Ехала я как-то на такси, водитель очень общительный попался. Сначала разговор зашел о разбушевавшемся коронавирусе. Шофер посетовал на судьбу, мол и заработки упали. А потом заявил - иначе и быть не могло - год то високосный. Стал припоминать различные беды, которые случались в високосных годах, а потом рассказал мне свою историю.
"А вот я в 2000-м, тоже, кстати, високосном, чуть не погиб. Причем вместе с родителями. Бабушка спасла. Покойница. Царствие ей небесное...
Дело как было... Детский лагерь от завода отца, в который я из года в год ездил, тем летом не работал. Никаких путевок. Завод уже на ладан дышал. Новые владельцы половину сотрудников уволили. Оставшихся держали на голодном пайке, ждали, когда народ сам разбежится, чтобы выходные пособия не платить. Какой уж тут лагерь, какая путевка.
Я, честно сказать, очень расстроился. Но тут мама к делу подключилась: младший брат ее, дядя Толя, был в другом — спортивном — лагере тренером по футболу. Мама попросила дядю Толю уговорить директора, чтобы тот племянника, то есть меня, взял хотя бы на одну смену. Директор помялся для приличия, а потом разрешил. Велено было привезти меня рано утром во вторник к общему построению.
Родители взяли отгулы, мама собрала мне сумку шмоток и всяких конфет-печений, чтобы сынок родной не оголодал, и в понедельник на машине тронулись мы в путь. Выехали заранее, потому что лагерь был в соседней области, а по пути еще к деду хотели заскочить. Надо было проведать старика: со Дня Победы у него не были, а ему уже восьмой десяток, здоровье подводит, да и после смерти бабушки (она умерла за год до того) дед горевал сильно.
Приехали к деду вечером, хотели сразу лечь спать, чтобы в 05:00 подняться и поспеть к утренней линейке, как дядя Толя наказал. Хотели, да не получилось. Дед баню истопил, стол накрыл, притащил здоровую бутыль самогона и давай отца потчевать. У мамы аж глаза на лоб вылезли: мол, завтра с утра ребенка везти, какая выпивка может быть! Но дед так на отца насел, что тот рюмашку опрокинул, потом вторую, потом третью.
Наконец родителя моего спать уложили. Мать со стола прибирает, а сама на свекра ругается.
— Что же вы, — говорит, — натворили, Алексей Федорович! Зачем же вы Петю напоили! Он же завтра не встанет! Мы едва Павлика в лагерь пристроили. А вы...
Я думал: дед отшучиваться начнет или повинится, а он в атаку перешел.
— Не шуми, Зинаида, — отвечает дед маме. — Петьку я специально напоил. Никуда вы завтра от меня не поедете. На то я имею твердый наказ супруги своей покойной, Анастасии Тихоновны, Петькиной матери, свекрови твоей. Позавчера привиделась она мне... Идет с огорода, куда вроде как отправилась огурцов нарвать. Возвращается с пустой плошкой. Я спрашиваю, где огурцы, а она на меня смотрит как на глупого и говорит, что не до огурцов теперь. «В понедельник приедут Петя, Зиночка и Павлик. Во вторник будут в дорогу собираться, так ты не отпускай. Что хочешь, старый, делай, хоть под колеса ложись, но со двора они выехать не должны. Отпустишь — жди три гроба...»
Дед так страшно все это рассказывал, что мне не по себе стало, а мама так и вовсе побледнела и пошла мне в светелке стелить.
Отца на следующий день только к обеду смогли добудиться. Мама, правда, сбегала на почту, позвонила дяде Толе — решила вопрос. Толя поорал, конечно, но сказал, что в среду меня будет ждать.
В тот вечер отец с дедом уже не пили. Только соседу, дядя Гене, налили стакан. Он экспедитором в местном хозяйстве служил. Пришел жуткую историю рассказать. Оказывается, в 05:30 утра на трассе, по которой мы должны были ехать, случилась страшная авария. Туман стоял в низине, кто-то в кого-то врезался, ну и понеслось — 15 машин всмятку. И в эту кучу трейлер на полной скорости влетел. Народу немало покалечилось, несколько человек до приезда скорой скончались, двое потом — в больнице. Права была бабушка: окажись мы там, ни в какой бы лагерь я не попал. Да и мать с отцом домой не попали бы. Лежали бы все рядком подле Анастасии Тихоновны, светлая ей память».