Если хотите почитать с начала - вам надо сюда
- Арсен, привет, - голос жены показался ему напряженней, чем обычно, - я как раз собиралась звонить тебе, тут такое дело… Сразу и не объяснишь…
- Привет, Аля, как вы там? – доктор нехотя отодвинул тарелку с борщом, подумав, что первое теперь придется хлебать холодным. – Я как раз обедать намылился. Что за дело?
- Даже не знаю, как сказать. Представляешь, - было слышно, как на том конце провода Алевтина сделала глубокий вдох. – Светка, похоже, влюбилась по уши. Короче, уезжать она из Петербурга не хочет. Совсем с ума съехала девка. Не до учебы ей теперь.
Доктор сидел в полупустой столовой поликлиники один за столиком, держа в одной руке вилку, в другой – мобильник, смотрел на крабовый салат и какое-то время не мог понять, что с ним надо делать.
- Интересно девки пляшут. В кого хоть влюбилась-то?
- Вот именно, в кого! – чуть не разрыдалась на том конце провода жена. – Был бы человек хороший, а то ловелас, бабник. Студент мед академии, сынок какого-то декана, пообещал Светке, что она переведется в Питер без проблем, будет учиться на втором курсе… Она и уши развесила. А я таких, как он, сразу раскусываю…
«Что ж ты меня-то до сих пор раскусить не можешь? - прогудело в голове Арсения против его воли подобно набату военных времен. – Неужели так удачно маскируюсь?»
Вслух же он сказал совершенно другое:
- Видишь ли, Аль, мне кажется, рано икру метать… Тут можно таких дров наломать с разбега, что…
- Ой, Арсен, увидел бы ты его, так бы не говорил! Что значит, рано?! Какие дрова?! – чуть не навзрыд прокричала жена. – У меня билеты куплены на обратный путь. У девки каникулы заканчиваются, ее отчислят из института, это ты понимаешь?!
- Понимаю, успокойся, ради бога, - он попытался придать голосу максимум теплоты и душевности. – Кто из нас не влюблялся? Каждый должен сам через это пройти. Опыт так и приобретается…
- Ну что ты такое городишь?! Вместо того чтобы проповеди мне читать, - гневно перебила его супруга, - лучше бы придумал, что делать с билетами и институтом! Она сегодня мне категорично заявила, что обратно со мной не поедет, что остается в Питере, что из института уходит, вот так! Этот кутила пообещал ей сказочные горы, она и… раскатала губы.
Больше всего его нервировало, когда Алевтина начинала с ним разговаривать в таком тоне. Он не находил нужных слов, терялся, что-то мямлил невразумительное.
- Послушай, Аля, я же не говорю, что… ничего не надо делать. Время кое-какое… на раздумье есть. В конце концов, девушке… почти двадцать лет, она тоже совершает поступки. Я подумаю, поговорю с ней… Вечером, после работы, перезвоню. Пока ничего не предпринимай.
- Хорошо, поговори, - немного успокоилась супруга. – Но что-то мне подсказывает, что твой разговор никакого эффекта не возымеет. Более того, я совершенно в этом уверена.
- Откуда такая уверенность?
- Я с ней пять минут назад разговаривала. У нее уже мозги набекрень, это не наша дочь, Арсен! Такое впечатление, что за нее говорит… этот, как его… Гриша.
- Могло быть и похуже имечко, - решил отшутиться Варенец. – Калистрат, к примеру.
Супруга, ничего не ответив, отключилась.
Спрятав сотовый в карман халата, Варенец принялся за салат.
«Вот ты и повзрослела, дочка… Помню, как привезли тебя из роддома, первое твое купание… Как на руках тебя качал ночами, кормил из бутылочки, молока у нашей мамочки не хватало… Как быстро несется время, черт! Хоть бы паузу короткую сделало, что ли – дух перевести. Или предупредило как-то…
Не готов я еще из разряда папаш переходить в разряд дедушек, не готов! Мысли еще не те ворочаются в подкорке, желания не те по ночам будят… А это делается все быстро – тест на беременность, токсикоз, тужься, матушка, тужься… Или кесарево – как повезет. Потом пеленки-распашонки, подгузники-памперсы, диатезы-энурезы, а там, глядишь, и зубки начнут резаться. Если внука нянчишь, значит, все, дедушка! Аллес!»
Выйдя из столовой, Варенец подумал, что надо бы поторопить Вику освободить жилплощадь. В таком состоянии супруга вполне способна на неадекватные поступки. Например, на незапланированный приезд.
Уже будучи в кабинете Варенец достал сотовый и набрал номер дочери.
- Светик, привет, - как можно веселей начал он, - как жисть?
- Привет, папай, только не надо изображать радость в голосе, я тебя умоляю! Тебе наверняка звонила маман, и ты в курсе, что я остаюсь… Питер это Питер!
- Кто бы сомневался! - усмехнулся Арсений. – Только насчет учебы надо определиться. Не бросать же институт из-за… кратковременного увлечения. Надо отделять мимолетности от чего-то фундаментального.
- Пусть будет так: кратковременное увлечение, мимолетности, как ты говоришь… Я согласна. Что касается института… Ты же знаешь, медицина – это не мое. Просто вы с маман талдычили с утра до вечера… Дежурства, операции, приемы… Как заведенные, честное слово. Мне некуда было деваться. Сейчас я дышу намного свободней, представь себе!
- Ты хочешь сказать, - поежившись, уточнил доктор, - что бросаешь вуз?
- Да, именно это я и хочу сказать. Боже, какую легкость я испытываю, говоря тебе это! У меня начинается совершенно другая жизнь, понимаешь?!
- Подожди, подожди, а как же перевестись на второй курс Питерской Академии? Или это отмазка для маман?
- Папай, ты все правильно понял. Маман в неадеквате сейчас, постарайся ее как-то успокоить. Зациклилась на учебе и все тут. Твердит одно и то же: мед академия, мед академия…
- Но, согласись, без учебы никуда…
- Потом как-нибудь, папай, непременно соглашусь. Сейчас у меня совсем другое на уме. С Гришей я тебя обязательно познакомлю, только после, не сейчас! Он самый замечательный! Пока, папай!
Из трубки струилось столько теплоты и какой-то нездешней лучистости, что Варенец не нашелся, что ответить.
* * * *
Четвертый номер Реестра – ни на что не похожая история.
Около кабинета в то утро доктора поджидал водопад слез, сопровождаемый словесным недержанием, из которого следовало, что «все мужики сво…», и обладательница шикарного контральто ни под каким соусом больше не свяжет свою судьбу с этой одноклеточной порослью, называемой почему-то сильным полом.
Утихомирить обличительницу всей мужской половины планеты тщетно пытался взъерошенный врач неотложки, сбивчиво пытавшийся что-то объяснить подошедшему Варенцу. Но, то ли ораторское искусство взъерошенного не шло ни в какое сравнение с обличительным талантом истерички, то ли Арсений давно не имел дело с заикающимися людьми, но единственное, что понял доктор из какофонии возгласов, междометий и ругательств – то, что женщина билась дома в истерике на почве неразделенной любви, и ее неожиданно «заклинило» в очень неудобной и странной позе. Почему не была вызвана психобригада, Арсений разбираться не стал, быстро открыл кабинет, и они вдвоем заволокли истеричку в его апартаменты.
В следующую минуту взъерошенный был отправлен в процедурный кабинет с четкими указаниями Варенца привести медсестру с укладкой для лечения эпилептического припадка, а сам доктор принялся руками «править» пациентку.
После нескольких инъекций девушка, оказавшаяся довольно симпатичной, благополучно дремала в кабинете доктора за ширмой. Между пациентами Варенец периодически заглядывал к ней якобы проведать… На самом деле просто любовался ее растрепавшимися платиновыми волосами, редкими веснушками на переносице… Он знал, что разглядывать спящих – верх неприличия, но оправдывал свои действия тем, что в них на тот момент не было ни грамма похоти. Так любуются полотнами Ван Гога и Кандинского…
Потом были сеансы у психотерапевта, длительный курс в отделении неврозов, но всякий раз Оксана – именно так звали девушку – заходила потом к нему и отчитывалась о проведенном лечении, рассказывала о своем самочувствии.
Параллельно всплывали кадры из недавнего прошлого, когда она верила «этому подонку», закрывала глаза на его «выкрутасы». В выражениях девушка не стеснялась.
Ситуация с точки зрения доктора была банальной до одури: влюбилась по уши, поставила на карту все, а он ей изменил. Стандартное пуританское воспитание столкнулось с реальностью сексуальной свободы. Казалось бы, никто не виноват, но человек чуть не наложил на себя руки.
Себе в зачет доктор мог записать тот факт, что при взаимоотношении с ним такого невозможно было даже представить. Он никого никогда не обманывал! Кроме, разве что, жены… Но близкие люди – особая статья, их травмировать ни к чему.
Оксану он буквально за руку, шаг за шагом повел в совершенно новый для нее мир. Мир, где понятия Любви и Свободы не взаимоисключают, а дополняют друг друга. Ведь если ты по-настоящему любишь человека, то почему одновременно ты лишаешь его свободы, закабаляешь, требуешь отчитываться, контролируешь?
В мире есть две ценности, выше которых ничего нет: здоровье и свобода. Из сказанного следует, что, лишая человека свободы, ты совершаешь преступление, поскольку это то же самое, что лишить его здоровья. Какая же это любовь?
И, наконец, последнее, что Варенец мягко и ненавязчиво впихивал в симпатичную головку Оксаны, это негативное отношение к самому понятию «ревность». Настоящая любовь с ревностью несовместима. Ревнуют мелкие собственники, кто отождествляет любимого человека с вещью, которой пользоваться другим нельзя. Ревность отравляет жизнь, душит свободу и так далее, и тому подобное…
Доктор отлично помнил тот день, когда Оксана пришла к нему загрустившая. Оказывается, все курсы лечения закончились, она чувствует себя совершенно новым человеком, но ей не хочется уходить из этого интересного мира, созданного для нее доктором.
Она сама предложила встречаться, поклялась, что не будет никогда ревновать, как-то ограничивать свободу Арсения. Короче, озвучила доктору все то, что обычно объяснял он сам своим любовницам «на берегу», пересчитывая, так сказать, коней.
Потрясенному Варенцу ничего другого не оставалось, как тотчас расцеловать пациентку и здесь же, в кабинете на приеме, закрепить полученные знания практическим занятием. Более талантливой ученицы он не встречал ни до, ни после этого.
Их встречи продолжаются до сих пор, расцвечивая жизнь фантастическими красками. Напротив ее имени в Реестре доктора значится: «ученица-истеричка».