В черновиках романа сохранился набросок, шедший после XXXV строфы:
Татьяну всё воображая
Ещё ребенком, няня ей
Сулит веселье, истощая
Риторику хвалы своей.
Вотще она велеречиво
Москву описывает живо.
Очевидно, няня жила в Москве с матушкой Татьяны ещё до её замужества…
Итак, мы вместе с Татьяной, после «часа-другого» «утомительной прогулки» приехали к цели:
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился.
В Б.Харитоньевском переулке и около него будущий поэт жил с 1800 по 1807 год. И сюда же он приводит Татьяну. «У Харитонья в переулке» - это отражение особенности указания московских адресов - по церкви, к приходу которой относится дом. Потом ещё прозвучит: «Живёт у Симеона» - скорее всего, в приходе Симеона Столпника на Поварской ул. – той самой чудом сохранившейся церкви, которая и сейчас стоит рядом с зданиями Нового Арбата. А вот храм Харитония Исповедника в Огородной слободе, давший название переулку, был уничтожен в 1935 году,
К старой тётке,
Четвёртый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Описание встречи Лариных с московской роднёй, как правило, приводится под заголовком «Грибоедовская Москва в “Евгении Онегине”». Злоязычный Булгарин поставил это в упрёк Пушкину: «Начинается описание московской жизни и общества. Здесь поэт взял обильную дань из “Горя от ума” и, просим не прогневаться, из другой известной книги [предполагаю, что “скромный” Булгарин имел в виду свой недавно опубликованный роман “Иван Иванович Выжигин”]. Из “Горя от ума” являются архивные юноши и драньё за уши Хлёстовой, тот же французик из Бордо, тот же шпиц, тот же клуба член исправный, тот же глухой князь Тугоуховский, тот же муж, Платон Михайлович, и, словом, много всего, весьма много кое-чего в перифразах».
И точно, цитаты из великой комедии вспоминаются постоянно:
— Княжна, mon аngе! —
«Раchеttе!» — Алина!
Конечно же, это «смешенье языков: французского с нижегородским». Отметим ещё офранцуженное имя старшей Лариной (судя по всему, она Прасковья) и отсутствующее в святцах имя Алина, принадлежащее московской тётке (наверное, она Александра - в частности, так звали Пушкинскую Алину Осипову, хотя могут быть и другие варианты).
А вот слова тётушки:
Жаль, разъезжать нет мочи мне;
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены с дороги;
Пойдёмте вместе отдохнуть…
Ох, силы нет… устала грудь…
Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть… душа моя,
Уж никуда не годна я…
Под старость жизнь такая гадость…
И мне сразу вспоминается:
Поетем, матушка, мне прафо не под силу,
Когда-нибуть я с пала та в могилу…
Что же, будем упрекать Пушкина за «обильную дань»? Мне кажется, здесь нужно говорить о другом. Напоминаю, «Горе от ума» под цензурным запретом. А Пушкин откровенно цитирует комедию (с указаниями Булгарина невозможно не согласиться). Зачем? Я думаю, что это своего рода «пропаганда» высоко ценимого им произведения (вспомним, и в восьмой главе будет: «Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал»). Кстати, вспомним и о другом (незаконченном) произведении Пушкина – «Путешествие из Москвы в Петербург», где Александр Сергеевич станет цитировать фрагменты находившегося под запретом весь XIX век «Путешествия…» А.Н.Радищева (даже написанные Пушкиным главы соответствуют главам радищевского произведения, но в обратном порядке). Здесь тоже стремление напомнить о том, что запрещено («Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? — писал Пушкин А.А.Бестужеву. — Кого же мы будем помнить?»)
Наверное, не нужно проводить параллели из обоих произведений. Лучше посмотрим на пушкинские описания.
О тётке Татьяны мы слышали уже и раньше:
Но в старину княжна Алина,
Её московская кузина,
Твердила часто ей об них[т.е о «Грандисоне и Ловласе, героях двух славных романов»]
Сочетание «московская кузина», определённое Ю.М.Лотманом как «устойчивая сатирическая маска, соединение провинциального щегольства и манерности», не раз встречается у Пушкина. Так, своё письмо брату из Кишинёва от 24 января 1822 года он начнёт: «Сперва хочу с тобою побраниться; как тебе не стыдно, мой милый, писать полурусское, полуфранцузское письмо, ты не московская кузина». Так что отношение к «княжне Алине» совершенно ясно.
Иронично и описание приезда:
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
Насквозь ироничны описания родственных встреч. Да, конечно, это и подчас цитирование «Горя от ума», например, восклицания тётушек:
«Как Таня выросла! Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я так на руки брала!
А я так за уши драла!
А я так пряником кормила!»
И хором бабушки твердят:
«Как наши годы-то летят!»
Кстати, судя по этим строкам, в Москве Ларины бывали и раньше, в детстве Татьяны. Конечно, для крестин кто-то из родственников мог и приехать в деревню, но, похоже, знают Таню тут все.
Дальнейшее описание тоже во многом повторяет грибоедовское «Что нового покажет мне Москва?»:
Но в них не видно перемены;
Все в них на старый образец…
Не буду приводить цитату целиком, напомню лишь, что в описании «Пелагеи Николавны», у которой был «тот же шпиц и тот же муж», Ф.Ф.Вигель видел вполне конкретную даму – П.Ю.Кологривову (я о ней подробно писала).
Для нас сейчас важнее другое. Несмотря на то, что
Родне, прибывшей издалеча,
Повсюду ласковая встреча,
И восклицанья, и хлеб-соль,- Татьяна в Москве чувствует себя ещё более одинокой, чем в деревне. Там, в «уединённом уголке», в окружении «своих цветов, своих романов», она могла свободно вспоминать, как «он являлся ей». Здесь же «младые грации Москвы» явно из чистого любопытства среди «невинных бесед с прикрасой легкой клеветы» ждут «её сердечного признанья», даже не ждут, а «умильно требуют», не понимая, что поведанные ими «нараспев сердечны тайны, тайны дев» не имеют ничего общего с истинными чувствами Татьяны…
Немодный ныне Н.Г.Чернышевский сделал немало очень точных наблюдений. В частности, вот это: «Между неразвитыми людьми мало уважается неприкосновенность внутренней жизни. Каждый из семейства, особенно из старших, без церемонии суёт лапу в вашу интимную жизнь. Дело не в том, что этим нарушаются наши тайны… Но каждому хочется, чтобы в его внутренней жизни был уголок, куда никто не залезал бы, как всякому хочется иметь свою особую комнату, для себя одного. Люди неразвитые не смотрят ни на то, ни на другое: если у вас и есть особая комната, в неё лезет каждый… просто потому, что не имеет предположения, что это может беспокоить вас. То же, что с комнатою, и с миром внутренней жизни. В него без всякой надобности, даже без всякой мысли залезает всякий за всяким вздором, и чаще всего не более как затем, чтобы почесать язык о вашу душу».
Не кажется ли вам это замечание очень верным? Ларина-мать, может быть, и не была особенно чутким человеком, но явно в душу дочери «лапу не совала» (лишь жаловалась, что понять её не может). А вот московские кузины пытаются это сделать, и притом с большим энтузиазмом…
Не может Татьяна и найти для себя что-нибудь привлекательное в светских беседах:
Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно…
Вот и получается, что не только няня перед отъездом из деревни «вотще велеречиво описывала» своей воспитаннице предстоящие встречи, но и сами эти встречи проходят «вотще», то есть не достигая цели. «В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи», - писал Н.В.Гоголь. Но среди московского «невест обширного полукруга» Татьяна незаметна.
Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядят
И про неё между собою
Неблагосклонно говорят.
Один какой-то шут печальный
Ее находит идеальной
И, прислонившись у дверей,
Элегию готовит ей.
Обратите внимание на этого «шута»! Мне кажется, это не авторские слова, а мнение тех самых архивных юношей, удивляющихся такому «предмету» элегии.
Увидеть незаурядную натуру в незаметной провинциалке и оценить её по достоинству сумеет лишь князь N, брак с которым и превратит «девчонку нежную» в «законодательницу зал».
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь
Навигатор по всему каналу здесь
