? - я решила, что никакого гонорара эта шарлатанка не получит.
- Конечно, - удивилась она вопросу, - деточка, у любой болезни вид разный, глаза разные, кожа разная, все разное. Вы привыкли, что все выясняется только после того, как из вас выпьют литр крови, залезут вам внутрь и всласть там поковыряются, запихнут в новомодные аппараты и просветят насквозь, так ведь?
Она посмотрела на меня так жалостливо, как на дурочку, хотела было что-то добавить, но передумала и пошла на улицу.
- Подождите! Чем мама больна? - я так и не поняла, какой диагноз она поставила свекрови.
- Она ничем не больна, просто жить не хочет, неинтересна ей жизнь, понимаете? У нее глаза пустые. Тело крепкое, сопротивляется, но если ничего не изменится, уйдет она. Волю ее как-то изменить надо, вернее, решение.
- Но это только после операции случилось. Почему?
Бабулька пожала плечами.
- Вот этого не знаю точно, а предположения не имею права озвучивать. Заинтересуйте ее чем-нибудь, и она вернется.
Я отдала ей конверт с деньгами, и она тут же вытащила купюры и с удовольствием пересчитала.
- Помаду новую хочу купить, - сказала она мне, - розовую, перламутровую, дорогую и платье.
Я не знала, что ей сказать и как вообще реагировать на этого странного специалиста, который, вернее, которая согласилась приехать к моей свекрови только по личной просьбе одного из знакомых мужа.
- До свидания, спасибо, - я машинально попрощалась с ней, а она опять что-то хотела мне сказать, но сдержалась и ушла.
- Маму надо как-то развлечь, - сказала я тем вечером на семейном совете, за ужином. Как я и ожидала, ни золовки, ни их мужья мне не поверили. Мой муж был на работе и поддержать меня не мог.
- Что она, ребенок, что ли? Как ее развлечь? В цирк свозить? - ёрничала золовка.
- Я не знаю, давайте попробуем ее старинных подруг найти или праздник устроим, приготовим что-нибудь вкусное...
- Кто о чем, а наша Лида о жрачке. Вот над своей матерью эксперименты бы и проводила, - съязвила вторая золовка, и я не выдержала, выскочила из-за стола и рванула домой. Подальше от них всех.
Моя родная мама. На какие только ухищрения я не шла, чтобы она прожила дольше. Но она, как и свекровь, твердо решила умереть. Мама и мысли не допускала, что может надолго пережить папу и не пережила. Надеюсь, им там сейчас хорошо вместе. Может быть, они и мне как-то смогут помочь. Я загадала: если смогу свекровь к жизни вернуть, значит, у моих там все хорошо.
Загадать легко, а вот выполнить... Я предложила объявить о свадьбе старшего племянника - любимого внука свекрови, не вытерпит ведь, скажет, должна поучаствовать во всем. Меня обозвали дурой и план отвергли. Я предлагала отвезти ее в деревню ее детства и найти дом, в котором она родилась и выросла. Меня обозвали вшивой миллионершей и посоветовали умерить свои желания. Мои желания! Мне было и горько и смешно. Но я загадала и не собиралась отступать.
Я уверена, мне помогли родители, да, да именно они, с того света. Иначе никак не объяснить тот факт, что в четверг мне так захотелось домашней сметаны, что я отпросилась у начальника и поехала на рынок. Иначе никак не объяснить и то, что моя "молочная" продавщица, которая не торгует по вторникам и четвергам, стояла за прилавком и к ней уже выстроилась очередь таких же счастливчиков, как и я, случайно забредших на рынок в неположенный день.
- Лида, глянь какое масло! Коровки сейчас на одуванчиках пасутся, ты посмотри, солнечное масло! - Анзира смеялась, как ребенок, и держала кусок масла в руках так нежно и бережно, словно котенка или щенка.
- Вкусное? - строго, для приличия спросила я. У нас с ней было что-то вроде игры, я всегда дотошно выбирала самые лучшие куски сыра, самые крупные яйца, а она убеждала меня и даже, бывало, показывала в телефоне фотографии коров и кур, словно в доказательство исключительного качества товара. Я вообще человек брезгливый, но у Анзиры была дома (они с соседом судились, так мы и познакомились) и видела, какой идеальный порядок у нее везде, какая у нее чистая кухня и отмытые до блеска ведра. С тех пор и покупаю масло и сыр только у нее.
- А сыр какой! Ты только попробуй, как ты любишь, сладкий! - она отрезала большой кусок сыра и протянула мне. - Бери, не пожалеешь.
Я-то думала, что обойдусь сметаной, но Анзира уже складывала в пакет и масло, и большой кусок сыра и, конечно же, сметану - тоже желтую и жидкую, она загустеет только завтра, а сегодня я буду макать в нее свежий хлеб и запивать все огненным кофе. У меня затекли слюнки от одного предвкушения. Я расплатилась и побежала на работу.
- Лида, побудь сегодня с мамой, - звонок от золовки был очень некстати и просьбой не выглядел и не был ею. Приказ. Я стиснула зубы и что-то промычала в трубку про свои планы. - Что? Какие такие планы? Детей нет, мужу ужин сготовить что ли? - рявкнула золовка и отключилась.
- Подумаешь, попробовать накормить, телевизор включить или помыть, - уговаривала я себя и медленно брела на свою "вахту". Я очень проголодалась и решила, что бы свекровь не потребовала (это я сильно преувеличила, она давно ничего не требовала), я сначала сама поем. Иначе сил не будет и кому такая помощница нужна?
Золовка меня не дождалась, и я этому была только рада. На кухонном столе уже стоял мамин ужин: два кусочка черного хлеба, намазанные тонким слоем того вещества, которое в магазинах именуют маслом. Свекровь всегда покупала самое дешевое не потому, что денег не было, она почему-то считала, что это масло будет самым полезным для ее больной печени. Я пыталась ее переубедить, доказать, но, как всегда, потерпела сокрушительное поражение, как красиво можно сказать.
- Мама, вам чай или кофе? - спросила я у больной из вежливости, кофе она тоже не пила, вредно. Свекровь мельком глянула на меня и прошептала:
- Все равно.
Раз все равно, не буду слишком инициативной и заварю ту солому, которую они называют чаем. Я положила в чайник побольше заварки, чтобы хоть какой-то вкус появился, а потом глянула на эти куцые бутерброды и сама не знаю как, решилась. Бутерброды в пакет, пакет в сумку, отдам по дороге бродячим собакам. Так, где тут у нас хлеб? Хорошо, что свежий. Отрезала пару ломтей, хороших таких, толстых, намазала настоящим маслом, которое купила на рынке, сыр тут же на тарелке пристроила, положила в чай две ложки сахара (тоже строжайший запрет, т.к. сахар якобы сажает поджелудочную, конечно, если есть что-то мешками, тогда и полезный салат что-нибудь повредит) и понесла поднос в комнату.
- Мама, ваш ужин.
Как я и ожидала, свекровь безразлично посмотрела на меня, на поднос и уставилась в потолок.
- Я с вами поем, можно? Устала, мозги кипят, сладкого требуют.
Я взяла один бутерброд и жадно откусила большой кусок. Анзира не обманула, как и всегда. Масло было невероятным. Не знаю, как описать этот вкус. Масляный, настоящий. А если и кусочек сыра откусить и запить соломенным чаем... Даже он умудрился не испортить вкус.
- Случайно побежала на рынок за сметаной, очень захотелось, а там это масло. одуванчиковое, представляете, мама? Желтое, душистое, коровы недавно на свежую травку перешли, молоко у них сейчас вкуснее дорогого вина...
Я говорила только за тем, чтобы неприятное и тягостное молчание не перебило удовольствие от моего ужина.
- Одуванчиковое масло? - неожиданно переспросила свекровь, а я чуть не подавилась. - Его одуванчиками подкрашивают?
- Нет, что вы, - рассмеялась я, - коровы едят цветы и оно получается ярким и душистым.
- Прямо одуванчиками пахнет?
- А вы попробуйте и сами мне расскажите!
Я помогла ей лечь повыше, поудобнее и поставила на колени поднос.
- Оказывается, с бородинским хлебом это масло еще вкуснее! А уж если и с сыром и чаем все запить...
- Почему оно одуванчиковое? - снова спросила свекровь, словно не слыша меня.
- Это все потому...
Я глубоко вздохнула и начала плести чушь, вернее, придумывать сказку о двух подружках-коровах, которые больше всего в жизни любили весну и цветы, и как им пастух дарил букеты, а они их даже не ели, а любовались ими, а пастух расстраивался и обрывал ромашки в палисаднике у соседей, чтобы коровы их съели и остались довольны, а они ели простые одуванчики и больше всего на свете хотели, чтобы пастух сплел венки из ромашек и надел им на головы, но не могли ему об этом сказать и лишь жалобно мычали...
Я говорила все, что шло на ум, вспоминая, как мечтала о детях, как бы я им вот так по вечерам рассказывала сказки, как бы мы их вместе сочиняли и рисовали картинки к ним и даже, возможно, сами сделали бы книжку, которая бы стала нашим семейным сокровищем... Я говорила со свекровью, а на самом деле, придумывала эту сказку для своих нерожденных детей, для родной матери, которая не захотела жить, для отца, утонувшего на рыбалке, для самой себя и для мужа и, конечно же, для больной свекрови.
-... и с тех пор жили они долго и счастливо и самый главный одуванчик повелел своим подчиненным..., - я задумалась, чтобы такого мог повелеть главный одуванчик и случайно посмотрела на поднос. Большой бутерброд исчез, как и сыр, как и чай. А свекровь спала. Я сначала хотела разбудить ее и уложить поудобнее, но потом решила не беспокоить. Забрала поднос и пошла на кухню.
Золовка вернулась поздно вечером и устроила мне скандал. Свекровь продолжала спать - крепко, посапывая и даже слегка похрапывая, а меня подвергли строгому допросу, что я такого дала маме, что она вот так спит. Я не стала признаваться в фокусе с маслом и поехала домой.
- Мама просит, чтобы ты вечером пришла, - золовка позвонила мне рано утром, когда я еще толком проснулась , - и такой же ужин просит. Я намажу бутерброды, покормишь ее.
Бутерброды! Они так и валялись у меня в сумке, пакет развернулся и хлеб с маслом успели перепачкать кошелек и записную книжку. Я оттирала липкие пятна и тихонько ругалась, на вечер у меня были планы, а теперь вне всякой очереди, снова... И тут до меня дошло! Свекровь просила повторить вчерашний ужин! Хлеб, масло, сыр и чай! Она просила! Я побоялась сглазить ее, не стала ничего говорить мужу и побежала на рынок.
Вот так одуванчиковое масло и вернуло к жизни мою свекровь. Не знаю, почему так произошло, и что там на самом деле случилось, но именно моя глупая сказка и желтое, деревенское масло сотворили чудо. Уже через неделю свекровь попросила купить ей торт - магазинный и вредный, и мы с ней чаевничали вдвоем, как заговорщицы, хихикали и сочиняли сказку про несчастного, худого кондитера, который ненавидел сладкое.
Сказать, что мы сильно полюбили друг друга - нельзя. Мы подружились, нас объединила тайная любовь к маслу, тортам, портвейну и сказкам. Свекровь быстро поправилась и попробовала вернуться в свое прежнее состояние вечно больной и желчной особы. Знаете, что самое неудивительное? Ей это не понравилось и она объявила свою печень здоровой. Сейчас золовки наоборот маму немного сдерживают, она слишком торопится, жить торопится. А мне это нравится. Я стала часто приходить к ней в гости, и когда мы ужинаем вдвоем, она достает толстую тетрадь, я вытаскиваю из сумки свежий хлеб. масло, сметану и сыр, завариваю крепкий, хороший чай и мы начинаем сочинять сказки. Одну, самую главную, я вам сейчас и рассказала: сказка о том, как быть счастливым, как одна мелочь может полностью изменить жизнь и как вкусно, на самом деле вкусно одуванчиковое масло.
Необходимое примечание-объяснение: 1) это вымысел, сказка, навеянная куском желтого масла, купленного на рынке. Я - не героиня этого рассказа, есть, конечно же, реальные факты, но они перемешаны так, что их могу найти и опознать только я и мой муж. Больше никто.
2) казалось бы, я занята 2К и читатели ждут развития сюжета, мне и самой интересно, но... Когда я не специально "разбавляла" Почтальонов новыми сказками, один читатель написал мне, что я разбрасываюсь и так нельзя делать. А вот бывает такое: история или сказка приходят против всякой воли и желания и требуют быть написанными. Они зудят и ноют: "Ну, когда же ты сядешь и напишешь?" Я не имею права отказываться. Если Вселенная потребовала, чтобы я записала ее мысли, я так и делаю. Так и появляются на свет рассказы вроде бы не очень оригинальные, такие как "Чашка кофе и пирожное", но кому-то очень нужные. Ведь очень часто мы не слушаем никого, но случайное слово, услышанное в автобусе, может внезапно послужить последней каплей... для чего? Не знаю, у всех по-разному бывает.
Спасибо, что заглянули ко мне в гости. Навигация канала здесь.