Проблема обеспечения пищей собственного народонаселения – это один из краеугольных камней существования любой цивилизации. Продуктивность сельского хозяйства всю история была критерием, который определял численность населения, жёстко ограничивая максимальное количество едоков, а значит, и экономические возможности любого древнего государства. Решение проблемы снабжения едой может лежать в двух плоскостях: увеличении количества земли в непосредственном контроле народа или торговле. Именно обеспечение продовольственной безопасности заставило Рим захватить весь юг Италии, а позже установить контроль над Египтом и Африкой, тем самым и увеличив размеры обрабатываемой земли в самой Италии, и обеспечив контроль над торговлей зерном с наиболее плодородными регионами Средиземноморья. То есть перераспределение земли и перераспределение пищи через торговлю обеспечили Pax Romana 500 лет процветания.
Но начало арабских завоеваний, разрушившее более, чем на 1000 лет единство Средиземноморья, окончательно закроет для Европы сверхпродуктивные сельскохозяйственные районы Египта и Северной Африки, к тому моменту, правда, пришедшие в упадок из-за изменений климата и «варварской» запашки земли во времена поздней империи. Потоки зерна, поддерживавшие рост населения Европы столетиями, прекратились, а вкупе с резким снижением урожайности из-за изменений климата, население бывшей Империи Запада должно было встать перед перспективой массового голода. Но спасение, как бы предвосхищая проблемы, пришло откуда не ждали – Юстинианова чума. Она ускорила процесс развала старого мира: снизила численность населения, заставила народ разбежаться из городов, от очагов болезни, в поисках пищи осев на свободной земле в не очень свободном положении. Ну и вообще, крысы с их друзьями – чумными палочками – помогли привести в соответствие производительные возможности земли и количество людей в Европе. По сравнению с началом тысячелетия, к концу VII века численность населения Европы упала вдвое-втрое. Отмечу отдельно, что спад численности населения начался ещё в III веке, и Юстинианова чума лишь стала ярким эпилогом этого процесса, затмившим своим ужасом всё предыдущее скатывание по наклонной.
В следующие века рост запашки, благодаря вырубке «Великого леса», и частичное восстановление урожайности за счёт улучшения агротехники и общего потепления климата после позднеантичного похолодания позволили не только сохранить численность населения, но и увеличить его. Если в 1000 году на территории Европы жили порядка 25 миллионов человек, то всего за 300 следующих лет население достигло просто чудовищных 180 миллионов, т.е. рост в 6-7 раз. Такое положение вещей стало возможным благодаря уникальному стечению обстоятельств. С одной стороны — экстенсификация земледелия – за счёт распашки новых земель, с другой — и интенсификация – за счёт перехода к трёхполью, позволявшему снимать на 15-20% больше урожая за сезон, плюс доморощенная селекция. Но ключом к всему этому благополучию было то, что основной пищевой культурой было зерно. Издревле переход от животноводства к земледелию был чертой, за которой начиналась цивилизация, так как зерно давало с одной и той же площади в 5 раз больше калорий. Поэтому любая оседлая цивилизация строилась вокруг зерна, оставляя мясное и молочное хозяйство в качестве вспомогательного и довольно недешёвого источника питания.
Чтобы вы понимали, что из себя представляла типичная еда средневекового крестьянина, цеховика или бедного горожанина начала XIV века: представьте, что от 70 до 90 % вашего рациона это хлеб из полбы (дикая пшеница), ржи, ячменя или овса. Пшеница же дорога, капризна, и идёт, по большей части, на питание аристократии. Также зерно можно превратить в кашу или сварить похлёбку с мукой. Оставшиеся проценты – это овощи, сыры, рыба и мясо. Мяса вообще немного – свободных лугов для выпаса почти что нет, так как все пригодные земли заняты под распашку – а потому оно ценное и дорогое. В пику всей этой черни аристократия питается с точностью наоборот – основа рациона мясо, а каши и хлеб имеют вспомогательную роль. Это и не удивительно, ведь аристократия – это рыцарство, а рыцарь должен быть полон сил для ратного дела, тогда как на кашах да хлебе сыт хоть и будешь, но недолго.
И вот в таких условиях Европа подошла к XIV веку. Продовольственный кризис уже маячил на горизонте, так как рост распаханных земель почти достиг предела, население растёт, наделы земли всё более дробятся между выросшим количеством крестьян, а так как кардинального увеличения урожайности нет, то и стол становится от десятилетия к десятилетию всё более скудным. Причём, проблема эта, столь очевидная низам, была вообще не очевидна верхам из-за совершенно другой парадигмы питания, которое они ещё и получали за счёт барщины или оброка, т.е. стабильно и забесплатно. Такая ситуация ни к чему хорошему привести не могла, и давление в народе должно было выплеснуться наружу. Но на помощь снова пришла природа с его величествами Голодом и Мором.
Резкое похолодание климата, да ещё и прокатившееся по всей Европе, привело к демографическим потерям от 10 до 20 % населения. Но то было только начало – похолодание климата привело к тому, что подобные голоды стали прокатываться по Европе с периодичностью в 3-5 лет. А потом пришла чума, которая за неполные 10 лет унесла до 60 % населения Европы. Причём, в следующее столетие чума прокатывается ещё несколько раз, мешая восстановлению численности. Из-за уменьшившегося количества крестьян падает запашка земель, а кроме чумы по Европе вновь гуляет голод, так как в некоторых районах обрабатывать землю стало попросту некому. Это приводит к тому, что от трудоёмкого растениеводства во многих регионах переходят к животноводству – для того, чтобы пасти стадо коров нужно 2-3 человека, да и труд этот не столь напряжённый. При этом из-за снижения предложения, растёт цена на продукты и предметы ремесла, где опять же сильно упало количество работников. При этом в Европе происходят два разнонаправленных процесса – с одной стороны попытки жёсткого закрепощения крестьян, бегущих из разорённых чумой и голодом земель, с другой – рост доли арендаторов и наёмных рабочих, так как феодалы готовы были даже платить деньги, лишь бы их землю обрабатывали. Этому, не в последнюю очередь, способствовали многочисленные крестьянские бунты по типу Жакерии во Франции.
XIV век выдался и вправду тяжёлым, но, что парадоксально, он привёл к росту благоденствия низов. Выражалось это в улучшении качества питания, где, впервые за века, мясо заняло равное положение с хлебом и кашами. Наступило «счастливое» столетие, когда крестьяне жили не впроголодь, а в достатке и обилии пищи. Теперь стол аристократа и крестьянина не отличался принципиально. Но благоденствие это было мимолётным. Уже в XV веке население Европы начало быстро восстанавливаться, из-за чего мясо снова уходит в подполье, хотя и не полностью, а выпасы уступают место зерновым. Крестьянин конца XV-начала XIV века мог с полной уверенностью сказать, что его отец жил лучше него, а дед ещё лучше, так как они и питались лучше, и поборы феодалов были меньше. А ведь мы говорим о времени, когда началось Возрождение. Хотя оно шло и неравномерно по Европе, но общий подъём тяги к роскоши у аристократии появлялся всюду, куда доходили его веяния.
Хотя говорить, что тяга к роскоши появилась только в эпоху Возрождения, будет ошибкой, ибо доступ к новым тканям, одеждам, специям привнесли в жизнь Европы ещё Крестовые походы, но именно Возрождение изменило к ним отношение. Внезапно картины стали уделом не только церквей, но и залов замков, и домов бюргеров. Уродливые статуи с отломанными руками перестали восприниматься как какие-то обломки, да ещё и срамные, а стали отражением красоты человека, которые можно и выставить в саду. Было уже недостаточно просто держать в чистоте свой замок/дом/дворец для поддержания своего статуса, но требовалась внутренняя отделка деревом или тканями, старые рыцарские баннеры и щиты стали разбавляться витражами и картинами. Сундуки с трофеями превратились в шкафы, где они были выставлены на виду, а кроме того, не зазорно стало и поставить в них книги в богато украшенных инкунабулах.
Не менее важно было и то, как выглядишь сам. Европейская мода уже набирает обороты – новые ткани, фасоны и аксессуары теперь меняются стремительно по меркам истории: пройдёт 50 лет — и горожане не узнают своих предков в уже давно устаревших костюмах. Всё это выставляется напоказ, меняется, преобразуется. Естественно, что вся эта роскошь требует денег, а потому растут и подати, снова начинается закручивание гаек в части землевладения. И ладно, если бы одни феодалы себя так вели, но в роскоши купается и церковь. Церковники ничуть не хуже любого феодала, они также ринулись во грехи алчности, чревоугодия и тщеславия. Не только храмы теперь богаты убранством, но и сами прелаты церкви живут не хуже многих господ.
И вот представьте себе крестьянина Ганса откуда-то из Саксонии. Ему 40 лет, и он помнит, что в бытность его ребёнком, он видел мясо на столе каждую неделю, а теперь зарезать свинью позволяет себе только на праздник, религиозный, конечно же. Его отец платил меньше податей, он мог позволить себе купить новых хороших одежд, инструментов, а Ганс уже нет. Ему невдомёк, что в Европе началась «революция цен», и большое количество благородных металлов, вброшенных на европейский рынок, привели к росту цен товаров на 5-10 % в год. Сегодня инфляция для нас дело обычное, но для человека, который знал, что и при его отце, деде и прадеде цены были одни, а сейчас вдруг они другие, и всё время растут – это было непонятно. И ладно бы Ганс получал с роста цен на зерно и мясо больше доходов, но точно также выросли и поборы феодалов, а ещё в церкви денежку требуют. В итоге, Ганс сам беднеет и затягивает пояс, а горожане и, особенно, аристократы и церковники богатеют. Ганс видит только эту часть уравнения, он не осознаёт, что свободной земли больше нет, что это не феодал офигел и не даёт выпасать в прежних местах скот, а людям есть нечего, и нужно зерно. Не привыкший к критическому анализу, он начинает искать причину такого положения вещей: почему в годы после жуткой чумы, насланной, по словам церковников, в наказание за наши грехи, люди жили лучше, чем сейчас? И он находит ответ – всё прогнило, люди погрузились во грех, забыли истины, даже сами церковники, а значит требуется очищение, возврат к истинной евангельской вере. И отсюда в низах возникает запрос на перемены в церкви, чего никогда до этого в таких масштабах не было, а потому церковь оказывается не готова.
Зато готовы оказались недовольные положением вещей в церкви прелаты – Мартин Лютер был первым, кто открыто высказал своё сомнение в возможности и дальше жить как раньше, но были и другие, которые втихую вели свои разговоры, не привлекая лишнего внимания. И их чаяния об изменении церкви, совпав с желанием немецких феодалов разрешиться от некоторых наиболее обременительных поборов, а заодно прибрать к рукам всё более ценную церковную землю, попадают на благодатную почву недовольного крестьянства и всё заверте… Призывы к умеренности, жизни по-библейски скромно, исполнению заповедей, равенству людей перед богом были столь созвучны с чаяниями немецких крестьян, что они приняли Реформацию более радикально, чем её сторонники в верхах. Германия довольно быстро погружается в анал-карнавал крестьянских восстаний, где требования религиозные были круто замешаны с требованиями социального характера: снизить поборы, дать больше земли, освободить от крепостничества. И вот уже Ганс шагает вместе с огромной крестьянской армией обобществлять и убивать. Такие выступления подавлялись даже самими сторонниками Реформации, так как никто из вписавшейся в движение аристократии не собирался никак избавлять крестьян от гнёта. Наиболее радикальных проповедников стали вырезать, да только всегда появлялись новые с горящими глазами. А потому Германия жила в состоянии перманентного бурления крестьянской массы, иногда выплёскивавшегося в виде бессмысленного и беспощадного немецкого бунта.
После утилизации ста килотонн крестьянских юнитов в Крестьянской войне в 16 веке, демографическое давление несколько спало – природа некоторых регионов настолько очистилась от крестьян, что туда началась колонизация из других земель. Потом были Шмалькальденские войны, где имперка пыталась загнать лютеран обратно в ад, откуда они явились, а пришлось, по итогу, принимать их как равных. Там утилизировали ещё несколько десятков тысяч людей (а может быть и сотен, так как никто ни убитых, ни последующие демографические потери не считал). Аугсбургский мир вроде как принёс религиозный мир Империи, да только религия была лишь формой выражения народа его отношения к проблемам в экономике. А экономике становилось всё хуже — рост населения отыграл все потери войн буквально за пару десятилетий, при этом, из-за роста цен и усиления крепостничества, продолжилось обнищание крестьян. Предыдущие кровопускания оказались слишком слабыми, а потому, 50 лет спустя, праправнук Ганса – Отто – снова марширует в составе армии протестантов с теми же чаяниями и лозунгами. Причём, за прошедшее время позиции сторон ещё более радикализировались. Протестанты считали, что все проблемы от католиков, и вот победим их (читай: вырежем всех), и всё сразу улучшится. Католики считали, что это из-за протестантов и их козней народ нищает, а вот вырежем протестантов — и заживём. Лидеры всей этой вакханалии и резни считали, что пусть народ думает, что хочет, а они уж своего профита не упустят. И ведь правы оказались, чертяки. Валленштайн и Тилли и так отлично справлялись с утилизацией лишнего населения, но тут на помощь им пришли ещё и шведы с французами. Веселись народ, гуляй страна.
Минус 40-50 % населения стало итогом Тридцатилетки для Германии, а также полностью порушенная экономика многих немецких земель, их запустение на десятилетия, и деградация хозяйства. Многие регионы, по которым ежегодно прокатывалась война, так и не восстановятся до уровня начала XVII века и через 100 лет. Зато немецкий крестьянин жил лучше других соседей – ел много мяса, пил много пива и, вообще, был сыт и доволен, а на следующие 200 лет Германия была защищена от очередных гражданок из-за “нечего жрат”, благополучно дотянув, без серьёзных внутренних потрясений, до революции в удобрении и агротехники начала 19 века. А вот французы в своей религиозной рубке недостаточно повеселились, что и аукнулось им 14 июля 1789 совсем другой революцией…
Автор - Владимир Герасименко