Проза Анны Архиповой — это картинки калейдоскопа. После каждого нового прочтения открывается какой-то новый поворот, и ты завороженно следишь за тем, что вдруг возникло на экране. Ведь для этого всего и надо было… чуть-чуть изменить угол зрения.
Арктические льды
Февраль был. Последний холодный день зимы, говорили синоптики. Ты тогда жил на Маяковской, служил в театре Маяковского, даже похож был на Владимира Владимировича. Над тобой администраторы посмеивались – «Володя пришёл. Сейчас зачитывать будет». Но это я потом узнала, собственно, как и тебя самого потом только узнала.
Тогда, знаешь, метель была какой-то тюлевой. Ну, помнишь, у всех в 90-ых такой тюль был в сетчатые пионы по всему полотну, как кружева, только за 5 копеек. И вот эта кружевная метель била в лицо и торопила успеть до закрытия «Маяковской».
— Эй, сигарета есть? — Кто-то басом за спиной обратился. Обернулась.
— Не…не курю, — замахала головой.
— А может познакомимся?
Час ночи. Центр. И парень в капюшоне на вязанную шапку.
— Пора мне. Не знакомлюсь.
Ринулась со всех ног через заснеженные бордюры, только бы отстал. А тут еще и метель в лицо. Страх колючий в кончиках пальцев. Уши мёрзли. Шапку забыла. Скорее, скорее бы убежать и прыгнуть в метро. Желающий закурить не отставал. Его шаг мерился двумя моими.
— Вот и ты! А я потерял тебя. – Сравнялся тогда ты со мной и тот, второй отстал, где-то у ТАССа.
— Не курю. – Внутри «страшно» перевернулось в «бежать». Но с места не дернулась. На низком старте стояла.
— Постой, не бойся. – Чуть тише сказал, — там шел за тобой какой-то опасный. Тебе бы осторожнее. До метро провожу?
— И сигарет не надо? – Удивилась, выдохнула, но бдительность не теряла. Ногу с линии старта не убирала.
— Если есть, то давай.
Сигарет у меня не было.
А потом ты стал чаще провожать меня до метро. Сначала шёл рядом. Потом за руку пытался взять. Потом руку выпустить боялся. Иногда закидывал на плечо и тащил до станции. Так до конца весны с тобой и проходили от метро до дома и обратно.
Пока ходили, выяснила, что ты любишь печеные яблоки, спишь свернувшись калачиком, зачитываешься Бродским с похмелья. Сравнила списки наши прочитанного и проиграла негласно. Твой был интеллектуальнее. Гордилась. Потом стал читать меня. Боялась, что не понравится. Правда, не от кого не боялась услышать – «Ну, завязывай ты с этим своим писательством», а от тебя боялась. Но ты так не сказал. Ты сказал по-другому – «А как бы ты меня буквами описала?».
— Солнце приблизилось к земле и повисло над Арктикой. Льды тают с магической скоростью.
— Если лёд растает — все артиканцы погибнут?
— Солнце — это добро. Оно творит не изменяя.
— Солнце желает Арктику переделать?
— Солнце желает тонуть, а не биться о лёд.
— А почему так холодно тогда там?
— Просто Арктика и Солнце познакомились в конце календарной зимы. Метель была жуткая, до костей пробирала. Климатического сбоя еще не произошло.
— Думаешь, у солнца хватит сил на то чтобы, там, в Арктике стало тепло?
— Думаю, да. Бесстрашное оно, раз решилось биться об этот лёд.
Больше ты о моём написанном ничего не говорил. И не читал.
Потом прошло пару зим, вёсен и где-то в середине осени солнце уже не выдерживало и сжигало льды своими электромагнитными. Только вот до Арктики они уже не долетали. К тому времени ничего не таяло, а становилось только холоднее. Зима была близко.
Потом ты переехал с Маяковской на Трубную. Стал читать чужие стихи и прозу. Из театра ушёл. Сказал: кино ближе. В общем, из того «Маяковского», которого знали на Большой Никитской остался только мальчишка двухметровый.
Мы потом пару раз встречались где-то у друзей. На кухне. Без пожаров.
— Сигареты закончились. Угостишь?
— Не курю. Больше, – прищурился.
…
— А почитать есть новое? — Тогда ты спросил впервые за два года почти.
— Не пишу. Больше, — прищурилась.
Холодно было. Из коридора поддувало, видимо. А потом и вовсе сквозняком увело тебя за собой. Даже не попрощался. Это был последний тёплый день, так говорили синоптики. На Северном Ледовитом лёд так и не тронулся.
Читать полностью в журнале "Формаслов"