Друзья, в честь дня рождения Асты Давыдовны Бржезицкой хочу вас познакомить с газетной статьёй 1997 года и интервью любимого скульптора! Наслаждайтесь!
Марина Южанинова. Аста и её фарфоровый народец // Общая газета, 23–29 октября 1997 года. – № 42 (221).
Имя Асты Бржезицкой встречается во всех альбомах и каталогах, посвящённых русскому фарфору второй половины двадцатого века. В музеях Москвы, Санкт-Петербурга, российской провинции, в европейских собраниях есть её работы – романтическое эхо прошедшего…
Мы не первый раз встречаемся в доме, где живут Аста, её работы и собачка Муля. Я дорожу радушием и доверием хозяйки, заслушиваюсь то смешными, то трагическими рассказами её жизни. О том, например, как революция застала Асту с матерью в Крыму, на даче знаменитого Сытина. Издатель построил себе дом и не успел вселиться как началось: то белые, то красные, то зелёные с гор сыпались. А они вдвоём в трёхэтажной вилле с башней. Затем Москва, суриковский художественный институт, где Аста была любимицей руководителя курса – знаменитого скульптора Матвеева, а после – и на всю жизнь – фарфоровый завод в Дулёво, под Москвой, когда-то товарищество Кузнецова, знаменитый кузнецовский фарфор.
– Я пришла завод впервые в тридцать восьмом году, ещё студенткой второго курса, попросилась в Дулево на практику. Потому что фарфор любила всегда, с детства: в даме стояла мейсенская фарфоровая скульптура с картины Буше «Кавалер и дама» – эти ручки, эти ножки, бантики, это – обойти кругом! Казалось, что такое не могли сделать человеческие руки, что оно просто существует на свете, как всё в природе.
Тогда в Дулеве росли огромные, выше завода, тополя, зелёная трава с завитком, а по ней ходили гуси, величавые, будто никогда их никто не зажарит. Белые, роскошные, уверенные в себе – жизнь была только для них, и завод существовал для них, и улица, которая называлась Тюлевая, потому что в заводском магазине давали тюль, и все делали себе себе на пробор занавесочки одинаковые.
Захолонуло – вот оно, моё место, моё счастье, , здесь я нужна, здесь моя родина… А с сорок пятого я поступила туда на работу.
Тогда, в сороковые, там собралась группа очень сильных молодых скульпторов – Кожин, Сотников, Малышева, Бржезицкая. На заводе Асту приняли хорошо, работы сразу пошли на выставки, но вскоре появилась в газете статья, где было написано, что она – явление, которого надо опасаться, что это – эстетизм, что ни к чему нам эти манерность и изыск. В то время Аста лепила Юрия Долгорукого – к выставке, посвященной 800-летию Москвы: он стоит, держит в руках Кремль и мечом его охраняет. Она нашла исторические летописи и прочла, что собой представлял Долгорукий. До сих по наизусть помнит из Татищева: «Лицо он имел долгое и мучнистое, глаза малые, близко посаженные, нос длинный и кривлённый, бороду редкую. Большой был любитель до жён и сладких питий. Что же касается ратных подвигов, то во всём доверялся другу своему и собутыльнику князю Галицкому»:
– Прибыли они в 1147 году в район нынешней Сретенки, где было имение боярина Кучки, гуляли, пили, что-то сожгли, кого-то обесчестили, с тем и уехали. Ужас какой!..
Тогда мне покровительствовал Николай Васильевич Томский. Очень хороший мужик, поэтичный, романтичный, почти безграмотный, но добрый и помогал молодым. Говорят, в прошлом парикмахер. Я пришла к ему, он делал на конкурс конную статую. Выслушал меня и говорит: «Я тебя не видел, я тебя не слышал. Иди отсюда со своим Татищевым. Нужна героическая фигура. Кто это помнит «нос длинный кривлённый»? Ладно, я всё ровно тебе помогу…: А за такие статьи, как про тебя написали, в Америке платят тысячи долларов. Вот увидишь – завтра проснёшься знаменитой. И очередь на выставку будет стоять».
Так оно и случилось. На выставке реалистичный портрет основателя города, выполненный «явлением, которого надо опасаться», пользовался бешеным успехом. Появились другие статьи, а в них – признание таланта, слава.
Нужны ли были стране, культивировавшей суровость, хрупкие чеховские дамы с собачками, романтические пушкинские девицы, читающие письма своих возлюбленных, капризные и коварные принцессы Турандот? Оказалось, да. Фарфоровые статуэтки, изготовленные на заводе большими партиями, с удовольствием покупал и дарили друг другу. В 60-е Астины работы, копии, можно было встретить не только в музеях, почти в каждом доме, они были очень модными тогда.
Сама Аста тоже блистала – первая дама «Королевства Дулёво» прекрасно держалась на высоких приёмах: красивая, обаятельная, остроумная, с хорошим французским, Тогда ещё с одной работой случилась любопытная история, В 54-м году она сделала туалетный прибор «Принцесса на горошине». Шкатулка с фигуркой Принцессы, Король и Королева – флаконы для духов с головами-крышечками, два мопса на пуфиках – коробочки для пудры. От этого прибора в правительстве пришли в восторг, купили за большие по тем временам деньги – Асте хватило на скунсовое манто, и собрались – дарить «Принцессу» бельгийской королеве.
Но потом почему-то именно Климент Ворошилов испугался, решив, что королева может принять легко отделяемые королевские головы-крышки за глумление над монархией – и туалетный прибор остался в музее в Кусково.
– Руки лепят то, на что их бросает, изображение и смысл вещи. Они иногда сами находят нужное – вдруг шут раскинулся на мантии и руку небрежно свесил, а во вторую взял маску и ножки скрестил. Он развалился на троне как-то сам по себе, я его там не укладывала. Этот народец фарфоровый начинает жить, когда он ещё в пластилине, когда ты его только задумываешь. Если по делу задумал, то всё идет тебе навстречу, если берёшься не за своё – всё прахом.
Фарфор – сложный для творчества материал. Там, кроме вдохновения, нужен точный расчёт. Нужно, например, представлять себе, что при обжиге вещь теряет 1/7 своего размера, причём периферии будут утрачивать больше, потому что они тоненькие. Значит, надо думать, как она будет усаживаться. А потом пройдёт через многие руки и печи, пока, почти как награда, вернётся целой и завершённой к измотанному переживаниями и ожиданиями родителю-художнику.
– Видишь эту работу? «С лёгким паром» называется. Я слепила Брагинского с Рязановым голых в бане под одной простынёй. Мы с Эмилем давно-давно дружим, ещё с тех пор, когда я была начинающим художником, а он – молодым журналистом журнала «Огонёк». Видишь, у каждого только по одной ноге влезло в шайку, остальные две свободные. Это символично. Тут во мне была бурлящая радость создавания смешной вещи.
Потом их пути разошлись. Наверное, правильно. Знаешь, как сказал однажды по похожему поводу Ростропович: Сибелиус за последние 30 лет своей жизни не написал ни одной мелодии. Не потому что исписался, но появились Барток, Стравинский, Прокофьев – другие, и настало их время. А Сибелиус остался великим композитором Финляндии. Ему поставлен памятник, его концерты исполняют, его чтят.
Когда лепила Михоэлса, слезами умывалась даже ночью, когда отходила от работы отдохнуть. Просто вспоминала его судьбу и скрипача на крыше... Всё время, пока гроб стоял в театре, напротив, на крыше двухэтажного дома сидел старый скрипач и играл...
В одну из наших встреч она вдруг сказала: «Знаешь, если бы я написала о себе книгу, то назвала бы её «Исповедь невостребованного человека». Я откровенно удивилась и осторожно спросила: «Это, вы не о нашем, о дамском?» — «Ну, насчёт дамского – была бы охота. Такие мемуары можно было бы писать! Роман века был у меня... ослепительно!.. Нет. Но что-то, очень важное, прошло мимо. Может быть – кажется?..»
Недавно два знаменитых российских комедиографа сделали об Асте фильм. Там она рассказывает множество смешных историй из своей, дулёвской жизни. Начинается фильм очень учтиво:
«Драматург Эмиль Браги и кинорежиссёр Алла Сурикова имеют честь представить вашему вниманию скульптора Бржезицкую».
Подписывайтесь на мой канал, давайте о себе знать в комментариях или нажатием кнопок шкалы лайков. Будем видеть красоту вместе!
#явижукрасоту #ячсастлив