В 1911 году в глубинке России в небольшой татарской деревне Иж-Бобья Сарапульского уезда Вятской губернии появилась полиция и начался погром медресе. Учителя – братья Габдулла (1871–1922) и Губайдулла (1866–1936) Буби и их сестра Мухлиса (1869–1937) – были арестованы за распространение якобы антиправительственных идей. Таких медресе вместе со школами (мектеб) по России насчитывалось почти 10 000, где училось 267476 учащихся. Из них около 90% учились по новометодной системе, что вызывало недовольство как священнослужителей ортодоксального толка, так и официальных властей. Интересы консервативных мулл и реакционной царской власти сошлись, а в качестве показательного судебного процесса было выбрано медресе «Иж-Буби».
Первая попытка закрыть медресе была предпринята еще в 1909 году, когда по доносу известного мусульманского деятеля кадимистского направления Ишмухаммета Динмухаметова начались проверки на предмет антиправительственной деятельности. То ли поддержка населения, то ли хорошие отношения руководителей медресе с земским начальством сыграли свою положительную роль, а может быть Россия еще не была готова к политическим процессам такого рода, но их оставили в покое, хотя по распоряжению вятского губернатора за ними было установлено негласное наблюдение.
Реформаторским движением в системе образования были озабочены власти по всей России. По доносу кадимистов устраивались облавы на реформированные медресе, они порой закрывались, преподаватели брались под стражу и т.д. Особенно был недоволен Петр Столыпин, который в джадидизме видел проявление борьбы не религиозной, а государственной. В протоколе заседаний Особого совещания отмечено, что «15-миллионное мусульманское население России, относящееся по преимуществу к одному племени и говорящее хотя и на различных наречиях, но имеющих в своей основе один язык, переживает в настоящее время новый фазис своего развития, стремится к просвещению и, разрушая старый, создает новый быт, который угрожает культурной самобытности России». Преосвященный Андрей заметил, что «в настоящее время Казань важнее Константинополя как центр культурной и издательской деятельности. Даже учебники, употребляемые в Туркестане, изданы в Казани в типографии бр. Каримовых». Озабоченность Столыпина вызвало то, что все мусульмане России подпадают под влияние просвещенных татарских имамов. В своем Представлении в Совет Министров он писал: «Татарским влиянием захватываются не только поволжские, приуральские и среднеазиатские полуоседлые и кочевые малокультурные народы, подвергающиеся татаризации, но и все оседлое население. Широкое содействие в этом отношении оказывают конфессиональные школы (мектебы и медресе), огромной сетью покрывающие все пространство, заселенное мусульманами. Руководимые татарским и отатаренным духовенством, а равно уже сформировавшимся кадром светских учителей, эти школы при крайне незначительном числе низших правительственных учебных заведений служат надежными проводниками мусульманской культуры и пантуранского духа». Он угрозу видит в эволюции мусульманского мира, его конкуренции с русской культурой, результатом чего стало отпадение христиан в мусульманство. «Это отпадение, нанесшее столь значительный ущерб православной церкви, – продолжает Столыпин, – нанесло вместе с тем чувствительный удар достоинству национально-русского начала, склонив в Поволжье нравственный перевес в пользу татарско-мусульманской культуры». Он предлагает осуществить децентрализацию духовного управления мусульман и одновременно запретить преподавание в медресе русского языка и общеобразовательных предметов, иначе говоря, вернуть их в лоно мазхаба: «По моему убеждению, необходимо ныне же категорически установить, что из конфессиональных учебных заведений (мектебов и медресе) все предметы, имеющие значение общеобразовательное, подлежат исключению. В соответствии с сим все мусульманские мектебы и медресе, содержимые при мечетях или частными лицами, или общественными организациями, подлежали бы, в течение известного (годового) срока, либо закрытию, либо преобразованию в училище общего типа, либо преобразованию в чисто конфессиональные учебные заведения». Интересы русского реакционного режима и сторонников мазхабов совпали, и те и другие в возрождении татарского духа видели угрозу своему положению. Это позорная страница в истории кадимизма.
В 1911 году на циркуляр Петра Столыпина стали приходить ответы губернаторов, которые не усмотрели среди мусульманского населения панисламизма и турецких эмиссаров. А громкое дело по медресе Иж-Буби, которое составило 12 томов, не смогло доказать распространения идей пантюркизма и панисламизма среди татар. Н.Яранский по этому поводу писал в газете «Вятская речь»: «По доносу Динмухаметова, провозгласившего незыблемость мусульманских устоев, изобретались всевозможные рецепты для начинки воображаемой бомбы. Как феникс из пепла, в пугливом воображении ротмистра Будагоского возникла легенда панисламистской пропаганды, родились страхи «мусульманской опасности», явилась необходимость разгромить две лучшие татарские школы, оторвать от светлого дела два десятка преданных работников». Мнение татарских газет было еще более жестким.
«Дело Иж-Буби» всколыхнуло все мусульманское сообщество России. В сообщении Казанского жандармского управления от 9 июня 1912 года в департамент полиции есть такие строки: «Мусульмане-новаторы смотрели на него (на дело мулл Буби) не как на дело отдельных лиц, а как на общественное дело и осуждение целого движения; по их мнению, выездная сессия Казанской судебной палаты в Сарапуле судила не учителей Буби, а, в лице их, новое движение среди русских мусульман». Кадимисты выиграли суд, но проиграли исторический спор со сторонниками обновления ислама. Они не учли кардинальных изменений, произошедших в татарском мире...
Наиболее состоятельные татары детей отправляли в Бухару, Стамбул или Каир. Выпускники бухарских медресе высоко ценились, пользовались большим почетом и исполняли обязанности муллы, некоторые открывали собственные медресе. Вплоть до ХIХ века система образования носила чисто конфессиональный характер, и сводилась к обучению в начальных мектебе (школах) и разного типа медресе, чей уровень был довольно низким. К середине ХIХ века учебные заведения бухарского типа не устраивали потребности татарского общества...
Постоянный рост числа мектебе и медресе, содержащихся за счет прихожан, привел к тому, что муллам от подаяния перепадала все меньшая доля. Ф.Туктаров так объяснял создавшуюся ситуацию: «Новые школы открываются или на средства отдельных богатых лиц, или же на средства прихода… Почитать учителя и помогать ему в исламе признается таким же богоугодным делом, как и уважение и помощь мулле и имаму… Вначале народ дает мулле и учителю поровну, но через определенное время доля даяний, предназначенных мулле, начинает уменьшаться. Наш мулла богат, – говорят прихожане, у нас есть люди, более нуждающиеся в помощи, и начинают постепенно сокращать количество подаяний мулле»71. Количество школ и медресе неуклонно росло, хотя качество преподавания было невысоким. Хади Атласи так комментирует общее состояние системы образования: «От того, что у нас число посещающих школы равняется числу в Австро-Венгрии, далеко не следует, к сожалению, что мы – нация столь же передовая, как и австрийцы; от того, что число посещающих школы у нас выше, чем у русских, еще не следует, что мы опередили русских», поскольку у них «школы устроены согласно с требованиями жизни и времени. В них воспитание и получаемые от воспитания плоды совершенно другие, чем воспитание и его плоды, которые даются нашими школами». Основное различие сводилось к тому, что русские школьники выходили подготовленными к требованиям жизни, чего нельзя было сказать о татарах. Не случайно, несмотря на довольно высокое образование, татары продолжали пополнять отряды самых неквалифицированных и низкооплачиваемых слоев общества.
Под давлением требований жизни процесс модернизации системы образования охватил значительное количество медресе, а ряд из них стали европейского типа, например «Хусаиния» в Оренбурге, «Галия» в Уфе, «Мухаммадия» в Казани и др. Коснулся этот процесс и менее известных учебных заведений, в частности, медресе «Буби». Под впечатлением нового метода обучения Исмаила Гаспринского братья Губайдулла и Габдулла Буби, а также их сестра Мухлиса в 1895 г. составили новое расписание и в течение нескольких лет постепенно заменили старые учебники новыми. Появились такие предметы как счет, алгебра, зоология, ботаника, химия, астрономия и т.д. В 1903 г. был приглашен учитель русского языка. Параллельно реформировалась по инициативе Мухлисы и женская школа. В медресе разрабатывались собственные учебники, приспособленные к татарскому языку и условиям жизни в России. Вместе с популярностью медресе росло и недовольство среди мулл и в органах власти, что закончилось судебным процессом. Эта маленькая история с деревенским медресе весьма наглядно высвечивает все перипетии развития татарского образования в условиях реформации ислама.
После освобождения из тюрьмы Габдулла Буби уехал в Китай в город Кульджа и вместе с женой вновь начал преподавательскую деятельность. В Китае он также столкнулся с непониманием новометодного обучения, тем не менее, его популярность росла и школа расширялась. Опираясь на уйгурские источники, Миркасым Усманов пишет: «Эта школа, дающая начальное и среднее образование, где учебные дисциплины преподавались по-новому, была единственной известной школой не только в крае Эла, но и во всем северном Шенджане. В ней обучались не только дети татар, но и других родственных народов – уйгур, узбеков, казахов, киргизов, шиба, дунган и даже две китайские девушки». Многие нововведения в Восточном Туркестане (Синдзяне) были связаны с деятельностью именно этой школы «Нур».
Другой из братьев – Губайдулла Буби покинул Иж-Бобья и уехал в Уфу, где преподавал физику и географию, а Мухлиса возглавила женскую школу в Троицке, которая очень быстро приобрела популярность и уровень подготовки девушек там был столь высок, что, по словам очевидцев, выпускницы могли поступать в университеты. О популярности Мухлисы Буби говорит и тот факт, что она неоднократно избиралась казый (судьей) и в Центральном духовном управлении мусульман России в течение 20 лет ведала вопросами семьи и женского образования. Советская власть ликвидировала всю систему мусульманского образования.
Р. С. Хакимов, доктор исторических наук.
