Раннее солнце незрелым яблоком медленно вкатилось в комнату, наполнив ее зеленоватым светом. Еще немного, и все здесь наполнится янтарной наливной спелостью дня. Все, кроме яблок, разбросанных на столе. Лене не хотелось ни яблок, ни утра, которое неминуемо должно наступить. Бабочка билась в плафоне светильника монотонно и глухо.
Лена знала, что стоит ей лишь немного отпустить дрему, и утро окончательно завладеет ею, вернет в странную неопределенную реальность. День будет ясным. День, но не реальность. Пусть даже это день ее рождения. Она не любила свои дни рождения, которые всегда проходили не так, как она ждала, а самым главным подарком оказывалось разочарование. Иногда сильное, иногда нет. Например, ей дарили совсем не ту куклу, которую она хотела, или наряжали не в то платье. Но это все в раннем детстве.
Когда она была подростком, ей хотелось в парк Горького, а ее вели в ресторан. Вместо обещанных джинсов дарили книжку или еще что-нибудь полезное, например, новый портфель. Позже, когда она стала девушкой, ее, наоборот, в ресторан не пускали, не оставляли одну дома с друзьями, чтобы можно было спокойно потанцевать. Вместо этого чинно собирались все родственники, устраивали стол с гусями и пирогами… Короче, скука смертная. Всегда не то, что хотелось. Вот и теперь ей хотелось не яблочно-спелого реального утра, а сладкой предутренней дремы с обрывками нереальных фантастических снов. И чтобы Сергей дремал рядом.
Она потянулась рукой к Сергею, чтобы обнять его и еще немного подремать, уткнувшись в его теплую спину… Но ее рука обняла только подушку.
Сладкий сон мгновенно улетучился. Лена открыла глаза и села на кровати.
Включенный еще ночью светильник горел над ее головой, и бабочка все билась в плафоне, напоминая тиканье старых часов, отсчитывающих нереальное время. Лена дернула за шнурок, светильник погас. Бабочка замерла. Часы остановились.
Гостиничный номер был пуст. Только гравюра Дюрера на противоположной стене — «Рыцарь и Смерть». Раньше она не обращала на нее внимания и старалась не разглядывать. Картинка навевала мрачные мысли и портила настроение. Лене даже поначалу хотелось ее снять или хотя бы завесить полотенцем. Но сейчас почему-то гравюра привлекла ее внимание, сюжет вдруг показался ей вещим. Ей показалось, привиделось, что у Рыцаря лицо Сергея, но и у Смерти тоже его лицо. Лена зажмурилась на мгновенье и, снова открыв глаза, увидела в проеме окна улыбающегося Сергея с букетом цветов. Он отбросил зеленоватую штору, которая скорее всего и создавала ощущение незрелости утра, и спрыгнул с подоконника в комнату, пропуская вслед за собой румяный солнечный свет. — Любимая, с днем рождения.
Он склонился к ней и поцеловал.
— Спасибо… — Лена вздохнула, смирившись с неизбежностью. День ее рождения наступил. — Цветы-то откуда? С газонов?
Она обняла его, совершенно уверенная в том, что цветы он нарвал на ближайшей клумбе. Вот и утренняя роса еще с них не сошла, и пахнут они именно так, будто их только сорвали, улицей и травой.
— Ну что ты! — засмеялся Сергей. — Просто заказал в номер. Сейчас и шампанское принесут.
— А устрицы принесут? — Лена вопросительно искривила правую бровь, и лицо ее сделалось каким-то комично высокомерным. — Третий день одни яблоки.
— Зато бесплатно… они здесь в каждом саду. — Он взял со стола яблоко, вытер о майку и плюхнулся рядом с ней на кровать, с хрустом откусив почти половину. Черная косточка выпала на простыню. Сергей смахнул ее машинально рукой и протянул надкусанное яблоко Лене.
— Видеть их больше не могу! — фыркнула она и, выскочив из-под одеяла, унесла цветы в ванную.
Сергей проводил ее взглядом и вытянул из-под кровати клетчатую дорожную сумку. Не отрывая глаз от двери в ванную, он порылся в вещах и достал пакет с расписными деревянными яйцами. Выбрав одно, он запихал пакет обратно и задвинул сумку ногой под кровать, продолжая вкусно хрустеть яблоком.
Лена вернулась свежая и умытая, в распахнутом халатике, с распахнутыми светлыми глазами, с цветами в кувшине.
«Моя красавица!» — ухмыльнулся Сергей и незаметно спрятал яйцо в карман.
Девушка прошла мимо, намеренно задев его полами халата. Она поставила цветы на середину стола, сдвинув в кучу разбросанные яблоки, и, не оборачиваясь к нему, заговорила:
— Сереж, я, конечно, все понимаю, но почему-то сегодня особенно хочется кофе в постель с очень большим бутербродом. Я как-то не собиралась на диету садиться. Меня вполне мои формы устраивают.
— Как это устраивают, моя радость? А кто хотел немножечко снять с боков, чтобы талию было лучше видно?
— Тебе, Серега, надо морскую свинку завести, или ежа… или еще кого-нибудь, кого можно одними яблоками кормить.
Он лениво потянулся, поднялся с кровати и подошел к ней сзади.
— Ленок, хватит хандрить. — Он прижался щекой к ее волосам, а потом повернул к себе. — Все! Сегодня твой день рождения. У нас начинается новая жизнь. Сразу и навсегда! Про трудности забываем! Это были временные трудности! Что было, то прошло. А теперь… теперь будет все сразу. Мы в Праге, ты не забыла, Ленок! Мы, черт возьми, в Европе… а не в Мытищах.
— Сереж? Может, не надо так… сразу? Я тебя люблю и без всего… сразу.
Он улыбнулся, отходя от нее к окну, запрыгнул на подоконник и перекинул ноги наружу, как будто дверей для него не существовало.
— Я скоро, Ленок. А ты готовься пока к празднику! Да?
— Ко всему сразу… — усмехнулась Лена, глядя на его силуэт в раме окна. Массивные плечи. Лицо римлянина. И грустные собачьи глаза. Карие и тяжелые. «Мой красавец», — добавила она про себя.
Они не так давно были вместе. Но Сергей был ее первым мужчиной, и она любила его. Хотя в институте она пользовалась успехом у молодых людей, но все больше оттого, что у нее была своя квартира, а это всегда привлекает. Лена трудно сходилась с людьми, возможно, потому, что мать с детства ограничивала ее контакты со сверстниками. Девочку воспитывали в строгости, прививая ей классическую традиционность взглядов. К сожалению, именно такие девочки, выходя из-под контроля семьи, часто связываются не с теми мальчиками.
До поры до времени Лена старалась держаться в стороне от представителей противоположного пола. Встречалась она, правда, с одним студентом, но недолго. На близкие отношения она не пошла, и он быстро ее оставил, предпочтя ей более доступную девушку. Лена считалась с тех пор бесперспективной недотрогой, и никто больше не хотел тратить на нее время. С Сергеем же получилось все сразу: и отношения, и волшебная душевная близость, и потрясающая легкость в общении. Как будто они родились в один день, в тот день, когда узнали друг друга. Лена наивно полагала, что это навсегда и все неминуемо приведет их к свадьбе. Вот только ее избранник вел какой-то непонятный образ жизни, прямо-таки нетрадиционный. Однако Лена утешала себя тем, что она просто не знает жизни. Ей и подруги говорили об этом. Ее называли и тормозом, и ботанкой, и просто неискушенной наивной дурочкой, не умеющей пользоваться свободой, молодостью и красотой. И будто бы у нее позднее развитие и скрытая инфантильность. Сергей обрушился на нее, как гром среди ясного неба. Она оказалась в плену неведомых ранее чувств, противостоять которым не смогла. «Это очень удобно, когда номер в торце, — думал Сергей, ловко перебираясь с подоконника на пожарную лестницу, — это очень хорошо, когда есть свой собственный выход…»
— Господин Чумаков! — громкий возмущенный бас ударил его словно деревянной скалкой по лбу, прервав развеселые мысли. Он вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, едва не сорвавшись с тонкой металлической перекладины. Исполненный негодующего пафоса администратор гостиницы стоял в окне этажом выше и, оказывается, его поджидал.
— Доброе утро, — смущенно пробормотал Сергей, — а я вот… размяться решил.
— Учтите, молодой человек! — продолжал администратор басовито и грозно, с певучим чешским акцентом. — С этой лестницы уже падали дважды! Вы станете третьим!
— Если не заплачу, — хмыкнул Сергей себе под нос и уже громче добавил: — Да заплачу я! Заплачу! Завтра!
— Или послезавтра. Или через три дня! — продолжил за него администратор уже менее грозно. — Короче! Не оплатите завтра вечером, я вас выселю! И прекратите лазить от меня в окно! И вправду, не дай Бог, расшибетесь!
Все чехи, особенно в сфере обслуживания, еще с социалистических времен вполне сносно говорят по-русски. Это, конечно, очень хорошо и удобно. Но в данном случае Сергею это не нравилось, потому что иначе можно было бы изображать полное непонимание и лишь недоуменно разводить руками.
Сергей сделал смиренное лицо и спрыгнул с лестницы в траву, помахав администратору рукой. Тот укоризненно покачал головой и удалился с важностью гуся. Его искренне удивляла безответственность молодежи, но по доброте душевной он не являлся сторонником крайних мер. Может быть, еще потому, что его собственный сын был полным бездельником и шалопаем.
Староместская площадь, выглядевшая умытой и праздничной, сияла в лучах утреннего солнца. Остроконечные башенки Ратуши и Тынской церкви казались черными на фоне яркого неба. Голубели купола церкви святого Микулаша. Вокруг ходили небольшими группами туристы и отдыхающие, пожилые супружеские пары с восхищенными экзальтированными лицами, было много детей. Среди гуляющих легко угадывались русские.
Но русские Сергея не интересовали. Ему надо было кому-нибудь впарить яйцо, чтобы заплатить за гостиницу и устроить Лене праздник. Русские для этого не годились. Они наверняка скажут ему, что, мол, хорошо яичко к Пасочке, или просто открытым текстом пошлют далеко и надолго. Да и зачем им в Праге русский сувенир? Вот где-нибудь на Золотом Кольце… Сергею был нужен какой-нибудь глупый иностранец, который схавает все, что угодно, лишь бы этническое. Немец, к примеру. Или американец. Только не француз. Французы жадные.
Он присмотрелся к одиноко прогуливающемуся господину. Ничего особенного: панама, шорты, фотоаппарат на шее, очки. В руке барсетка. «Типичный бюргер», — фыркнул Сергей и направился к нему с приветливой радушной улыбкой.
Бюргер засуетился, забеспокоился, завертел во все стороны головой, будто любуясь роскошным архитектурным ансамблем. Он уже заметил Сергея, но все же делал вид, что совершенно не замечает его, а разглядывает памятник Яну Гусу. Ему явно, не нравился назойливый парень с непонятными намерениями. Напустив на себя надменный скучающий вид, он направился в сторону сувенирных лотков. Но молодой человек не отставал. Упрямый и крепкий, он подошел вплотную… Бюргер встревоженно оглянулся и обреченно повернулся к молодому человеку лицом.
Закрыть
Сергей приветливо поклонился и вытянул из кармана расписное деревянное яйцо.
— Рашн сувенир, а, мсье?.. Ве зар коллекшн! Ориджинал! Кул! Фью мани, мсье, и оно ваше.
Бюргер резко выдохнул и недовольно глянул из-под очков. Его умные сосредоточенные глаза смотрели недоверчиво и тревожно. Но вдруг он улыбнулся, снял с шеи фотоаппарат и протянул Сергею.
— Ду ю спик инглиш?
— Ду ю! Ду ю… — засмеялся Сергей.
— Битте… фото… шутинг!
— Да не пойму я тебя! — растерялся Сергей. — Сфотографировать, что ли?
— О'кей! О'кей! Шут ми! — закивал Бюргер, тыча пальцем себе в грудь, и сунул Сергею мелкую мятую купюру.
— Ладно… — Сергей неуверенно взял фотоаппарат и, пожав плечами, отошел на несколько метров, выбирая ракурс.
— Департ фезер! — махнул рукой Бюргер, подальше, мол, отойди!
— Отойду, отойду, — пробормотал Сергей, — понял. Не дурак.
Он сделал еще несколько шагов назад, глядя на бюргера в видоискатель. За его спиной возвышался памятник Яну Гусу, солнечные готические стены, сходящиеся в узкую улицу, по которой двигалась праздничная повозка. Запряженные в нее две белые лошадки синхронно покачивали симпатичными мордами. Справа в фокусе какой-то мужчина, мечтательно окидывая взорами площадь, записывал что-то в блокнот… «Два козла в одном кадре», — хмыкнул Сергей и сосредоточился на Бюргере, который вальяжно стоял в ожидании снимка, утопив руки в карманах широких коротких штанов. «А он вполне симпатичный, — отметил Сергей. — Не супермодель, конечно, но, похоже, из фитнес-клубов с соляриями не вылезает… и лицо такое… значительное… Зря только в коротких штанах ходит. Несолидно это… Как мальчик, ей-богу…» Краем глаза он увидел, как мечтатель поднял задумчивые глаза и поднес ручку к голове, вроде как за ухом почесать. Бюргер снова махнул рукой, давай, мол, быстрей…
— Сейчас, сейчас… вылетит птичка… — пробормотал Сергей и вдруг заметил, как нечто похожее на мушку впилось Бюргеру в шею. Тот смахнул ее, механически шлепнув по шее ладонью. Одновременно со шлепком щелкнул затвор фотоаппарата.
— Готово! — крикнул Сергей, опуская фотоаппарат.
Но с Бюргером происходило что-то странное. Он медленно оседал, будто бы из него выдернули позвоночник и все кости. Нелепо и вяло взмахнув руками, он опустился сперва на колени, потом начал заваливаться набок. В его глазах застыло изумление. Потом они поблекли и закрылись.
«Обморок? Сердечный приступ? — подумал Сергей. — Или… Я застрелил его из его же фотоаппарата… очень похоже… или… мечтатель в него, что ли, ручкой своей стрельнул? Ну и дела…»
Боковым зрением чуть правее он увидел мечтателя, который быстро сунул ручку в карман и юркнул в толпу туристов. На ум пришла странная догадка, высветившись в мыслях короткой вспышкой, моментальной фотографией. Стряхнув оцепенение, Сергей бросился к Бюргеру, едва не уронив дорогой тяжелый фотоаппарат.
Сергей успел подхватить его на руки, иначе он сильно ударился бы головой о брусчатку. Было непонятно, дышит ли он и жив ли он вообще! Аккуратно опустив его на мостовую, Сергей попытался нащупать яремную вену на шее, одновременно схватив за руку в поисках пульса. Расслабленная ладонь Бюргера раскрылась, и из нее выпала ампула с иглой, совсем крошечная, всего-то величиной с муху! На месте укола выступила капелька крови. Сергей зачем-то стер ее пальцем, но она проступила снова…
«Вот так мушка…» — подумал Сергей, ощутив неприятный холодок на затылке, который вдруг побежал вниз по шее и по спине. Под мышками сделалось мокро… Он неуверенно оглянулся в поисках помощи, но кроме любопытства и сочувствия на лицах окружающих, ничего не увидел.
— Кто-нибудь, вызовите «скорую»! — крикнул он, но люди только нелепо разводили руками и переглядывались. Тупость толпы всегда его восхищала. Многие предпочли ретироваться, сделав вид, что ужасно спешат. В толпе каждый одинок. Сергей понял, что они с Бюргером остались одни. Но тот уже вряд ли купит у него расписное яйцо.
Анна остановила машину на краю Староместской площади и посмотрела на часы. Чудесно. Она прибыла как всегда вовремя. Минута в минуту. Опоздания были не в ее стиле. А она считала себя стильной женщиной. К тому же при ее работе она не могла позволить себе опозданий. Заглянув в зеркальце, она освежила розовую помаду на губах, поправила волосы, убрав за ухо выбившуюся темную прядь, и кивнула себе строго и без улыбки. Розовый цвет брюнеткам к лицу. А она в этом сезоне брюнетка. Идеальное каре, сделанное недавно в салоне красоты в Амстердаме, как нельзя лучше подходило к ее волосам. Выйдя из машины, она оглядела площадь и сразу увидела Олега. Однако он был не один. Вокруг него вертелся какой-то незнакомый молодой человек, пытаясь завязать разговор. Анна сразу отметила, что он красавец. Они перекинулись несколькими короткими фразами. Потом Олег сунул парню в руки фотоаппарат и встал в позу. Они явно собирались фотографироваться. Анна напряглась и пробежала глазами по сторонам: упряжка с двумя белыми лошадками, группы туристов, вялая толкотня у сувенирных лотков. Она сделала несколько шагов вперед. Взгляд на мгновение задержался на чудаковатом мужчине в застиранной джинсовой рубашке с поднятым воротником. Он словно бы не замечал никого вокруг, полностью погруженный в свои мысли. С мечтательной улыбкой он записывал что-то ручкой в блокнот. «Стихи, что ли, сочиняет», — усмехнулась она и невольно ускорила шаг. Этот поэт-мечтатель почему-то не понравился ей, как и крепкий молодой красавец.
Вдруг она замерла, изменившись в лице. Сердце ухнуло и упало вниз, будто оборвалось, и затихло, но потом застучало снова, гулко и тяжко. Что-то случилось с Олегом. Он упал на мостовую. Парень с фотоаппаратом склонился над ним. Анна оступилась, едва не упала. Тонкий каблук застрял в выбоине между камнями брусчатки. Ей стало страшно. Она не испугалась, нет. Ей было страшно за Олега. Она всегда боялась его потерять. Это что же, обморок? Или какой-то приступ? Но ведь он совершенно здоров! Неужели это то, что она подумала… Но выстрелов не было слышно. И крови не видно… Да и кто станет стрелять на людной площади средь бела дня? Может, все дело в парне с фотоаппаратом? Тогда почему он не уходит? Наконец Анна стряхнула оцепенение и побежала к Олегу.
Ей осталось всего несколько шагов, когда она увидела карету «скорой помощи», с мигалками и воем ворвавшуюся на площадь с улицы за памятником Яну Гусу. Анна резко остановилась, в отчаянии топнув ногой, развернулась и пошла обратно к машине. «Черт! Черт! Черт! Что же это такое случилось! Что с ним! И откуда эта «скорая» здесь взялась! Кто ее вызвал!»
«Скорая» с визгом затормозила. Из нее выскочили двое санитаров с носилками. Халаты на них были не застегнуты и… как с чужого плеча…
Люди на площади все разом встрепенулись, завертели головами, засуетились, некоторые лишь обернулись, некоторые подошли ближе, образуя широкий круг, и смотрели с интересом, свойственным старикам и детям.
Анне казалось со стороны, что все происходило как-то слишком уж быстро и в то же время, как во сне. И будто бы шум кругом, и будто ни звука не слышно. Сон. Немое кино. И отчаянно барабанящие по роялю пальцы тапера…
Санитары бесцеремонно и спешно погрузили ватное тело Бюргера на носилки и почти молниеносно запихнули в машину, почему-то вперед ногами. Его барсетка осталась лежать на мостовой. Сергей быстро схватил ее, спрятал за спину и шагнул назад. Дверки «скорой» захлопнулись, но вдруг распахнулись снова. Один из санитаров выпрыгнул наружу и посмотрел на Сергея, будто что-то заподозрил или догадался о чем-то… Он сделал два шага вперед, но Сергей, словно опомнившись, снял с плеча фотоаппарат Бюргера и протянул ему. Санитар молча взял фотоаппарат и вернулся в машину, еще раз обернувшись и бросив на молодого человека пристальный взгляд. Сергей пожал плечами, пряча за спиной барсетку, и невинно улыбнулся. Конечно, происходящее показалось ему несколько странным, если не сказать больше, но сейчас его интересовало только содержимое чужого кошелька, случайно попавшего ему в руки. А также он понимал, что отсюда надо как можно скорее сматываться. Жалко, конечно, что не удалось никому впарить яйцо, но вполне возможно, что у него уже куча денег, и Ленкин день рождения удастся отметить по-царски.
Она рассказывала, что с днями рождения ей с детства не везло. Это был ее первый день рождения с ним. Ему так хотелось порадовать ее, да и себя тоже. У него было такое чувство, будто это и его день рождения, потому что свой он никогда не справлял. Он просто не знал этого дня. Конечно, в метриках была записана дата… но вряд ли она соответствовала истине. Он знал только примерный свой возраст, а в метрические данные принципиально не верил. В приюте, где он оказался якобы с рождения, наверняка могли ошибиться. С тех нор, как он себя помнил, в детдоме эти даты отмечались для всех одинаково скупо. В конце каждого месяца в столовой перечисляли имена тех, кому посчастливилось родиться в этом месяце. Иногда дарили незначительные подарки, но не более того. Старшие воспитанники устраивали себе закрытые тайные вечеринки, но это не приветствовалось и даже пресекалось. Воспоминания о детдоме не вызывали у Сергея неприятных ассоциаций, даже напротив. Он считал, что детство его отнюдь нельзя было назвать несчастливым. Но какая-то часть общепринятых человеческих эмоций и понятий его не коснулась. Возможно, поэтому он так привязался к Лене, пытаясь через ее восприятие жизни наверстать упущенное. Он будто пытался ощутить вкус неведомых фруктов ее губами. До нее он никого не любил. Женщины интересовали его лишь в определенном смысле с тех пор, как он в определенном смысле стал мужчиной. Это случилось в последний год его пребывания в детдоме. Раньше он как-то не решался. Его соблазнила одноклассница Светка Климко. В детдоме она пользовалась оглушительным спросом, и на ее счету числилось много неискушенных мальчиков.
Позже у Сергея завязывались иногда с женщинами непродолжительные отношения. Но они быстро наскучивали ему, и он без сожаления уходил. Ни одна женщина не становилась ему близкой. И вдруг Лена… С ней все было иначе. Каждое мгновение, проводимое рядом с ней, казалось ему удивительным и волшебным. Она вошла в его жизнь сразу и навсегда… Он помнил их первую ночь. Она так хотела его и в то же время боялась. Он тоже боялся сделать что-то не так, сказать не те слова, показаться неотесанным и грубым, напугать ее своим слишком сильным желанием… Но все вышло чудесно, и теперь они были вместе.
Смущало только фатальное различие в образе их жизни. Лена была положительной девочкой из хорошей обеспеченной семьи, образованная и культурная, училась в институте. А он был плохой мальчик, и, попросту говоря, он был ей не пара. Сергей, как мог, пытался ее оградить от многих подробностей своей жизни. По большому счету она ничего о нем не знала, ни о детдоме, ни о связях с братвой, ни о его неприятностях, из-за которых он без предупреждения сорвал ее в Прагу, якобы во внеочередной отпуск… даже не дав собраться. Она, конечно, что-то понимала, но не задавала лишних вопросов, как будто действительно ей ничего не было нужно, кроме него самого.
Анна быстро уходила с площади, едва сдерживая бег, чтобы случайно не обнаружить себя. Запрыгнув в машину, она включила мотор, продолжая следить за происшествием. Парень, который фотографировал Олега, попятился в сторону от санитаров, потом повернулся и быстро скрылся в толпе. «Скорая» сорвалась с места и, включив сирену, промчалась мимо. Забыв про парня, Анна ловко развернула машину и устремилась за ней. Гонки по дневной Праге не сулили ничего хорошего, к тому же у «скорой» имелись известные преимущества, ее везде пропустят, дадут зеленый коридор, не остановят за превышение скорости. Ей же придется действовать против правил. Главное, избежать автокатастрофы и обойтись без жертв. Придется постараться, чтобы не врезаться в кого-нибудь из участников движения, не успеющих вовремя увернуться. Получалось, что она сейчас брала ответственность за всех на себя. Но к этому ей не привыкать. Такие вещи в ее работе случались сплошь и рядом.
Проехав по Карловой улице, «скорая» и преследующий ее темно-синий «опель» устремились к Карлову мосту. Разрыв составлял примерно метров пятьдесят. Но более маневренный и обладающий большим запасом скорости «опель» уверенно сокращал расстояние. Честно говоря, в этой части города о таком понятии, как скорость, стоило вообще забыть. Слишком много гуляющих. Здесь принято уступать им дорогу. Карлов мост у туристов, можно сказать, самое любимое место для прогулок, как Старый Арбат в Москве, только еще круче. Машины там не ездят. Главное, быстрее миновать это место. Дальше будет проще. Анна не могла себе позволить упустить похитителей, а в том, что это именно похищение, она не сомневалась. Олега надо было спасать. Она не хотела верить, что он убит. Скорее всего, ему что-то вкололи. А то, что он должен ей передать, ни в коем случае не могло оказаться в чужих руках. Это стало бы полным провалом ее задания, а значит, и срывом операции «Сделка». Допустить этого было нельзя, и сейчас все зависело от нее. В салоне «скорой» Питер обыскивал Бюргера профессионально и быстро. Вывернув глубокие боковые карманы шортов, он ловко перевернул аморфное тело набок и проверил задние карманы. Потом прощупал пояс и отвороты. Под тонкой серой футболкой тоже ничего не было, только голое, почти безволосое тело с расслабленными обмякшими мышцами. Брезгливо скривив губы, Питер расстегнул ему шорты, оголив смуглый плоский живот, и проверил под ними рукой. Ни в носках, ни в легких полотняных тапочках он тоже ничего не нашел.
— Пусто, Хайнц.
— Ищи лучше, — бросил тот через плечо, обгоняя желтую «шкоду». — И быстрее. За нами хвост.
Питер выругался и снова полез Бюргеру под одежду. Проверив все еще раз досконально и внимательно, он для проформы похлопал Бюргера по бокам. Потом осмотрел фотоаппарат.
— Он чист, Хайнц… контейнера нет.
— А он живой?
— Да, вроде… пульс есть. Только слабый…
Анна гнала машину на предельно допустимой скорости по узкой дороге с насыщенным движением. Она хорошо видела яркий верх «скорой» и по возможности не отставала от нее. Она нервничала, но держала себя в руках. Ничто в ее лице не выдавало внутреннего волнения. Оно напоминало злобную восковую маску с щелью вместо губ. Впрочем, у многих начинающих за рулем именно такие лица. Водители соседних автомобилей возмущенно сигналили, но она не обращала на них внимания, и те шарахались от нее, рискуя вылететь на тротуар.
Лавируя в плотном потоке, она выехала на встречную полосу, чтобы обогнать «скорую» и прижать ее к обочине. Но когда между ними оставалось всего две машины, свободное пространство закончилось. Анна оказалась зажатой посередине дороги. Утопив до упора педаль тормоза, она ударила по клаксону. «Скорая» быстро удалялась. Не зная, что делать, Анна вскочила коленями на сиденье и, срывая ногти, принялась открывать люк. Но там, как назло, что-то заело. Захлебываясь отчаянием, она заколотила по люку кулаками, тщетно пытаясь его выбить. Прочное стекло не поддавалось нежным женским рукам. Тогда она вынула из бардачка пистолет и, что есть сил, ударила по люку рукояткой. Стекло треснуло и разлетелось мелкими брызгами. Осколки посыпались на сиденье, на пол, за шиворот, запутались в волосах. Тряхнув головой, Анна вскочила ногами на сиденье и высунулась из люка наружу. Держа пистолет двумя руками, она выстрелила несколько раз. Пули отскакивали от бампера «скорой». Но три из них попали в заднюю дверь, оставив черные дыры.
Услышав стрельбу, Хайнц пригнулся и сбросил скорость. Выстрелы прекратились. Синий «опель», запутавшись во встречном потоке, безнадежно отстал. Сзади в салоне зашевелился Питер. Бюргер лежал без движения. Па его безжизненном лице застыли остановившиеся глаза. Придвинувшись ближе, Питер приподнял его голову и увидел пулевое отверстие чуть выше виска. Рука наполнилась теплым и липким. Пахучая густая кровь растекалась темным пятном, капая с носилок на пол.
— Хайнц! Он мертв!..
— Черт! — выругался Хайнц, сворачивая на боковую улицу.
«Скорая» скрылась за углом здания. Анна обреченно проводила ее взглядом и опустилась из люка на сиденье, не обращая внимания на мелкие осколки стекла. Она оглянулась по сторонам и, мгновенно оценив ситуацию, поняла, что положение не безнадежно. Швырнув пистолет в бардачок, она подала назад, уже совершенно не заботясь о косметической целостности заперших ее машин, вывернула руль до предела и, выбравшись из встречного потока, рванула по своей полосе вдогонку за скрывшейся «скорой». Перекрыв дорогу, она тем самым освободила себе путь. Образовавшаяся за ней пробка начала рассасываться.
Не сбавляя скорости, «опель» вылетел на боковую улочку, едва вписавшись в поворот, и, преодолев ее за мгновение, жестко затормозил. Блокированные колеса по инерции скользнули по асфальту. Машина едва не опрокинулась. «Скорая» стояла за углом ближайшего дома. Анна сразу заметила ее желтый бок и распахнутую дверцу кабины. Выскочив наружу с пистолетом на изготовку, она обошла фургон с обеих сторон. В кабине пусто. Фургон однозначно брошен. Анна открыла задние двери и увидела Олега.
Он лежал на полу на носилках, простреленной головой к выходу. Было ясно, что он мертв.
Отчаяние взорвалось в груди невыносимой болью. Она знала о смерти все и не питала иллюзий. Что есть силы зажав рот ладонью, она пыталась сдержать немой крик. Но немой крик сдержать невозможно! Анна обняла Олега и тихо заплакала, прижимая к себе безвольные, еще теплые руки. Она видела удивление в его чуть приоткрытых глазах, таких до боли родных, но в которые она уже никогда не заглянет. Не боясь испачкаться в крови, не скрывая чувств и не сдерживая слез, она плакала на его груди, гладила его тело, пытаясь навсегда запомнить ощущение его уходящего тепла. Сейчас она была просто женщиной, потерявшей любимого человека. «Это я убила его…» — в ужасе прошептала она. Вдруг она вздрогнула и замерла, вспомнив парня с площади. Кто он такой? Почему подошел к Олегу? Случайное совпадение?.. Или он… В любом случае он теперь ее личный враг. «Я убью его!» — Анна снова зарыдала.
Закрыть
Сергей уходил с площади быстро, без оглядки и без суеты. Барсетка лежала за пазухой, и под свободной рубашкой ее не было видно. Минуя толпу туристов, он свернул на узкую улицу и углубился в старый город. Какое-то время он плутал по красивейшим местам старой Праги, не обращая внимания на исторические шедевры, ради которых все сюда именно и приходят. Оказавшись в парке, он отыскал укромный уголок, присел на скамейку и закурил. Ему очень хотелось осмотреть трофей, но он не спешил. Лишь выждав несколько минут, он вытащил его из-под рубашки. Тонкой выделки пятнистая кожа, два отделения на молниях, цепочка, ремешок. «Пижонская», — хмыкнул Сергей. Внутри документы, бумажник с деньгами и… ручка. Золотая. Чернильная. «Ронсон». Повертев ее между пальцами, Сергей отвинтил колпачок. Перо тоже золотое. Узенькое. Тонкое.
«Неплохо», — улыбнулся Сергей и, поднявшись со скамейки, спокойно направился к выходу из парка, прицепив барсетку к ремню джинсов, как свою собственную. Мимо него шли люди, и никому до него не было никакого дела. Он остановился возле уличного таксофона и набрал номер гостиницы. Лена ответила сразу.
— Лен, это я!.. Ждешь меня?
— Жду…
— Хорошо! Праздник объявляю открытым! Форма парадная! Раскраска боевая! Жди меня где-то через час!
— Или через два… — вздохнула Лена и повесила трубку.
Она прекрасно знала, что это такое — ждать Сергея. Ожидание могло длиться от нескольких часов до нескольких дней. И всегда у него находилась потом тысяча оправданий. Но сегодня все-таки ее день рождения. Она, конечно, понимала, что он пытается достать деньги, и это может затянуться. Но ей так хотелось, чтобы он быстрее вернулся. Предвкушение праздника волновало ее. Быть может, этот день будет счастливым и запомнится ей навсегда, как первый ее день рождения без разочарований. А подарок она уже получила. Самым для нее дорогим и желанным подарком был Сергей. Зато у нее масса времени для наведения красоты, хотя в ее случае вполне хватило бы и нескольких минут. Но сегодня она собиралась создать образ роковой женщины, чтобы он упал при виде нее и еще раз оценил, какое чудо ему досталось. И пусть ему станет стыдно, что он такую красавицу заставляет ждать…
Лена достала ярко-красный лак и принялась красить ногти. На ее макушке кокетливо покачивались три бигудины. На кровати лежало маленькое черное платье, накануне выбранное для нее Сергеем в недорогом магазине.
Москва. Центр.
В операционном зале на экране компьютера маленькой яркой звездочкой в черных глубинах космоса разворачивался спутник. Операционист пробежался по клавишам, и на мониторе вместо черного неба возникла карта Праги. В квадрате парка появилась пульсирующая красная точка.
— Есть сигнал!.. Вот он! — операционист указал пальцем на точку, словно боясь ее потерять. Вокруг него мгновенно собрались другие сотрудники и наблюдали, как пульсирующая точка на мониторе спокойно двигалась к выходу из парка. В зеленой воде озера отражалось небо с редкими облаками. У берега дремали на плоских листьях нежные белые лилии и пробивался стрелками лука невысокий камыш. Откуда-то доносился сладкий дух полевых цветов. Но здесь пахло водой, тиной и сочной травой.
Генерал Шевцов и полковник Ставрогин сидели на шатких деревянных мостках, свесив ноги, и следили за поплавками. Шевцов тронул свою складную бамбуковую удочку и ревниво посмотрел на длинное телескопическое удилище Ставрогина. Он любил тихую рыбалку в уединенном месте. Это приносило ему приятное умиротворение, приводило в порядок мысли, расслабляло и давало заряд на многие дни его сложной ответственной работы.
Он сам умел чистить и готовить рыбу. Особенно ему удавалась уха. Как она хороша была под водочку вечерком на веранде на даче… Правда, от зимней рыбалки пришлось отказаться. Мерзнуть начал. Возраст-то уже солидный… Но сегодня они находились здесь не ради рыбы. Так… что-то подышать захотелось… Охранники лениво переговаривались неподалеку за кустами бузины, курили и иногда негромко смеялись. Наверняка травили сальные анекдоты или вспоминали какие-нибудь сугубо мужские похождения. Судя по их смеху, именно так и было. И если бы не высокое начальство, они наверняка гоготали бы в голос. Впрочем, начальство не обращало на них внимания.
— Хорошая удочка, — похвалил Шевцов, — только клева нет.
— А тут вообще рыба-то есть? — недовольно спросил Ставрогин.
— Рыба?.. Должна быть…
— Я видел неподалеку завод… — перебил Ставрогин, — наверняка сюда какую-нибудь дрянь сбрасывают.
— Это точно… — кивнул генерал, — еще лет пять назад мелочишка водилась, а потом как отрезало. Все Подмосковье загажено.
— Так, а зачем мы здесь сидим?
— Ну, а что? Рыба — это не главное. Илья, а ты же, кажется, не рыбак.
— Да… — протянул Ставрогин, — но смысл какой-то должен быть… Или это медитация просто?..
Ставрогину было скучно и хорошо. Хорошо, потому что в такую погоду на природе всегда хорошо, а скучно потому, что на природе ему всегда было скучно. Он любил цивилизованный отдых, шикарные санатории, пятизвездочные отели, дорогие теннисные корты, катание на яхтах, подводные прогулки с аквалангом в Красном море, роскошные пляжи, шведские столы на завтрак… На худой конец — барбекю и сауна с Танюшей в загородном доме, о чем его супруга Катя не знала. Для нее он все время был на службе.
В свои пятьдесят Илья Петрович был парень хоть куда. Конечно, его нельзя было назвать молодым человеком, но выглядел он великолепно. Подтянутый и стройный, с красивым надменным лицом. Русые волосы тронуты благородной сединой. Стального цвета глаза с проникающим холодным взглядом. Холеные руки. Ухоженный и аккуратный.
Генерал был много старше, и его трудно было назвать красивым. Хотя с возрастом на некоторых мужчин сходит какая-то особенная выдержанная красота. Они настаиваются, как коньяк, с годами делаясь все ценнее и крепче. Генерал был таким. Военная выправка, опыт, проницательность, глубочайшие знания, тонкий аналитический ум.
— …Вижу, ты совсем заскучал, Илья, — снова нарушил молчание Шевцов. — Ты бы сейчас, наверное, в теннис сыграл, я твои пристрастия знаю…
Закрыть
— Да. Я теннис люблю.
— Теннис это хорошо, — согласился Шевцов, — своевременно… А что у тебя со «Сделкой»?..
— Все по плану, Сергей Анатольевич, — коротко ответил полковник.
— Отлично, — кивнул Шевцов. — Но ты все-таки держи меня в курсе. А вообще я вот о чем хотел с тобой поговорить…
Разговор прервал звонок мобильного телефона, так нелепо нарушивший естественные тихие звуки природы. Ставрогин нехотя достал трубку, кашлянул и ответил, бросив генералу быстрое извинение.
— Слушаю… Да. Понял.
Он отложил удочку и тут же набрал новый номер. Потом сказал, обернувшись к Шевцову:
— По «Сделке» три пятерки объявили, — и добавил уже в трубку: — «Девятка», давай борт. Срочно!
— Что там случилось? — насторожился Шевцов.
— Эльза сообщает, связник убит. Контейнер попал к постороннему. Он то ли вор, то ли просто турист, то ли… в общем надо разбираться…
— Разберемся… — вздохнул генерал, с сожалением глядя на зависший над озером вертолет. — А связником был ее муж?.. Ну и дела-а-а…
Зеленая вода покрылось густой рябью. Заметались и зашумели деревья. Струи воздуха прижали траву к земле. Вертолет шел на посадку. Отряхиваясь и разминая ноги, охранники неспешно покинули свое лежбище, уже на ходу дослушивая конец последнего анекдота.
— Сергей Анатольевич, — почти официально обратился Ставрогин к генералу, — разрешите сначала мне самому во всем разобраться. Операцию все-таки я готовил.
— Хорошо… — Шевцов пожал плечами. — Но, надеюсь, ты меня здесь не бросишь?
Ставрогин дружелюбно усмехнулся.
— А удочки бросаем, что ли?
— Да… — Шевцов махнул охранникам. — Ребята все соберут.
Вертолет вертикально поднялся в воздух и полетел в сторону Москвы. Когда же стихло стрекотанье его винтов и озеро разгладилось от ряби, поплавок на удочке Шевцова задрожал и нырнул под воду.
Сергей слонялся но улицам старого города, вглядываясь в вывески и витрины. Наконец он остановился у комиссионной лавки. Это было как раз то, что нужно. Бюргер оставил ему недостаточно денег, чтобы устроить королевский праздник, да еще и заплатить за жилье. Хотелось к тому же купить Лене какой-нибудь подарок. Пусть недорогой, но без подарка тоже нельзя.
Внутри небольшого помещения было сумрачно, душно и тесно. Пахло старой бронзой и непроветренным тряпьем. Где-то в углу надрывался радиоприемник. Звякнул колокольчик при входе, и пожилой пражский еврей привстал, отложив на прилавок газету. Он был одет в потертую замызганную жилетку и сизую рубаху с несвежим воротом. Сальные жидкие пряди прилизаны на блестящей лысине. Толстые волосатые пальцы.
— Добрый день. Графовец, — вежливо представился он.
— Добрый день…
Сергей помедлил. Лавочник смотрел на него терпеливо и безразлично, что, мол, юноша хочет. А юноша достал из кармана ручку, обтер о рубашку и вопросительно кивнул.
Графовец аккуратно взял блестящую вещицу, повертел с видом знатока, понюхал и кашлянул.
— «Ронсон»?
— Настоящий «Ронсон»! — Сергей уверенно закивал. — Золотой!
Графовец важно нацепил на глаз лупу с толстым стеклом, как часовщик, включил яркую лампу и принялся тщательно разглядывать изящную штучку.
— Действительно, юноша, это обыкновенный «Ронсон»… И что вы за него хотите?
— А сколько дадите? — быстро спросил Сергей.
— Вы имеете желание продать или я купить? — усмехнулся пражский еврей как-то уж слишком по-одесски. Потом отвинтил колпачок и начал дотошно и нудно разглядывать перо.
— Перо тоже золотое… — напомнил о себе Сергей, которому не терпелось поскорее завершить это дело и выйти на воздух. В лавке было совершенно нечем дышать.
— Вижу… — пробурчал Графовец и поднял глаза.
Один глаз у него был прищурен, а второй, тот, что под лупой, просто огромный. На крупном рыхлом носу черные точки.
— И что? — Сергея начала раздражать хитрая дотошная медлительность лавочника, от которого исходил стойкий запах курятника и съеденного накануне чеснока.
— Я могу предложить вам бартер, юноша, — выдал он наконец, — мобильный телефон со всеми делами. Очень актуально теперь… и модно…
Графовец отложил ручку в сторону и взялся за колпачок. Он заглянул в него и что-то заметил внутри. Пошарив под прилавком, он достал пинцет, полез внутрь колпачка и… вытащил оттуда маленький контейнер… Радиоприемник хлюпнул, завыл, потом захрипел и начал заикаться. Помехи пошли одна за другой, напоминая кодовую фразу. Лавочник замер с пинцетом в руках и посмотрел на Сергея. Лупа выскочила из-под кудлатой брови, стукнулась о прилавок и упала на пол.
Сергей посмотрел на него. Они молча встретились друг с другом глазами.
Москва. Центр. В операционном зале карта Праги на мониторе компьютера ожила красной пульсирующей точкой. Операционист хлопнул себя ладонями по коленкам и с хрустом расправил затекшие плечи:
— Квадрат 2 бэ, по улице 27 и 5… Это в старом городе. Посмотрим, что там может быть…
Графовец тяжело нагнулся, встал на одно колено и поднял лупу. Затем вернул контейнер на место и надел колпачок на ручку. Помехи по радио прекратились.
— Откуда это у вас?
— Подарок матери! — бодро ответил Сергей, честно и простодушно глядя лавочнику в глаза. — Если бы не обстоятельства… короче, мне нужны деньги.
Графовец пожевал губами, задумчиво покивал и грустно вздохнул:
— Я с большим почтением отношусь к вашей матушке, юноша. Но я не принимаю канцтовары.
— Слушайте! Она же вам только что нравилась! — опешил Сергей. Но Графовец упрямо возвратил ему ручку.
— Я очень сожалею… — он снова вздохнул. — Но вам лучше уйти.
— Тогда купите хотя бы сумочку, — нашелся Сергей, — натуральная кожа. Змеиная. Серьезно, очень деньги нужны…
— Ладно… — лавочник взял у него барсетку. — Сумочку так и быть куплю…
Сергей вышел от Графовца, перебежал на другую сторону улицы и закурил.
Он стоял напротив комиссионной лавки, облокотившись о парапет, и пересчитывал деньги. Рядом с лавкой остановилась машина, и из нее выскочили двое. Они показались Сергею смутно знакомыми… Ну конечно… Это же те самые санитары, которые забрали с Ратушной площади бедного Бюргера… У них что, смена кончилась?.. Что за ерунда?..
Питер и Хайнц стремительно ворвались в лавку. Колокольчик отчаянно звякнул, ударившись бронзовым боком о дверь. Питер сорвал его и отшвырнул. Колокольчик покатился по кругу, глухо подзинькивая. Питер пнул его раздраженно ногой, он отлетел и застрял где-то под прилавком.
Хайнц опустил на окне жалюзи.
— Эй! Эй! Что вы себе позволяете?! — воскликнул Графовец, возмущенный бесцеремонностью гостей. К такому обращению он не привык. Обычно в его лавку заходили вполне приличные люди. Даже если они только притворялись такими, но вели себя вежливо и пристойно.
— Вам сегодня не предлагали что-нибудь из канцтоваров? — нарочито вежливо поинтересовался Хайнц.
— Не предлагали. Я…
— Например, золотую ручку «Ронсон», — перебил его Питер.
— Кто вы? — забеспокоился Графовец и на всякий случай потихоньку сунул барсетку на полку у себя за спиной.
— Мы из уголовной полиции Чешской Республики, — представился Питер.
— Покажите документы, — не поверил лавочник, — вы говорите с акцентом.
Питер и Хайнц переглянулись.
— Вы не расслышали? — уточнил Хайнц. — Нас интересует золотой «Ронсон».
— Я не принимаю канцтовары, — неприветливо буркнул Графовец, — если у вас есть ко мне еще что-нибудь… — он осекся, заметив пристальный взгляд Хайнца, устремленный куда-то мимо него.
Закрыть
— А это у тебя откуда? — рявкнул Хайнц.
— Ах, это… — Графовец побледнел, но не обернулся. — А это месяц назад принесли…
— Месяц назад эта сумка была в Амстердаме, — холодно констатировал Питер у лавочника за спиной и предъявил ему водительские права Бюргера.
Сергей чинно прогуливался по улице неподалеку от комиссионной лавки и ждал. Он понимал, что надо бы выбросить к черту эту дурацкую ручку и свалить отсюда побыстрее и как можно дальше, к Лене, к своей жизни, к своим делам. Но дух молодого здорового авантюризма удерживал его. А внутренних голоса было два, и увещевания их были абсолютно противоречивы.
«Санитары» в лавке не задержались. Раздраженные, они вышли так же стремительно, как и вошли. Не чувствуя за собой слежки, они уселись в свой автомобиль и укатили.
Сергей выждал пару минут, пересек улицу и вернулся в лавку.
Осторожно приоткрыв дверь, он отметил, что колокольчик не звякнул. Но радиоприемник работал.
Графовец лежал на полу ничком. Со свернутой шеей. Сергей растерялся. Смерть лавочника — ввергла его в уныние. Эти двое убили старика после того, как он предложил ему купить «Ронсон». Итак, все дело в ручке. Вернее в контейнере, спрятанном в колпачке… и эти помехи по радио… Значит, Бюргер тоже пострадал из-за ручки… Но уж к проблемам Бюргера он вряд ли был причастен, он случайно к нему подошел. Но он и к лавочнику попал случайно. Просто шел мимо. Ему просто нужны деньги. А где, как не в скупке, их проще всего получить? Неужели Бюргер тоже убит? Получается, что после встречи с Бюргером, вернее после того, как Сергей стащил его сумку, «санитары» шли именно за ним. И больше никаких случайностей нет. Теперь все закономерно. В чьем-то списке претендентов на смерть он стоит первым номером… Ну, ни фига себе!!! Попал!.. Это что же, они намерены теперь убивать каждого, к кому он приблизится?..
Сергей искренне не желал никому смерти. Он ошарашенно склонился к распростертому на полу лавочнику и пощупал пульс, хотя и так было ясно, что скупщик мертв. Все же Сергей перевернул его на спину и прижал ухо к его груди, чтобы прослушать сердце. Это было неприятно, но Сергей испытывал перед лавочником такую неловкость, что готов был сделать для него все, что угодно. Он сосредоточился и задержал дыхание, взгляд его упал под прилавок. Там валялся колокольчик. В груди было тихо. Сердце молчало. Радио напевало очередной хит. Вдруг оно снова захлебнулось и закашляло. Пошли знакомые уже помехи, напоминающие кодовую фразу. Нет, отсюда определенно надо сматываться. Лавочнику он уже ничем не поможет, хотя ужасно жаль старика. Пострадал ни за хрен собачий… Ладно, все под богом ходим.
Сергей поднялся с пола и, прихватив с прилавка пакет с сотовым телефоном, опрометью бросился вон из лавки.
Он бежал по узеньким кривым улицам старого города, вымощенным камнями. «Ронсон», зажатый в руке, жег ладонь. А камни мостовой будто жгли ему пятки. Внутренние голоса вещали ему каждый свое, перебивая друг друга. Дело принимало нехороший оборот. Похоже, он случайно оказался между двух противоположных группировок, и у него было то, что им нужно. Маленький контейнер, спрятанный в колпачке ручки. Можно, конечно, попытаться заработать на этом. Сергей с некоторых пор усвоил для себя одну простую истину — надо извлекать финансовую выгоду везде, где только можно. С другой стороны, он рисковал головой, и не только своей. Судя по всему, вездесущие «медбратья» настроены решительно. Он, конечно, тоже не подарок, но сколько еще людей они готовы положить с его легкой руки?.. Так ли уж ему нужны деньги, чтобы ввязываться в эту мясорубку?
Москва. Центр.
Ставрогин открыл дверь в операционный зал, пропуская Шевцова вперед. Операционисты встали, чтобы поприветствовать начальство.
— Здравствуйте, Сергей Анатольевич, — произнес один из них, видимо, старший.
— Добрый день, сидите, ребята, — кивнул генерал.
— Ну, что там у нас? Связь есть? — бодро спросил Ставрогин, склоняясь к монитору старшего операциониста.
— Каждые полчаса… Как положено, — и он указал пальцем на карте Праги, развернутой на экране, мерцающую красную точку, схваченную осями координат.
Ставрогин, сощурившись, проследил глазами за точкой, почесал гладко выбритый подбородок и, склонившись к Шевцову, вполголоса проговорил:
— Мы не можем его перехватить. Он постоянно перемещается. Нам не хватает людей. Возможно, он тоже работает на… впрочем, не будем строить преждевременных предположений…
— Кто же он?.. — задумчиво произнес генерал.
Ставрогин пожал плечами, продолжая теребить подбородок.
— Я думаю, скоро мы это узнаем. Но пока неизвестно. Фоторобот составлен. Эльза за ним идет… Вообще, как она может работать после трагедии с мужем…
— Да-а… — невесело протянул Шевцов, вспомнив, что он сам только работой и спасался, когда потерял любимую жену и новорожденного сына. Воспоминания об этом тянущей застоявшейся болью шевельнулись в груди. — Ладно. Пойдем ко мне, Илья Петрович. У нас с тобой причин не работать нет. А Эльзу надо загрузить по полной программе, чтобы продыху не видела. Пусть думает, что у нас на нее одну вся надежда. — Вы уверены, Сергей Анатольевич? — на всякий случай справился полковник.
— Уверен! — отрезал генерал.
Сергей блуждал но улицам старой Праги, прислушиваясь к внутреннему голосу, и никак не мог принять правильное решение, чтобы спокойно вернуться к Лене и к своей жизни. Но их жизни теперь угрожала опасность. Дух молодого здорового авантюризма, присущего ему с некоторых пор, как-то уже не вязался со всей этой нехорошей историей, в которую он невольно попал. Конечно, заработать денег очень хотелось, но и жить хотелось тоже. А в этом таинственном деле мочат всех подряд без разбору.
Почему-то припомнились армейские дела в Афгане. Тогда он продавал аборигенам железные кровати из своей казармы. А его приятель на блокпосту останавливал покупателей и отбирал покупки. Это было довольно весело. Сначала они с кем-нибудь из местных, желающих приобрести спальное место, миролюбиво и дружно сидели на кровати в степи и торговались лениво и почти безразлично.
Речь шла о смешных деньгах, но афганцы все равно норовили сбросить цену. Потом на той же самой кровати они с приятелем, если не сказать с подельником, выпивали и закусывали на вырученные деньги… И так не один раз… Вот это был авантюризм! Правда, какой-то афганец однажды Сергея запомнил и заложил офицеру… Хотели за мошенничество судить… да ранение помогло.
Сергей тряхнул головой, выплывая из воспоминаний, и увидел большой ухоженный сад за высокой изгородью. Дальше за деревьями просматривалось красивое старинное здание, похожее на дворец. Он остановился у изгороди, раздираемый противоречивыми чувствами, и достал сигареты. Ему вдруг пришло в голову, что сама по себе ручка, без контейнера, вряд ли представляла интерес для преследователей и могла бы стать Лене отличным подарком на день рождения. Не безделушка какая-нибудь, а действительно ценная и красивая золотая вещь.
Пусть бы лекции писала в своем институте и вспоминала о нем. От этой мысли его бросило в жар. Искушение было слишком велико, и чтобы не поддаться ему, Сергей размахнулся и со злостью зашвырнул ручку через изгородь, втайне надеясь, что на этом его злоключения закончатся.
Лена сидела на кровати перед телевизором, поджав под себя ноги, и переключала пультом многочисленные каналы, работавшие на надоевшем чужом языке. Ей было скучно и тоскливо на душе. Рядом на подносе стояла ополовиненная бутылка сливовицы и стакан.
Она доела очередное яблоко, прицелилась и метнула огрызок в окно. Пролетев по комнате, он ударился о раму и упал на пол. Не считая сливовицы, это было единственным ее развлечением в день рождения. Она уже попала огрызком в телевизор, в рыцаря на гравюре Дюрера, в люстру, несколько раз в открытую дверь ванной… Она уже не думала о том, что помнется нарядное платье и косметика сойдет с лица…
Закрыть
Ее день рождения не состоялся. Ей было так обидно и горько, что даже тревожные мысли об отсутствии Сергея больше не приходили в голову. Она какое-то время ждала его, надеясь на его обещания, и вертелась перед зеркалом, оглядывая со всех сторон свою хорошенькую фигурку. Долго причесывала длинные светлые, как ковыль, волосы, накладывала легкий чарующий макияж. Она даже выпила немного сливовицы, чтобы сделалось еще лучше на душе, еще праздничнее… Потом она нервничала, беспокоилась и тревожилась. Потом бесилась и злилась… Потом банально напилась на пару со своим разочарованием.
Сначала ей очень хотелось есть. А теперь — нет. Теперь ей уже ничего не хотелось… Лена отбросила наскучивший пульт, откинулась на подушку и задремала… Ей снилось, что они с Сергеем сидят в ресторане и весь стол заставлен едой…
Сумерки опустились, мягкие и уютные, запахло свежестью и цветами. Сергей возвращался в гостиницу, даже не представляя себе, что он будет сейчас говорить Лене. Ее день рождения безнадежно испорчен!.. А впрочем, впереди вечер и ночь… И в карманах достаточно денег, чтобы устроить ей праздник. Жаль только, что он так и не купил ей подарок… но что теперь делать.
Безжалостно опустошив клумбу на газоне сбоку от гостиницы, он поспешил к пожарной лестнице. Прижав простенький букетик подбородком, он привычно и ловко поднялся к своему окну. Створки были прикрыты. Сергей прижался носом к стеклу и заглянул в номер. Лена спала, разметавшись на кровати. Он видел ее нежное спокойное лицо, скованное глубоким сном, который поймал ее неожиданно, как ребенка в игре. Будто бы маленькая девочка играла, да и уснула, забыв снять нарядное платье. Совсем детские губы, и обнаженная тонкая рука спадает к полу, где валяется похожая на фляжку пустая бутылка из-под сливовицы. «Любимая отпраздновала без меня», — улыбнулся Сергей и хотел уже распахнуть окно. Он дотянулся рукой до створки… и замер, забыв про букет. Цветы полетели вниз и рассыпались по траве.
Скрипнув, приотворилась входная дверь… В узкую щель проник слабый луч света из холла и лег на полу, высветив длинный, до самого окна, сектор. Затем дверь открылась шире, сектор превратился в широкую полосу… Тихо вошли двое. В руках пистолеты на изготовку. Осмотревшись, они опустили оружие и плотно закрыли дверь. Один подошел к Лене и слегка толкнул ее в плечо. Она лишь перевернулась на другой бок. Яблоко выкатилось из-под нее, упало на пол с глухим стуком и покатилось к окну.
Сергей отпрянул и прижался к стене. Послышались приближающиеся шаги. Окно открылось и снова закрылось. Краем глаза Сергей снова заглянул в номер, надеясь, что его не заметят. Двое обыскивали номер. Он узнал их. Это были все те же «санитары», которые увезли с площади Бюргера и убили лавочника. Третья встреча за один день — это уже не совпадение. Только первая встреча, несомненно, была случайной. Теперь уже очевидно, что они каким-то образом вычислили его и следовали за ним по пятам. Но он избавился от ручки с загадочным содержимым в колпачке. Так что же им нужно? Хотят убрать его как свидетеля? Вот только этого ему не хватало! В таком случае можно было оставить ручку себе! Однако надо как-то выкручиваться. Ладно, сейчас он им устроит. Лишь бы не тронули Лену.
Мгновенно собравшись, Сергей поднялся на этаж выше, стараясь не шаркать кроссовками по перекладинам лестницы. Сейчас любой шорох мог привлечь внимание преследователей. Не стоило оповещать их раньше времени о своем присутствии. В делах такого рода неожиданность — залог успеха.
Хайнц выволок из-под кровати дорожную клетчатую сумку и вытряхнул ее содержимое на пол. Расписные деревянные яйца раскатились во все стороны, мягко постукивая.
— Питер, в ванной посмотри, — прошептал он, — здесь пусто.
Тот кивнул, отбросил в сторону джинсовую курточку Лены и потянул на себя дверь ванной.
Анна едва успела в темноте прикрутить глушитель и выстрелила в упор.
Питер охнул, привалился к стене и начал медленно съезжать на пол. Ни секунды не медля, Анна выстрелила в Хайнца, но промахнулась, споткнувшись о тело Питера. Фонтаном брызнула штукатурка. Воспользовавшись секундной паузой, Хайнц выскочил в коридор.
«Черт!» — выругалась Анна и подошла к девушке, которая так и не проснулась. «Хорошенькая, — отметила она, склонившись над Леной, и с горечью подумала: — А не придушить ли ее?» Отбросив дурные мысли, Анна на всякий случай быстро ее осмотрела, а то мало ли что… Вдруг эти двое что-то сделали с ней вместо нее. Но нет, слава Богу, все в порядке. Дыхание ровное. Пульс нормальный. Только пьяная. Впрочем, это ее и спасло. Если бы она увидела их, то сейчас была бы мертва. И вряд ли Анна смогла бы помочь.
Сергею повезло, окно этажом выше оказалось не запертым. Номер был свободен. Вероятно, администратор специально так все устроил, чтобы завтра снова его поджидать. «Мне сегодня везет», — невесело усмехнулся Сергей.
Окинув помещение беглым взглядом, он пододвинул стол под пробку пожарного гидратанта на потолке, быстро взобрался на него и вытащил сотовый телефон. Странно, но телефон работал. «Мне сегодня определенно везет». Набирая номер, он поднес к пробке гидратанта зажженную зажигалку.
— Алло! Пожарная служба! В гостинице по улице Целетна 16 — пожар… Что?.. Нет! Не могу говорить… Здесь дыма полно…
Пожарная сигнализация сработала оглушительным воем. В холлах на всех этажах здания поднялся шум. Испуганные постояльцы выскакивали из номеров, пытались выяснить, что происходит, что-то кричали, размахивая руками. Отовсюду неслись обрывки тревожных предположений. Где-то завизжала женщина, заплакал ребенок… Воспользовавшись суматохой и шумом, Сергей вышиб ногой дверь и побежал по коридору, в конце которого мигала дежурная лампочка.