После суточной смены я сидел в пустом конференц-зале и ждал шефа. Хотелось спать. А ещё больше хотелось послать всё и всех к чёртовой матери. Всё, устал. Устал от бессонных суточных дежурств, устал от неадекватных пациентов, от их бесконечных необоснованных, а порой и вовсе абсурдных жалоб, устал от безысходности. Устал от несправедливости.
Голова гудела, думать о своем будущем без скорой не хотелось. Хотелось все забыть и уснуть.
Шаги на лестничной площадке прервали мою сонливость, заставляя меня сосредоточиться перед предстоящим разговором.
Зашёл заведующий, следом за ним старший фельдшер.
- Ну что, Дим? - Как-то по-дружески обратился ко мне заведующий. - Что писать будем? Объяснительную или заявление "по-собственному"?
"Врубать заднюю" мне уже надоело, да и больше не хотелось. Я уже все решил для себя.
- Уже написано. Я Вам ещё до нового года говорил что ухожу. Только благодаря Вере ещё полгода проработал. - Ответил я и протянул шефу заявление об увольнении. Александр Николаевич взял заявление и очень серьезно посмотрел на меня.
...
Накануне на смене.
- Пять-семнадцать! - Закричала рация. - Вызов к ребенку я с вас снимаю. Вам пожар на улице Горького 24, вызов срочный. Пожарные сообщили о найденном пострадавшем! Поторопитесь.
- Принял пять-семнадцать. Горького 24. Пожар. - Ответил я и полез в карман за перчатками. - Лида, надень перчатки, дядь Серёж, включай "дискотеку".
Вечерние сумерки конца марта, с его лужами в разбитом асфальте и недотаявшим грязным снегом на обочинах дороги наводили тоску. Двух- и трехэтажные домики, построенные ещё пленными немцами во время Великой Отечественной войны и в последний раз ремонтированные ещё при Брежневе, только добавляли грусти.
До вызова мы доехали за четыре минуты.
- Пять-семнадцать на месте. - Сказал я в рацию, когда мы заехали во двор горящего дома.
Жильцы дома стояли поодаль и с тревогой смотрели на происходящее. Из подъезда и подъездных окон старого обшарпанного дома валил не то белый дым, не то пар от воды, которой пожарные обильно заливали очаг возгорания.
Дежуривший пожарный, увидев въехавшую скорую, подскочил к нам:
- Быстрее! Там в подъезде есть пострадавший! Без сознания, но дышит! Берите носилки. Бегом! Бегом!! - Скомандовал он и прокричал в рацию:
- Сто первый одиннадцатому! Скорая прибыла, пришлите сопровождение бригаде!
Через несколько секунд из дымящего подъезда выскочил пожарный, быстро схватил противогаз из пожарной машины и бегом подбежал ко мне.
- В подъезде!... На первом этаже... Щиток обесточен...! - Кричал он сквозь маску противогаза.
Может быть весенняя хандра, может быть лужи в асфальте и грязный и унылый снег на обочинах, может быть горящий старый дом и тревога на лицах жителей этого дома, а может быть, суетливый настрой кричащего через противогаз пожарного, а скорее всего всё вместе взятое, побудило меня поступить следующим образом.
Все произошло быстро.
Мягкие носилки я схватил одной рукой, другой рукой прижал противогаз к лицу и забежал следом за пожарным в подъезд. Шеей и ушами ощутил теплый пар. Сквозь неплотно прижатый противогаз чувствовалась гарь и запах горящего пластика.
- С-с-с-с... Вдох. Х-х-х-х... - Выдох. - Воздух с шумом проходил через фильтрующую коробку. Под ногами хлюпала вода на деревянных ступенях.
На полу в подъезде лежала весьма полная женщина лет шестидесяти на вид. Ее лицо и руки были черными и обожженными. Она дышала.
Я бросил на пол носилки и крикнул:
- Кладём на носилки!
Несколько пожарных сработали четко и синхронно. Женщину положили на мягкие носилки и сразу же вынесли на улицу. Когда мы перекладывали ее на каталку скорой, то с мягких носилок хлынула вода вперемешку с грязью и сажей, которую мы "зачерпнули" в подъезде.
Лида уже собрала систему, приготовила кислород с воздуховодами и стояла "во всеоружии" в салоне нашего "Соболька".
Я сдёрнул противогаз и отдал его пожарному.
- Куда везёте? - Крикнул он.
- В ближайшую. Восьмёрка! - Крикнул в ответ я. - Лида подключайся, я - кислород! Дядь Серёж, скажи по рации везём в восьмую! Пусть встречают! Поехали!
- Дима... У нее руки сгорели. "Колоть" некуда.. - Растерянно произнесла Лида.
Только тут я как следует разглядел ожоги верхних конечностей третьей-четвертой степени.
- Давай в "ярёмку" - Сказал я.
Обожженная кожа лица больной была "оплавлена". При попытке раскрыть ей рот для установки ларингеальной маски, мои руки скользили по расплавившимся тканям. В ротовой полости тоже была сажа и ожоги.
Кое как мне удалось установить ларингомаску и дать кислород.
До приемника мы долетели минут за пять. Больную сдали.
- Инсулин 5-17. Нужна санобработка. - Сказал я в рацию.
"Восьмерка" - Больница номер 8.
"Подключаться" - выполнять внутривенное вливание растворов или, в простонародье - "капельницу".
"Ларингомаска" - ларингеальная маска - устройство для обеспечения проходимости дыхательных путей и подачи кислородной смеси.
"Ярёмка" - Наружная ярёмная вена расположенная на боковой поверхности шеи с обеих сторон.
Носилки отмывались плохо. Создавалось впечатление, что они покрыты расплавленным жиром. За двадцать минут, мы с Лидой кое-как отмыли салон и оборудование.
Наступил поздний вечер. Во дворе пустой подстанции зажёгся фонарь, сиротливо освещая вход. Сквозь приоткрытое окно был слышен звук нашего матричного принтера, бесконечно печатающего карты для бригад, которые уже были на вызовах.
- Прохладно стало... - Сказала Лида ёжась от холода. - Лужи замёрзли...
- Готовы дальше работать. - Сказал я заходя в диспетчерскую.
Диспетчер переключила на компьютере статус 517 "Санобработка" на статус "На подстанции", и мне тут же прилетел вызов.
- Травма ноги, Ж., 29 лет. Вызывает сам больной. - Вызов был уличный.
"Наверное шла домой с работы, поскользнулась, упала, сломала ногу..." - Подумал я. Осталось только воскликнуть: "Чьёрт побери!"
Так оно и оказалось. Закрытый перелом наружной лодыжки у девушки. Она сидела во дворе дома, прямо на холодном бордюре, и стонала. Стонала и от боли и от досады одновременно, что вот так, на ровном месте, обрела такие проблемы.
- Как же так? - Всхлипывала она. - Я каких-то двадцать шагов до подъезда не дошла! Двадцать долбаных шагов!
- Да не переживайте Вы так! - Успокаивал я её. - Сейчас мы Вас обезболим, шину наложим и поедем в травмпункт...
- Ага! - Начала повышать она голос. - Вам легко говорить! Это же не Вы ногу сломали возле подъезда!
- А вот на предыдущем вызове мы женщину из подъезда увозили, а что толку что она в подъезде была? - Начал говорить я, накладывая шину на ее ногу.
- А что там было? - Спросила меня девушка, перестав стонать.
- Пожар. Женщина обожгла руки, лицо и дыхательные пути. Мы её в тяжеленном состоянии увезли в больницу.
Девушка помолчала несколько секунд.
- А я ещё подумала, почему это от вас так гарью пахнет.
"А ведь правда. Я-то уже принюхался к этому запаху и не обращаю внимания. Короче воняю как БОМЖ подвальный..." - Думал я глядя девушке в глаза. - "Красивая, только расстроена чуть-чуть, нужно ей сказать об этом".
- У Вас глаза красивые. - Сказал я ей и улыбнулся. - И ножки тоже... Ну что? Едем в травмпункт?
- Пять семнадцать едет в травмпункт. - Сказал я в рацию.
- Принято. - Ответила рация. - Как закончите Вам "домой".
"Оба-на! Это что-то новое. Не бывало такого, чтоб диспетчер домой возвращала ещё до окончания вызова" - Подумал я. - "Что-то будет интересное".
На подстанции уже была ЛКС (линейная контрольная служба). Ответственный по городу врач сидела в диспетчерской и изучала мою карту вызова с пожара.
- Здравствуйте, Залина Айткуловна! - Я попытался снова изобразить на лице маску шута горохового. Не получилось. - Уж не на запах ли "свежекопченного" фельдшера Вас сюда занесло? Так я машину уже помыл... Можно проверять.
- Березин, Вы зачем так подставляетесь? - Она не обратила никакого внимания на мою плоскую шутку. - Вы зачем в очаг полезли? Для кого инструкции в каждой машине расклеены?
И только тут я вспомнил про эти долбаные инструкции и ощутил как я сильно не прав.
- Хотел помочь... - Ответил я первое, что пришло мне в голову.
- Умерла она. В приемнике. Через двадцать минут после того, как вы уехали. - Сказала мне Залина Айткуловна. - Объяснительную по поводу своих действий на пожаре напишите, пожалуйста.
- Утром напишу. Мне работать надо. Вызовов много. - Ответил я.
- Хорошо. - Ответила она. Сняла копию с моей карты вызова и вышла с подстанции.
Лида сидела на кухне и пила чай, обхватив обеими руками горячую кружку.
- Холодно. - Сказала она мне посмотрев на меня.
- Холодно... - ответил я присев рядом. - Очень холодно.
...
-...пять-семнадцать, пять семнадцать. Для вас пожар. Улица Ракетная 123. - прошипела рация.
- Принял пять-семнадцать. Ракетная 123. Пожар. - Ответил я. "Второй пожар за сутки. Синдром парных случаев, однако!"
Приехали. Доложили. Горит квартира на шестом этаже девятиэтажки. Сидим, ждем. Состав пожарного караула был другой.
Через несколько минут подошёл пожарный и говорит:
- Вам (бригаде) нужно подняться в квартиру где пожар, там есть пострадавший. Поднимайтесь быстрее!
Я сразу же сообщил диспетчеру:
- Это пять-семнадцать. Нам пожарные говорят, что мы нужны в очаге. Есть один пострадавший.
- Пять семнадцать. Никуда не идёте. - сразу же ответила мне диспетчер. - Пострадавшего Вам должны доставить.
- Вы слышали? Мне запрещено идти в очаг. - Ответил я пожарному. - Выносите пострадавшего сюда.
Он кому-то что-то сказал по рации, затем подошёл ко мне и снова попытался нас отправить в очаг. Я отказался, ссылаясь на то, что "у вас свой начальник, а у нас свой".
Он снова с кем-то поговорил по рации, затем подошёл ко мне и спросил мою фамилию.
- Моя фамилия сегодня "пять-семнадцать". - ответил я ему. - Нам вынесут пострадавшего, или дальше будем выяснять паспортные данные?
В общем, такая неразбериха продолжалась около 5-10 минут. - Пожарные "не хотят" выносить пострадавшего, мы "не хотим" идти к пострадавшему.
В итоге, ответственный по городу старший врач, видимо, под давлением своего руководства, сказала мне по рации чтобы я поднимался в очаг. "Вот ведь блин, а? "
Я перезвонил ей на стационарный телефон со своего сотового и записал наш телефонный разговор, сказав ей, что ее указание противоречит инструкции, но я, в принципе, не против прогуляться по задымленному и залитому водой этажу. Главное, чтоб все были в курсе.
И мы с Лидой пошли на пожар. В кроссовочках и "балониевых" скоровских куртках. (Теперь я уже обратил на это внимание)
В закопченой напрочь квартире, на панцирной обгоревшей кровати, луч света фонаря осветил лежащий обугленный труп. Труп инвалида. Рядом с кроватью стояло обгоревшее инвалидное кресло. В луже на полу валялись костыли...
Начальник караула пожарной команды (или как там его - я не знаю) подошёл ко мне:
- Что это вы самодеятельностью занимаетесь? Что вы там устроили "хочу-не хочу"? Вам приказано подниматься на место! Из-за вашего промедления человек погиб! Полюбуйтесь вон он лежит.
И что-то ещё говорил.
Я сообщил по сотовому диспетчеру что тут смерть до прибытия и пошел в сторону лестницы.
- Лида пойдем...- сказал я помощнице.
- На твоём месте, я бы рядом с ним даже ср@ть не сел! - Бросил ей вслед начальник караула. - Если сюда вас зовут, то значит надо сюда бежать, а не прятаться по машинам! Мы же тут, в очаге! (В противогазах, касках, специальных бушлатах и сапогах. А ещё в погонах и застрахованные государством).
"Я сегодня только что и делаю, что из одного очага в другой переползаю" - Подумал я.
Злости уже не было. Было какое-то абсолютное безразличие ко всему на белом свете. Пустота.
Дошёл до машины и взял рацию:
- Пять-семнадцать свободен.
- Пять-семнадцать вам домой... - Ответила "радейка".
...
- Может быть тебя в отпуск отправить на недельку? Отдохнёшь, придёшь в себя, обдумаешь всё? А? - Александр Николаевич не успокаивался.
- Нет. Я всё решил.
- Жаль конечно... - Заведующий расстроился. - Тяжело тебе придется с твоим характером по жизни. Упрямый. Но если вдруг надумаешь вернуться, приходи. Приму тебя на работу сразу же.
- Спасибо. Всего доброго.
Я вышел с подстанции. На скорой мне оставалось отработать две недели.
