Сон, это только просто сон, не более…
С этой мыслью я проснулась или, скорее, очнулась. Глаза открывать не хотелось – и без того голова раскалывалась, до звона, до пустоты, так что места в ней было только на одну коротенькую мысль, ту самую: «Сон, это просто сон…». Как хотелось в это верить. Но в ноздри настырно лез запах, нет, скорее, вонь. Запах дыма, гари. Проведя рукой по лицу, поняла, что оно было мокрым – от слёз или воды – на тот момент сложно было понять. С трудом открыла глаза. Помогло это мало – всё пространство затягивала пелена из клубов дыма. Всё тяжелее становилось дышать, от едкой гари слезились глаза. Попыталась приподняться, с удивлением обнаруживая, что это получается. Надеясь как-то сориентироваться, огляделась. Кругом, едва проступая в дыму, виднелись развалины. Память отказывалась хоть что-то прояснить в происходящем. «Надо двигаться». Хорошая мысль, но куда? Шагнув, запнулась, едва не потеряв равновесие. Нагнулась – собака, мёртвая, в крови. Выпрямилась, судорожно хватая ртом воздух пополам с дымом. Поперхнулась, закашлялась. Это оказалось последней каплей – меня вывернуло наизнанку. Как ни странно – помогло. Звон в голове слегка притих, появились звуки – потрескивание догорающего огня, стук и шорох рассыпающихся прогоревших конструкций. В остальном – тишина. Ни голосов людей, ни признаков какого либо разумного движения. Пошла вперёд, туда, куда был направлен взгляд. Ближайшая конструкция оказалась домом или, вернее, тем, что от него осталось. Открытого огня не было видно, но из тлеющих руин поднимались струйки дыма, сливающиеся с дымом от других развалин. Стараясь не спотыкаться и не заглядывая в попадавшиеся останки зданий, шагала вперёд, в надежде выбраться из зоны пожарища. Временами попадались перекрёстки, но взгляд вдоль поперечных улиц давал всё ту же безрадостную картину. Упорно шагала, словно это стало целью моей жизни. Постепенно, среди тихих мертвых звуков догорающего пожара, появился новый звук. Мерный, но всё же меняющийся – живой. Попыталась ускорить шаги, но тут же чуть было не упала, споткнувшись об обгоревшую деревянную балку. Чертыхнувшись, пошла осторожнее.
Вот крайние дома расступились, открытое пространство было чистым от дыма. Впереди показался источник звука – река. Довольно-таки широкая, медленно катящая свои свинцовые воды вдаль, за горизонт. Поспешила спуститься к ней, торопясь, оступаясь и оскальзываясь на обрывистом берегу. Добравшись до воды, всё же упала, едва не ткнувшись лицом в воду. Не поднимаясь, плеснула с пригошни себе в лицо. Холодная вода уносила боль, ощутилась сухость во рту - пить. Зачерпывая и жадно выпивая воду, я и думать не хотела – чистая ли она. Это было сию минутное наслаждение, понять которое могут лишь испытавшие жажду. Немного придя в себя, поднялась, отряхнула колени от песка. Решив, что к домам больше не вернусь, зашагала вдоль реки.
Только теперь обратила внимание на низкое холодное мокрое небо, на фоне которого чётко прорисовывались голые чёрные ветки деревьев, росших у реки. Осень. Причём, довольно-таки поздняя – без яркой пестроты и шуршащих под ногами лиственных ковров. Да и неуместна была бы подобная пестрота рядом с пожарищем, дымные клубы которого нет-нет, да и долетали до меня. Я брела, стараясь не приближаться к нему, предпочитая лучше продираться сквозь росший у воды тальник и не чувствуя усталости.
Река постепенно поворачивала, огибая сгоревшее поселение. Вот и его окраина. Пытаясь всё же узнать о том, где я нахожусь, я нехотя вернулась к домам. Дорогу, что вела в городок ( или что там было), перегораживала длинная жердь, к которой была прибита табличка с корявой чёрной надписью: «Quarantine! Black Death!». До меня не сразу дошёл смысл текста, осознав же – застыла от ужаса. Запульсировало в висках, мозг метался в попытках понять ситуацию и найти выход. Тело же рванулось назад, к реке – прочь от чумного города. Бегу, не разбирая дороги и не чувствуя ног. Запинаюсь, кубарем лечу с обрыва и мешком сваливаюсь в холодную воду реки. Пытаюсь сделать глоток воздуха, но, вместо этого, в глотку устремляется обжигающий поток воды….
Сознание возвращается медленно, наплывами. Отступающий мрак понемногу возвращает способность думать и вспоминать. На этот раз я помню, кто я – Лидия Кравцова, студентка третьего курса. Помню, что, заболев, не пошла на пары, а вернувшаяся с учёбы подружка, обнаружив у меня жар, вызвала «Скорую». И вдруг, как вспышка: «Quarantine! Black Death!». Как я могла оказаться в сожжённом зачумлённом городе? И где?! И где я сейчас?! В страхе я мгновенно очнулась, рывком сев и распахнув глаза. Полумрак, тишина, в которой, однако чувствуется присутствие людей. Проморгавшись, понимаю, что я, видимо, в больничной палате. Свет из коридора обрисовывает контур закрытой двери. Пытаюсь встать, зацепляю стоящий у постели стул, он с грохотом падает. Замираю, за дверью торопливые шаги, она распахивается, вспыхивает свет. После темноты ничего не могу разглядеть заслезившимися глазами.
- Тихо, девочка, тихо. Очнулась? Вот и хорошо, вот и славно. А то уж в реанимацию переводить хотели, - пожилая медсестра хлопотала около меня, подав стакан воды, подняв упавший стул и сползшую подушку.
- Где я, что со мной?
- В больнице, где ж ещё? Привезли тебя без сознания, с высокой температурой, пневмония у тебя. Спасибо подружке своей скажи – она в «Скорую» позвонила. Ты давай-ка, ложись, одеялом укутайся получше – проветрю чуток.
С этими словами, уложив и укрыв меня, женщина подошла к окну и приоткрыла его. Потянуло прохладой и … дымом! Только я поверила, что всё произошедшее – горячечный бред, как на тебе! Шок, из горла вырывается сдавленный полустон-полукрик. Медсестра медленно развернулась ко мне от окна.
- Ты это чего?
- Дым! Откуда здесь дым?!
- Нашла чего пугаться! Осень – листья в больничном парке жгут, мокрые они, горят плохо, тлеют, дымят. Ты вот что – ложись спать, ночь на дворе. Сейчас я тебе успокоительного дам, и спи.
Успокоенная и убаюканная не столько лекарством, сколько журчащим голосом медсестры и собственной слабостью, я уплывала в сон. И уже на грани яви и сна вновь возникло: «Сон, это просто сон…».
Пробужденье было странным. Тело помнило ещё белые чистые, пусть и пахнущие больницей простыни, мягкое, уютное одеяло, а сейчас я, похоже, лежала на земле, в мокрой, холодной одежде – после падения в реку? Запах дыма, долетавший до меня, не был горьковато-грустным запахом горящей осенней листвы. Это была гарь от пожарища, запах беды. Заворочавшись, пытаясь привстать, обнаружила, что обмотана грубыми, царапающими кожу верёвками. Движение моё не прошло незамеченным – что-то твёрдое упёрлось мне в рёбра. С усилием повернув голову, увидела странный силуэт, одетый в длиннополую драную хламиду невнятного бурого цвета.
- Кто вы? Что со мной? Что вам нужно?
- Молчи, ведьма!
Голос был грубым, мужским, но в нём, как ни странно, проскальзывали истерический ноты. При этом возникало ощущение, что говорит он как-то не так, словно бы на другом языке. «Quarantine! Black Death!» – вспомнилось мне!
В душе волной подымалась паника, что не удивительно. Удивительно напротив, что этого не случилось раньше. Что было причиной отстранённо-созерцательного восприятия происходящего – не представляю, но спокойствию пришёл конец. Как любой человек в моей ситуации, я задёргалась, пытаясь вырваться из пут, что-то бессвязно и жалко крича. Но шутки кончались – резкий удар, вспышка боли и всё пропало.
Возвращение было, видимо, вызвано болью – жутко болела голова, ныли от неподвижности и холода затёкшие мышцы. Неимоверно трясло, отнюдь не делая моё положение комфортнее. Скосила глаза – дощатые борта сооружения, проплывающие мимо деревья. Телега? Видимо так. Колёса грохотали подо мной, на далеко не ровной дороге, грозя вытрясти из меня всю душу.
Одно из них наскочило на камень, мою многострадальную голову тряхнуло так, что я невольно застонала.
Меня услышали – надо мной блеснули глаза, выглядывающие из прорезей балахона.
- Очухалась? Живучая. Я уж думал, не довезём.
- Где я? Кто вы? Зачем меня связали?
- Слишком много вопросов. Вот доедем, отец Петер с тобой побеседует. А теперь молчи, ведьма!
Глаза исчезли, мой собеседник крикнул что-то, похоже, вознице, так как послышался свист кнута, и телега рванула быстрее. При этом колотить и трясти стало ещё сильнее. Говорить было невозможно – лязгали зубы, угрожая лишить меня языка. А на одной особо крупной кочке подбросило так, что дух вышибло вон, и я провалилась в небытие.
Сколько я на этот раз была без сознания – не известно, но в чувство меня привели самым радикальным способом – окатив ледяной водой. Захлёбываясь, откашливаясь от внезапного душа, я попыталась убрать волосы, упавшие на лицо, тряхнув головой. Не стоило этого делать – боль в голове вспыхнула пожаром. Чья-то рука отвела пряди, царапнув по щеке кожаной перчаткой. Перед глазами возник черный капюшон, полностью скрывающий лицо.
- Итак, расскажи нам ведьма, что ты сотворила в славном городе?
- Кто вы? Что, в конце концов, вам от меня надо? Где я вообще нахожусь? – я пыталась кричать, но сама слышала только громкий шёпот.
- Доктор, что скажете? – надо мной склонилась странная клювастая маска.
- Ну, чумы у неё явно нет.- произнёс гнусавый, глухой голос.
- Что ж ты ведьма не скрылась, принеся людям такую беду? Где ты пряталась, когда город сожгли, дабы не дать разнестись скверне? Мало жертв принесла своим нечистым покровителям? За новыми шла?
- Я не ведьма, помогите мне! Скажите – где я, как сюда попала?
- Ведьма она, ведьма! Сами видели – воды реки не приняли её!
- На костёр её! На костёр!
Меня явно не слышали и не хотели слышать. В панике я ещё что-то пыталась сказать, но горло сдавил спазм, не хватало воздуха и сил. Голоса, требовавшие: «Ведьме – огонь!», стали глуше, отстранённей – всё накрыла чернота.
Пришла в себя под причитания: «Да как же так, девонька – на поправку же шла! И опять жар! Ну ничего, ничего – сейчас капельницу поставим. Всё хорошо будет, всё хорошо!».
С трудом приподняв отяжелевшие веки, приоткрыла глаза. Больничная палата, другая – обещанная реанимация? Видимо так – какие-то приборы, капельница у изголовья, на лице кислородная маска. Надо мной склоняется давешняя медсестра.
- Очнулась? Ну и напугала ты нас! Ты уж давай, на поправку пора.
Говорить не могу, только киваю. Оставшись в тишине, оглядываю палату – обычный больничный бокс, белые стены, потолок, задёрнутые белые шторы на окне. Это всё опять был бред? Но так явственно и страшно! Успокаиваюсь, отпускает бившая тело дрожь. Уходящий из крови адреналин уносит последние силы. Засыпаю.
Чем глубже я погружаюсь в сон, тем ярче становится огонь, тем более зыбким – видение больничной палаты, явственней запах гари и громче крики: «Ведьме – огонь!».
Распахиваю в ужасе глаза. Дымный смрад вновь забивает ноздри, лёгкие, не даёт дышать. Рядом, совсем рядом шум толпы, треск огня, чьи-то истерические вскрики. «Помолимся, чтобы нашли успокоение души невинных, погубленных Чумной ведьмой»! «Гори, гори, гори»!
Осознав, что, беспомощно раскидав руки, лежу на чём-то спиной жестком, пытаюсь собраться, подобрать ноги, встать или хотя бы сесть. Тихий скрипучий смешок, тёмный корявый палец касается щеки. «Тихо, тихо. Не надо бояться, не сейчас. Сейчас они заняты – пытаются не умереть, убив другого»
Ещё раз дёрнувшись прислоняюсь к стене. Передо мной странное существо присело на корточки. Бесформенная, грязная, забывшая свой изначальный цвет и фасон, одежда, не седые, а какие-то пегие лохмы, паклей весящие вокруг полускрытого растерзанной соломенной шляпой лица, на котором видны только тонкий, ломаный нос крючком да тёмные, буравящие взглядом булавочные глазки.
«Красивая, чистенькая, молодая». Господи, да она сумасшедшая!
- Кто ты, зачем я здесь? – крика не получается, только хриплый шепот, - Что тебе от меня нужно?
- Как много глупых вопросов, - снова тихий, язвительный смешок, - зачем, всё и так понятно! Я хочу жить, а ты – это мой шанс.
- Дай мне уйти! Я больна, это просто бред! Я усну, а проснусь в больнице!
- Не так просто и быстро, моя хорошая, не так быстро, - старуху смешил мой страх, - не для того я столько сил затратила, получить тебя и отпустить – право слово смешно!
Глазки полыхнули нешуточным гневом: «Хватит валяться! Вставай и пошли, пока и впрямь не стало на одну ведьму на костре больше!» С этими словами старуха выпрямилась и, с непонятно откуда взявшейся силой, вздёрнула меня на ноги, ухватив корявой, но цепкой лапой меня за плечо. Я вскрикнула, закружилась голова, начало темнеть в глазах. С каким-то даже радостным предвкушением я ожидала – вот-вот, и сознание меня покинет. Но хлёсткая пощёчина, голова безвольно мотнулась. «Ишь, чего удумала! - каркающий смех ввинтился в голову, - неет, от меня не уйдёшь так просто!». Она, дёрнув за руку, заставила меня двигаться за собой. Хотелось оттолкнуть её, убежать, …. Но – куда? Рядом продолжалась вакханалия по сожжению «ведьмы», туда мне явно нельзя было появляться. Где я находилась в этот раз – не могла понять. Похоже, снова у догорающего чумного города. Сил не было вовсе, а старая развалина, что тащила меня на буксире, явно была крепче, чем казалась с первого взгляда. С упёртостью и энергией ухватившего добычу бультерьера, она продолжала двигаться одной ей ведомой дорогой. Мне оставалось только переставлять ватные, непослушные ноги, стараясь не споткнуться, не упасть, не зацепиться за остов какого-либо догорающего сооружения.
Таща меня, занятую лишь тем, чтобы не упасть, вовремя переставляя ноги, старуха, вдруг, скользнула куда-то, как мне показалось – под землю. Запнувшись за трухлявые ступени, неожиданно для себя я оказалась в низком мрачном помещении. Даже после хмурого сумрака пепелища, в нём было слишком темно. Оставив, наконец, в покое мою несчастную руку, отчего я, окончательно ослабев, кулем осела на земляной пол, хозяйка сего обиталища устремилась в его глубины. Что-то загремело, послышались чертыханья, возня. Свет разожжённой старухой лампы показался мне очень ярким, режущим глаза.
- Так девонька,- проскрипел довольный голос,- сидишь? Ну и посиди пока.
- Что вы от меня хотите? Как я попала сюда? Кто вы?
- Кто я? Твоя спасительница, разве нет?- снова ехидный смешок,- Как попала? Я позвала, хорошо позвала? Что хочу?- задумчивое сопение,- Долго я живу, много тайн постигла, да только старость мне не подвластна оказалась…. Вот тут-то ты мне и поможешь….
Жутью и холодом повеяло на меня от этих слов, а особенно от резко сменившейся интонации. Исчезла ворчливая старушечья скрипучесть, сменившись ледяным и непоправимо тихим шипеньем змеи.
- Чем помогу?,- выдавила я из себя. В этот момент, на свою беду, я поймала остановившийся на мне взгляд глазок-буравчиков и не смогла уже от него освободиться.- А то не догадалась?- ехидство старухи облепляло как мокрая простыня,- Жизнь за жизнь, дурище Судьбе всё равно – было бы соблюдено равновесие. Кто ушёл, кто остался – ни к чему ей знать.
- Хватит разговоров!- вспыхнувший под казанком огонь жадно облизнул его бока, в руки ткнулась кружка с горячей жижей, - Пей! Не в силах сопротивляться, под безотрывным взглядом ведьмы, проглотила обжигающее питьё.
- Вот и славно,- ухмылка была довольной и злой. Из ослабевших рук выскользнула ставшая неподъёмной кружка. Из открытого в крике рта не вырвалось ни звука. Потиравшая костлявые руки старуха направилась вглубь жилища.
Громкий стук в дверь, крики: « Немедленно откройте!». Старуха замерла, будто споткнувшись: «Кого там принесло?».
Скрип открываемой двери. На пороге коренастый мужик в тускло отблёскивающей кольчуге, за его спиной переминаются с ноги на ногу ещё двое с факелами. Низко склонённая спина хозяйки жилища.
- Кто такая, почему в городе?- властный голос не оставлял сомнений в праве спрашивать.
- Не гневайтесь господин, живу я здесь, не ушла – сил от старости и голода не хватило. Вот кузина дочку прислала, да еды толику. Она дева, хоть умом и скорбная, но сильная. Подкреплюсь, глядишь – с её помощью доковыляю.
Мужик глянул в мою сторону, увиденное, видать, вполне уверило его в правдивости слов.
- Не тяни, ступайте за город, к ночи опять пал пустят – выжигать заразу до пепла, - визитёры развернулись и дверь закрылась за ними.
- И впрямь надо поторапливаться! – странной, неопрятной птицей заметалась старуха. Гремели склянки, шуршали полотняные мешочки, вспыхивали и оплывали резко пахнущие свечи. Дым заволакивал всё кругом, подёргивая окружающее маревом миража. Внезапно глаза ведьмы остановились напротив меня, закружилась голова, время замерло. Толчок – и я смотрю на себя со стороны, рука, поднятая протереть заслезившиеся глаза, оказалась скрюченной рукой старухи.
- Надо же, получилось! Сама себе не верю!- скрипучий голос, привизгивающий от восторга, совершенно дико звучал из …. моего рта. Прервав фантастические па и пируэты, ведьма заметила: «Мда, голос пока далёк от идеала. Придётся ещё пару ритуалов провести. Но уже не здесь, не здесь, не то и сгореть недолго. А вот тебя, красотка, придётся тащить с собой, рановато нам расставаться». С этими словами тело старухи со мной внутри вздёрнули на ноги и вынудили двигаться.
Оказалось, что прошло немало времени с момента встречи с ведьмой – сумерки предночные, дополнив серость ненастного дня и клубов дыма, сгустились, вот-вот обещая обернуться тьмой. И снова, механически едва переставляя ноги, теперь уже в чужом, безвольном и дряхлом теле, двигаюсь на буксире. Где-то слышатся голоса, мечутся огни. Меня тянет туда, к людям, спотыкаясь и пытаясь остановиться, я невольно торможу, задерживаю стремящуюся прочь ведьму. Мы не успеваем уйти – за очередной развалиной толпа. Нас заметили, окружили.
- Стойте! Кто вы? – в ответ на смутно знакомый голос в памяти возникает имя «отец Петер». Черный капюшон сутаны поворачивается к моему бывшему телу: « Да это ж та ведьма, что недавно смогла исчезнуть практически с костра! Вяжите её, да покрепче заткните рот!».
Нас растащили в разные стороны, торопливо отшвырнув меня в старушечьем теле. Упала я неудачно, безвольно качнувшаяся голова ударилась о мощёную мостовую. Угасающее сознание ещё успело ухватить картину сожжения ведьмы на остатках ближайших руин.
«Экстренная реанимация! Сердечный ритм падает!». И испуганно-ошалелые глаза медсестры на мою угасающую улыбку и шёпот: «Гори ведьма, гори!».
За окном палаты реанимации сквозь темноту поднималась струйка горьковатого дыма над кучей тлеющих опавших листьев, пробуждая осеннюю ностальгию и теплую сумеречную печаль.
Автор: Наталья
Источник: http://litclubbs.ru/articles/14024-osennii-son.html
