Возмущённый звон стали резанул по привычным, в общем-то, ушам Грумба. Рукоять молота чуть не вывернулась из руки, что было уж совсем небывалым происшествием для гнома-кузнеца, принадлежащего древнейшему роду, что от корней своих вёл это ремесло. Давно из окованной мозолями и отмеченной шрамами ожогов руки Грумба ничего не вырывалось – тем более молот прадедовский.
А молот не простой в наследство достался: по желанию владельца – при размере своём относительно среднем – мог плющить и мять железо, словно кувалда молотобойца, которой под силу лишь двумя руками махать. Да и то сноровку надо да мяса на костях поболе. А мог и тонкую работу сделать, для которой грубоват на вид был. В общем, слушался замысла внутреннего: не всех, только к роду принадлежащих.
Да и для такой чудной снаряги задача не по зубам, а точнее, не по бойку нашлась.
Ладонь наковальни держала брусок тёмного, с синим отливом, металла: это он так молот дедовский возмутил, не поддавшись – ни царапины, ни вмятины. И в горне лишь горячим становится, не калится до бела: температуры мало, похоже.
Одним желанием горел Грумб – меч хотел сковать, чтобы достойным легенд получился. Любой доспех просекающий и другие мечи в осколки бьющий. Чтоб ахнули все и от зависти скукожились.
Кузнецом он был знатным: богатое умение, что через поколения шло, до крохи малой взял-усвоил. Ещё и своим опытом укрепил да пополнил знаний сокровищницу. А вот идеала, к которому стремился, не мог пока достичь: даже с молотом волшебным. Нутром чуял — не хватает чего-то. А вот чего?
В мастерской прибирался Грумб. В голове тяжелыми камнями мысли ворочались: что бы ещё с чем соединить, добавками хитрыми напитать да в одно сварить. Дабы выдернуть зудящую занозу с души. В горе хлама железного копался, до которой давно руки не доходили: с детства помнил он эту мешанину обломков и обрезков. Отец ещё накидал, а может и дед. Прадеда тоже исключать не следовало: очень уж большая и замысловатая была куча.
Дак вот, мысли тяжёлые ворочая, решил все-же разобрать её, отвлечься. Сортировал: это – в отвал, это – глядишь, сгодится. На выброс мало шло: хозяйственный был Грумб. Тут-то и наткнулся на вышеупомянутый брусок железа: чем-то внимание привлёк средь других, зацепил.
Так, сяк повертел его Грумб: размер – как раз на меч. Хлам перестал сортировать. Горн распалил, брусок в горнило бросил – греться. Сразу насторожило, что как ни раздувал горнило мехами, цвет брусок не поменял.
Ну, а дальше… Говорилось в общем уже. В сердцах, находку чуть обратно в хлам не бросил, а то и в отвал сразу – сдержался: наследство все-таки, хоть и в мусоре нашлось. На полку положил, на видное место. «Что ж за метал-то такой? Ладно я, но прадед чтоб не осилил…»
О прадеде Грумба рассказывали разные вещи. Некоторые очень странные и темные: как изменился он, посетив Проклятые Штольни. Удивительного мастерства вещи делать стал. Но вместе с этим, поговаривали, чуть ли не с ума съехал: в кузне заперся, не отвечал – рычал только, да пламя гудело. В конце концов обнаружили кузню открытой и пустой. Молот только лежал на наковальне: позже обнаружили его свойства. А прадед пропал.
«Что же он нашел в этих штольнях? Не оттуда ли этот упрямый металл?»
Метал-то упрямый, да Грумба поди переупрямь. Мысли уже закрутились в сторону посещения Проклятых Штолен. Слава о них бродила более чем дурная. Уйма гномов сгинула, пытаясь тайны их разведать: молодых в основном, или наоборот – старых. Долгий век у гнома. Те, кто в ум вошел, разменивать его на тайны какие-то не спешил. Так, по молодости глупой, или уже отжив большую часть – это да.
Грумб глупость уже подрастерял, идя тропой жизни, век еще даже не ополовинил, но заноза покоя не давала. Да и упрямство толкало.
В общем, собрался он: топор на плечо, припас какой-никакой прихватил. Начало пути шло жилыми тоннелями подземного города гномов, освещенных хитрой системой, питаемой подземным газом. Дальше — штреками да шурфами старых выработок, что за многие годы на большие расстояния пронзили горный массив. Как дойти – отец рассказывал подробно. На мысли это, кстати, наталкивало: опасно же там, зачем рассказывал?
Грумб зажег налобный светильник с каменным маслом, пройдя освещённый участок дороги. Дальше путь вел глубоко вниз, чуть ли не к корням горы. Постепенно становилось все жарче. Изрядно протопав и пересчитав ногами ступеней лестниц вертикальных шурфов, наконец пришел к намеченной цели – вход в Проклятые Штольни.
На камне у входа был намалеван предостерегающий знак, означающий смерть. Грумб хмыкнул: случайных прохожих здесь не было, а кто все же приходил, смерти не боялся. По глупости или по опыту жизненному – другой момент.
Он вступил под своды штольни, погрузился в ее дышащие ощутимой угрозой недра: воздух будто сгустился и с трудом проталкивался в легкие. Грумб взял на изготовку топор: нервы зазвенели натянутыми струнами, глаза пытались быть сразу везде, одновременно обшарить все возникающие в видимости закоулки. Светильник выхватил в темноте прохода резкий сверток. Грумб осторожно выдвинулся за угол.
В лицо метнулась огромная оскаленная пасть: Грумб рефлекторно рубанул навстречу. Лезвие топора, не встретив сопротивления, громко лязгнуло о камни, выбив сноп искр – никого. «Тьфу, морок, кайло ему в глотку», — ругнулся про себя гном.
Оглянувшись, увидел бронзовый коготь, торчащий из стены: как раз подцепить отпрянувшего в страхе. Бросились в глаза ранее не замеченные полуистлевшие кости у стены. Немного. Трусов мало среди гномов получается: жизнь подземная не располагает.
«Та-а-а-к, во дела. Да тут не проклятие, а, видать, заклятие охранное».
Дальше двинулся с удвоенной осторожностью, но как-то легче на душе стало. Потому как проклятие, просто само по себе убивающее – это жутко и разум неймет. А охраняют если, значит есть что. Это уже нечто понятное.
Наконец каменный ход уперся в позеленевшие медные воротца с ручками в виде драконьих голов на створках.
Потянул за них осторожно Грумб – не шелохнулись. Сильнее – тот же результат. Топор к стенке поставил, обеими руками ухватился, уперся покрепче и рванул – створки раздались неожиданно легко.
Волна пламени окатила его, стоящего с раскинутыми от неожиданности руками: лишь глаза закрыть успел. Стало понятно, почему не вернулся ни один из алчущих тайн молодых гномов: в бороде дело.
Имела гномья борода врожденное свойство от огня владельца защищать: такой вот результат выдала эволюция, приспосабливая многие поколения к частым контактам с подземным жаром. Вырастала до размера приличной защиты к зрелому возрасту. А у молодняка не борода — смех один. Хотя в этой ситуации, скорее слезы.
У Грумба вырасти успела достаточно: так, штаны с сапогами малость припекло. Но защита дополнительная из толстой, пропитанной специальным настоем кожи, выдержала.
Пламя опало и глазам открылся чудовищный оскал огромных зубов. Можно было в первый миг подумать, что из этой пасти вырвался поток губительного огня. Затем становилось понятно — зубищи принадлежали древнему черепу огромного дракона.
Двинувшись в обход, Грумб заглянул в темный провал глазницы, зловеще сверкнувший в свете налобника красным отблеском. Дальше тянулось мощным костяком длинное тело дракона. Видимо, в поисках новых ресурсов, проходчики каким-то чудом наткнулись на морду застывшего в камне исполина. Затем, постепенно выбирая породу, освободили целиком. Как он попал в тело горы? Каким чудом именно на морду вышли? Будто встретил гостей…
Грумба не удивило, что нашедшие потратили столько сил, чтоб высечь останки дракона из камня: большую ценность имела каждая часть этого наполненного магией существа. По сути, перед ним лежало целое состояние, безбедная жизнь целого народа на многие поколения. Удивительным оказалось то, что не тронутым все лежало уже долгие годы, странным и настораживающим.
Породу выбрали не всю, только обнажив скелет снаружи: получился эдакий костяной дракон с каменными внутренностями. Обходя его вокруг, двигаясь от хвоста к голове, услышал мерный звук – что-то капало.
Пройдя дальше, увидел – в районе сердца дракона из трещин камня сочилась красная жидкость и, срываясь с выступа ребер, падала тяжелыми каплями в небольшое чашевидное углубление. Возле него что-то блеснуло. Грумб наклонился, подобрал: на ладони у него лежала фибула. С узнаваемым знаком: прадед такой на изделиях своих ставил.
«Так, значит был он здесь, — и тут-же следом, как вспышкой, опалившей сознание, — Пил из этого источника, а после с ума сошел. Но и молот чудный создал».
И как смутное подтверждение— след широкой ладони на камне, рядом с углублением, полным красной жидкостью. Словно склонился кто, чтобы напиться, да ладонью оперся. Горяча ладонь оказалась – воском камень потек.
«А и к духам бездны разум этот. Меч создам, достойный легенд – жизни дело, считай. Потом не жалко…»
Только подумал так, всмотрелся в странную жидкость – будто позвал источник, потянул. Шепот невнятный в ушах зашуршал, как чешуей скрипящей, рыком отдаленным: откликнулось внутри, кровь по телу шибче побежала, в голове звонко стало.
Дальше, как во сне действовал Грумб: на колени встал, руками о камень оперся, усы и бороду в жидкость кровавую окунул, губами дотянулся и глоток полный сделал.
Прохладная жидкость, уйдя внутрь, жаром опалила, огонь по телу растекся. Почувствовал Грумб, что горит весь: даже одежда задымилась. Словно взял его кто-то клещами кузнечными и в горн раскаленный сунул. Камень под руками ощутимо поддался, проминаясь. Удивиться почему-то не получилось.
«Ну все, ща еще под молот бросят», — по опыту бывалого кузнеца пошутил про себя.
Ох, не шутить бы шутки такие невпопад: и впрямь, как под молот попал, форму новую из заготовки ваяющий. Зашевелились кости во всем теле: корежит, мнет Грумба. Болью стреляет, пеленает. Поплыло сознание. Подхватило его сущность, закрутило огненным вихрем, вырвалось изнутри нечто огромное, всплыло из бездны, овладело телом, менять под себя принялось. За упрямство свое уцепился Грумб, держится с краю, не улетает в небытие вихрем, наблюдает, что с телом его творится.
Ноги и руки мощью небывалой налились, жилами, как канатами, вспухли. Пальцы когтями кривыми выстрелили, в камень впились, бороздят его со скрежетом. Спина взгорбилась, крыльями раскинулась – куртка в клочья. Челюсти вперед выдвинулись, зубами мощными клацнули. Кожу панцирем чешуи облило. Шею вытянув, рокоча зашипел, окатил останки собрата пламенем. Дракон. Много меньше застывшего в камне, но суть та же.
Чувствует Грумб – крепнет проснувшееся в нём сознание дракона, крылья распускает, совсем его выкинуть хочет. Замелькало, завертелось полетом стремительным, мощью ревущего ветра, где воздух словно твердь сгустился под ударами крыльев, давая опору телу для неистовых метаний среди тугих струй дождя, что словно батогами хлещут по крепкой чешуе боков.
Чуждые гномам стихии, непонятные. Порой враждебные, когда топит водой с таким трудом проложенные ходы и переходы. Полет в открытом небе? О чем вы? Земля стихия гнома. Твердь надежная. Недра ее, где над головой то же, что и под ногами. Одно общее было — огонь.
Наткнулось сознание дракона на память Грумба о опаляющем реве горна, жаре светящегося белым металла, брызгах колючих искр. О восторге от священнодействия пляски молота на податливом горячем железе, что силой пламени и мастерства кузнеца, меняет форму и суть.
«Ты тоже повелитель огня?» — впервые как к равному обратился дракон к Грумбу: кого-то увидел в нем, не материал податливый.
«И так сказать можно, — достойно ответил Грумб. — Но не больший чем ты. Пригодилась бы мне сила твоя стихию огненную направлять. А и мне есть что предложить. Первое — выйти отсюда сможешь лишь моими ногами: под горой мы. Глубоко. Крылья не вынесут, да и сложив их, не везде протиснешься. Второе — небо ты по крови знаешь, а можешь и землю узнать через меня. Из бесформенного куска руды, совершенство линий клинка выпустить, с узором в твердой глубине тонущем. Творчества вдохновенного полет познать, подобный полету твоему средь сполохов грозы в небесной круговерти. А там, глядишь, и я небо через тебя пойму. Я, Грумб, слово тебе даю: если через год сделку посчитаешь не равной, выйду на поверхность – заберешь тело, в небо уйдешь».
Дракон гневно зафыркал, пустив дым из ноздрей: всем нутром ощущалось, как нелегко его свободной сути на сделки идти. Учитывая, что нутро одно на двоих оказалось, особенно ясно. Битва до победы – это да. А вот сделка…
«Договор-р-р!» — прорычал он наконец, и тут последние силы оставили сознание Грумба: потемнело все.
Очнулся – на коленях стоит, головой тяжелой мотает. Одежда — в клочья вся. В себя малость пришел, как-то в кучу одеяние собрал, в обратный путь направился. Добрался до дому никем не замеченный. И хорошо, а то вопросы эти лишние…
Сразу в кузню пошел. Брусок упрямого металла в холодный горн бросил. «Да, потерпеть придется – превращаться, чтоб драконьим огнем пыхнуть. Да не один раз, пока меч коваться будет», — подумалось.
— Ну что, повелитель огня, яви помощь! — обратился к дракону.
В этот раз трансформация без боли прошла. Взмахнул дракон крыльями – пыль по кузне кругом. Пламенем горн окатил. Еще раз. Обратно внутрь ушел.
Поднялся с пола Грум, привычно уже как-то. Как был, голяком к горну подошел. Хотя как голяком, борода — лучшая защита, фартука не надо.
В этот раз белым цветом светился брусок чудного металла: пронял драконий огонь. А может, просто суть того металла только такому огню подчиняется.
Схватил прадедовский молот Грумб, да давай форму выправлять. Торопился сперва – остынет же. Не хотелось часто оборачиваться. Но металл вкупе с огнем драконьим еще сюрприз преподнес: не остывал, будто чуял необходимость горячим оставаться, или огонь волшебный его не покидал до времени.
«Да, вот чего к свойствам молота не доставало», — подумал он удовлетворённо.
Совсем постороннее отринул Грумб, в процесс творения ушел. Вдохновением крылатым и силой мечты ваял совершенство линий стальной молнии, сполоха, в металле застывшего. Свойствами молота пользуясь, почти в чистую форму вывел.
В раствор закалочный опустил клинок: паром окутало, будто напарник огнедышащий выдохнул. К шлифовальному кругу в черед – лоск навести. Да проволоку серебряную на рукоять — ряд за рядом.
Свеча мерная суточная оплыла лужей воска, лишь от горна отблески гуляли по кузне. Ладонь наковальни держала роскошный клинок полтора локтя длиной, переливающийся синим цветом с мерцающими в зеркале полировки огненными бликами, с которыми перекликался рубин в оголовке меча. Грумб спал тут же, упав обессиленный: лишь в одеяло закутался.
Проснулся он от легкого шума разговоров: за дверями кузни явно собралось немало соседей и шел спор, ломать дверь или еще погодить. Не стал дожидаясь, к чему придут, встал сам и открыл, запахнувшись одеялом, как плащом.
Как оказалось позже, возвращающегося в остатках одежды Грумба все же видели. А потом любопытные и рев огня в кузне услышали, в сопровождении странного руках и звон железа под лаской молота. Переполох поднялся: а вдруг как с прадедом будет? Одно семя.
— В порядке все, — сказал Грумб.
— Сковал-то что? Долго звенел, — спросил один из соседей.
— А-а-а-а, да вот…
И Грумб, взяв меч с наковальни, каким-то наитием, словно руку кто подтолкнул, рубанул клинком по ее краю: кусок толстого железа отскочил, срезанный ровно, будто ножом горячим масло отсекли. Грумб пожал плечами, положил меч на усеченную наковальню и пошел домой сквозь оторопело замолчавшую толпу.
Еще сутки прошли в каком-то зависшем состоянии и в осмыслении случившегося. Дело всей жизни, мечта об идеале, пустяком оказались: стоило лишь за край шагнуть да Силу познать. Достойные легенд мечи – так, мелочь сопутствующая. А ширь, что для творческого полета раскинулась… Тут, в случае чего, и в небо уйти не жалко, договор исполняя.
В дверь затарабанили.
Грумб, отряхнув с себя оцепенение раздумий, пошел открывать. На пороге посыльный объявился.
— Наверх тебя зовут. Там это, набежали… Про меч-то твой уже болтают без умолку. Вот и спешат. Помериться…
— Друг с другом пусть и меряются. Чем хотят, — буркнул Грумб недовольно, сам удивляясь своей реакции: раньше за счастье было бы верх над всеми одержать. В том, что новый клинок на это способен, после проверки на наковальне сомнений не было.
— Старейшины выйти тебе велят. Силу мастерства народа нашего явить.
Вскипело в душе Грумба – велят они!
— Ладно, ща выйду, будет им и сила, и явление.
В кузню заскочил, кочергу у горна схватил, не думая даже — а что, так можно было? — образ огня в сознании вызвав, раскалил ее и несколькими ударами отдаленную форму меча придал. Наверх вышел по центральному ходу.
На приемной площадке перед входом в подземную обитель гномов гудело сборище желающих померяться и поглазеть. Из претендентов было несколько человек, пара эльфов и один орк.
— Нате, пытайте, — сказал Грумб, протягивая им свой «меч».
— Ты издеваешься над нами, гном?! — надменно спросил один из эльфов.
— Что не так? — деланно удивился Грумб. — Вот меч мой, хотите — пытайте, нет — так я пойду.
Старейшины, неприятно удивленные его выходкой, хмурились и раздраженно топорщили бороды. Но вслух недовольство из политических соображений не проявляли. Пока.
— Хорошо, гном. Пусть так. Закрепите кто-нибудь это недоразумение в тисках рукоятью, — явил свою милость возмутившийся до этого эльф и достал из ножен свой великолепный клинок тускло-серого цвета.
«Ага, эльфьи секретики», — подумал Грумб.
Клинок эльфа являл прекрасный экземпляр кузнечного мастерства и стало даже несколько неудобно перед коллегами-кузнецами за небрежение. Но что сделать – слово сказано, не отступать же.
«Зато теперь уж закончится все быстренько да домой пойду, стариков ворчание слушать».
Закрепили недомеч Грумба в тисках на колоде. Примерился эльф. Ударил точно, мастерски – брызнули осколки. Ахнула толпа.
Долго смотрел эльф на пустую рукоять в своей руке. Затем повернулся к оторопевшему Грумбу, коротко поклонился, задержав поклон почти неуловимо дольше, чем просто вежливость, но колоссально много для гордости того народа – кто разбирается, понял – и прочь пошел.
Прочие претенденты на испытание потянулись разом на проверку. Парочка, видя неизменный результат, отсеялась, пожалев клинков. Сильнее всех недоумевал орк с его, более похожим на топор, массивным двуручником. Точнее металлоломом, что от него остался.
Разошлись в итоге пытари примолкшие, присмиревшие. Старейшины, радуясь, что лицо сохранили, проявив выдержку, под землю потянулись.
Грумб стоял, вертел в руке свой «достойный легенд» клинок, который до сих пор больше кочергой был, чем мечом. Чесал задумчиво в затылке.
На следующий день задумчивость как ветром унесло. Озаренный одной мыслью, Грумб, опять снарядившись в Проклятые Штольни: решил добыть образцы руды из «тела» дракона. В соответствии с озарением, руда при выплавке дала тот самый, с синим отливом, металл: сверхпрочный и легкий. Подрядив в помощники самых отчаянных, вынес за пару ходок достаточное для одного замысла количество. Непрестанно зазвенел молот в его кузне. Пламя так гудело, что даже борода огнеупорная временами подгорала.
Грумб стал молчалив и сосредоточен. Часто выходил на поверхность – смотрел в небо, на парящего в вышине орла. Думал. Что-то чертил.
Год, отмеренный на договор с драконом, подходил к концу. В день истечения срока он вынес на поверхность нечто. В этом месте выступ горного кряжа обрывался пропастью, дно которой клыками камней терялось в дымке.
Это нечто представляло собой сложную конструкцию из металла и кожи, и явно напоминало крылья. Грумб деловито собрал все детали, закрепил на себе и, подойдя к краю обрыва, безмятежно взглянул в раскинувшуюся перед ним ширь.
— Вот, повелитель огня, еще одно дело, которое с твоей помощью я создал. Землю ты через меня изведал. Проверим сейчас, как это –– небо познать.
И сильно оттолкнувшись, бросился вниз.
Воздушный поток подхватил, наполнил крылья: заскользил Грумб у ветра на спине, ощутив его твердью надежной. Пришло понимание струй да упругих его потоков. Осмелел, кружить начал, как орел, управляя лопастями крыльев да хвостовым рулем: не зря наблюдал, думал да чертил. Превозмог хитрость небо познать. Поймав восходящий поток, на гору воздушную поднялся и спустился спиралью на место взлета. Снял снарягу. К дракону воззвал:
— Ну вот, повелитель огня. Спасибо тебе. Больше ты мне дал, чем даже мечтать я мог. Теперь твой черед по договору брать.
Шевельнулся внутри Грумба дракон, явно ощутилось его могучее присутствие: огонь по жилам обжигающей рекой пробежал. Схлынул жар и голос в голове пророкотал:
«Не обманул ты меня. Сделку равной признаю. А коли ты в небо подняться смог, крылья от рождения не имеющий, то и я ногами твоими дальше ходить смогу. Но летать продолжаем».
— Договор, — улыбнувшись ответил Грумб.
Внутри горел восторг познания новой Силы. Но еще больший гул пламени души Грумба вызвало осознание собственной, что интереса и признания достойна.
Он сидел на краю обрыва, свесив ноги в пропасть. Земля и небо соединились в его душе.
Номер карты 4100 1167 8477 9834 (ЮMoney), благодарю вас за поддержку канала! :)