Изрядно выпив и вдоволь наобщавшись со старым другом, Шершень мертвецки спал, полулежа, завалившись в широкое и удобное, хоть и старое кресло. Но Лысый не спал. Лысый сидел за столом, облокотившись на стену, смотрел на огонёк керосиновой лампы, вернее даже сказать, будто бы сквозь него смотрел Лысый. Вид его был суров и строг, брови будто сжались тупым углом ближе к носу, а пальцем он тихонько барабанил по пустому стакану.
Иногда Лысый с небольшой, немножко ласковой ухмылкой поглядывал на Шершня, который даже во сне оставался дёрганным и шебутным. Он то практически бесшумно и мирно посапывал, то, будто бы по команде, резко начинал переворачиваться, дрыгать ногами, меняя их положение, то неспокойно, из стороны в сторону мотал головой, при этом что-то мыча, затем снова бесшумно и незаметно посапывал.
Лысый, глядя на Шершня, с каждой минутой всё больше и больше погружался в думы. Его будто бы пеленой окутывали воспоминания о событиях тех самых дней, после которых судьба разделила их с Шершнем на долгие годы. Всё, что с ними происходило тогда, Лысый помнил и ощущал как вчера.
Воспоминания уносили Лысого далеко в тайгу. Перед его глазами всплывали люди, разговоры, их с Шершнем мысли, ощущения, переживания. Воспоминания уносили Лысого к той самой экспедиции, в которой Лысый и Шершень к своему несчастью приняли участие.
Экспедиция затянулась. Из договорённых двух дней дороги, она превратилась в долгий и утомительный двухнедельный марш. Учёные не отпускали их. Сперва они обещали заплатить побольше, потом, когда мальчики перестали верить, что им заплатят хоть что-нибудь, вовсе стали вести себя агрессивно и жёстко. И чем дальше они шли, тем тщательнее за ними приглядывали ученые, не давая сделать и шага в сторону, а где-то в середине пути и вовсе стали связывать на ночь.
Днем же, их стали вести под дулом ружья. Знакомые тропы, по которым Лысый и Шершень должны были вести учёных, кончились тогда же, когда и кончился их «контракт». Дальше группа шла через глухую таёжную чащу, в которую не то что Лысый и Шершень, но и вообще, скорее всего, ни разу никто не забредал. Мальчики практически не несли никакой пользы для группы, а то и вовсе, были зачастую обузой.
Как размышляли сами парни, держали их только потому, что они были хорошо знакомы с тайгой, ее правилами и законами, умели выживать и даже жить в тайге. Но Шершень не был глуп. Он уже тогда, шёпотом, ночью, лёжа связанным рядом с Лысым, осмеливался предполагать, что их не отпускают, чтобы не оставлять нежеланных свидетелей их присутствия в этих местах. Шершень давал понять Лысому, что, возможно, скоро их обоих не станет. Но Лысый отказывался в это верить, психовал, вскрикивал, чуть-ли не плакал, считая, что Шершень просто его пугает. Тогда Шершень замолкал. Может быть, чтобы не создавать излишнего шума и не привлекать внимания, а может быть и для того, чтобы не расстраивать наивного и глуповатого Лысого, оставляя ему частичку надежды, и тем самым, спасая его от отчаяния.
В конце пути группа вместе с Шершнем и Лысым вышла на опушку. Звуки работающих машин, стоящих на ней, был слышен еще в тайге, в часе ходьбы от этого места. В самом начале опушки, когда группа выходила из последних теней, чёрными столбами резко падающих от деревьев и расстилающихя далеко назад, мальчики были ослеплены светом фар грузовиков и оглушены рокотом лопастей готового к взлёту вертолёта. Щурясь и прикрывая глаза руками, группа двинулась к технике, высоко задирая колени, чтобы было легче идти по густой и высокой траве.
На опушке стоял палаточный лагерь, два тентованных грузовика и вертолет, который, судя по всему, должен был взлететь сразу же, как группа, в которой двигались Шершень и Лысый, появится на опушке. Где-то в лагере трещал генератор, выдававший слабое и непостоянное электричество, из-за которого свет в окнах палаток то становился ярче, то затухал, становясь противным для зрения. Ослепленные светом фар, Шершень и Лысый едва могли разглядеть вдали силуэты вооруженных людей, снующих туда-сюда, дымящую полевую кухню, у которой кашеварили два мордоворота, небольшие окопы, обтянутые маскировочными сетями.
Командир группы, в которой двигались Шершень и Лысый, придерживая одной рукой шляпу, а второй прижимая к груди планшет с документами, двинулся, к человеку, стоявшему недалеко от вертолета. Они долго и нервно разговаривали, явно о чём-то споря. Услышать их разговор не было никакой возможности, но было видно, что человек, стоявший у вертолёта, был явно чем-то недоволен, он махал руками и кривил лицо, нервничал. Подошедший к нему командир группы мальчиков, явно пытался оправдаться, защититься, хотя тоже разговаривал нервно, размахивал руками и яростно что-то доказывал. Поговорив некоторое время со своим нервным начальником, командир повернулся к остальным членам команды, махнул рукой, указывая на вертолет.
Когда Шершень и Лысый подходили к вертолету, командир указал их сопровождающему на один из грузовиков. Конвоир понял и повел их к машине. Он связал им руки и ноги, затем по очереди закинул в кузов, под тент. Мальчики лежали друг напротив друга, боясь сказать хоть слово, каждый из них мысленно прощался с жизнью. Они слышали, как взлетел вертолет, затем заревел мотор их грузовика. Едкий , слегка сладковатый дым солярки пробивался под тент, глаза парней наполнились слезами, чесались носы. Грузовик тронулся.
Их куда-то везли по таёжной дороге. Шершень пытался ориентироваться, глядя в небольшую дырку в тенте, но видел лишь деревья, да кусок неба и луну. Гул вертолёта уже почти переставал быть слышен, как вдруг прогремело что-то, похожее на взрыв. Шершень от удивления вскричал:
- Смотри, Лысый!
Лысый прильнул к той же бреши в тенте. В небе с рёвом кружился тот самый вертолет, хвостовая часть его была объята огнём, а чёрный дым от него было легко разглядеть даже ночью. А на горизонте поднимался к небу бело-лунный, яркий и узкий столб света, освещающий многие километры таёжной глуши. Грузовик остановился и заглох.
Страх, небывалый, оцепеняющий тело и сковывающий движения страх охватил Шершня и Лысого. Только одна мысль была у них на двоих - бежать, больше ни о чём думать было невозможно. Это инстинкт, заложенный еще с первобытных времён в мозговую кору всех живых существ на планете. Тело дрожало, а глаза бегали из стороны в сторону. Бежать, больше ничего сделать было нельзя.
Водитель грузовика сидел в кабине и никаких признаков своего существования не выказывал. Неизвестно, сколько прошло времени, но Шершню и Лысому секунды казались минутами. Шершень нащупал обломок какой-то железки на борту машины, она была достаточно острая, но распороть веревку самостоятельно было невозможно.
- Лысый, помоги. – Шёпотом проговорил Шершень
- Да, сейчас. – В этой ситуации, объятые страхом, они понимали друг друга без лишних слов.
Освободившись от пут, мальчики договорились, что выпрыгивать будут по очереди, сначала один, спустя пятнадцать секунд второй. Им казалось, что так безопаснее и менее заметно. Первым прыгнул Лысый. Шершень досчитал про себя до пятнадцати, затем тоже выпрыгнул с борта грузовика. Когда он отбежал метров на двадцать, за его спиной раздался громкий взрыв. Ударной волной Шершня повалило лицом в землю, забило дыхание и оглушило. Грузовик пылал ярким пламенем, а на дороге показались какие-то машины с ярко-белыми фарами. Люди из этих машин обыскивали территорию.
***
Шершень встал спозаранку, когда Лысый ещё храпел, завалившись лицом на стол. Туба уже чесал своё кучерявое, обвисшее ухо и будто улыбался хозяину, Жена Лысого уже хлопотала во дворе по хозяйству.
Со стонами и бранью проснулся и Лысый, лицо его было опухшее, а лоб ало-красный, отдавленный о деревянный стол.
- Выспался? – поинтересовался Шершень с ухмылкой.
- Ага, чёрт дери, выспишься тут. – пробубнил Лысый. Шершень прекрасно понимал недовольство Лысого. Сегодня им точно снился один и тот же сон.