Еще одна позабытая фигура – Алексей Ельянов.
Родился в 1936 году. Если ничего не путаю, детдомовец.
Печататься начал в 1960 году. Проходил по разряду подростковой и юношеской литературы, несколько лет работал редактором в «Детгизе».
Долгое время вел семинары для молодых писателей в Ленинграде. Будучи уже известным состоявшимся писателем окончил Высшие литературные курсы.
Известность Ельянову принесла полуавтобиографическая трилогия, адресованная юношеству.
Умер Ельянов в 1990 году, после почти десятилетия не во всем самовольного молчания, и не печатали, и не печатался.
Роман «Просто жизнь» (1981) не лишен автобиографического начала. Хотя, может быть, упоминать об этом излишне – книги любого писателя в большей или меньшей степени отражение его судьбы, характера, мировоззрения.
Ельянов А. Просто жизнь — М.: Советский писатель, 1981. — 280 с.
Выбор жанра (практически роман воспитания), темы – формирование характера, мировоззрения, не случаен. Ельянов, сам будучи далеко не покладистого нрава, как пишут знавшие его близко, тем не менее внутренне стремился к святости. И эволюция его героя, Петра, воплощала, судя по всему, его собственные чаяния. Другое дело, что разделяло их два десятилетия. Поэтому повествование в книге построено не от первого лица, а как бы сверху, свысока. Жизнь Петра поучительная история, которую Ельянов адресует своим более молодым современникам.
Обычный роман воспитания предполагает как минимум две вещи: открытие мира и становление характера под давлением обстоятельств, в столкновении с трудностями и невзгодами.
Проще говоря, берут человека и кидают его в кипящий котел жизни. Ну а там - кто выживет, а иной и сварится.
Советское общество – «общество победившего гуманизма». Тут с человеком следует помягче. Поэтому роман Ельянова выдержан в этих самых мягких тонах. Познание мира есть – но тот раскрывается не в трагическом столкновении, а в эстетике старого доброго путешествия: едешь по Руси, и она является тебе во всем богатстве и многообразии прошлого и настоящего, в котором прошлое однако еще не умерло, не исчезло, не растворилось в типовых многоэтажках и атеистическом мировоззрении.
Оттого и роман делится не на привычные части, а на путешествия, в каждой из которых мир поворачивается к тебе новой стороной.
Есть само собой и конфликты, и обстоятельства, формирующие личность. Но они не критичны и не катастрофичны.
У Петра это сиротство («выхожу один я на дорогу…»), неудачное поступление в вуз, учеба в профтехучилище на судостроителя. Ничего не сказано об армии. Вероятно, потому что она не оставила никакого следа в мировоззрении принципиального пацифиста Петра («настоящая сила - бережная»). Знакомство с добрым другом Ильей и профессором Даниилом Андреевичем, одиноким бессемейным фронтовиком, заразившим его страстью к истории.
А еще есть главное испытание – брак, семья, описанные Ельяновым без прикрас, во всей сложности, точно до мелочей. Получается, что в романе Петр ищет не только себя, но и по-блоковски, женщину, жену, Россию.
Есть у Петра и свое желание – простое, понятное, но мало для кого на практике выполнимое: «Жизнь, дай мне силы состояться».
Вообще «жизнь», «природа», если подумать, выполняют в романе роль местоимений, заменяя отсылку к кому-то более могущественному, но в советских книгах мало упоминаемому. Догадаться, что речь идет о Боге, нетрудно уже по одному тому сколь много внимания уделяет автор и его герой храмам и монастырям, свидетельствам былого благочиния, как много говорит он о старых достижениях добродетели, обретаемых на путях святости.
О наставническом характере романа, его нравоучительности выше уже было сказано. Советы «молодой хозяйке в дом» на добрую жизнь сыплются едва ли не от каждого встречного персонажа. Не в виде лекции, а в виде жизненной истории, размышления над собственной судьбой Петру в научение.
В этом ремесле практического коучинга, кстати, советская литература опередила современную американскую лет на 30-40. Но поучение поучению рознь. Того, кто без царя в голове – какой смысл слушать? Здесь же в романе собрал Ельянов мудрость житейскую, народную, выстраданную.
Автор ставит перед собой неподъемную практически задачу – отправить читателя в путешествие, начинающееся с Золотого кольца (Суздаль), идущее через Поморье, бегом через Ленинград, как воплощение городской цивилизации, через Новгород, а потом обратно на Север. Да не просто в путешествие, в русское путешествие: быт, семья, женщина, песня, традиция, война, и, само собой, смерть и тризна.
Старческое поучающее начало, очерки странствий, разрушающие чистую художественность, отягчаются в «Просто жизни» еще и научно-популярным, историческим, обращенным в прошлое, и публицистическим, сосредоточенном на настоящем и будущем. И хотя написано «роман», видишь, что литературного, то есть выдумано-надуманного, накрученного для читательского интереса и интриги в книге мало. Это действительно «просто жизнь», лишь чуть аранжированная вымыслом, и разыгранная в лицах для наглядности и простоты понимания.
Очень много в книге обрядового. Связано это с Русским Севером. И читая Ельянова, понимаешь, что нынешние литературные «Колумбы» Северного края вроде А. Бушковского («Рымба»), Д. Новиков («Голомяное пламя») не сказали по факту ничего нового, не открыли русской Америки, прошли по хоженому не раз пути, о котором просто не знают многие, как не знал и я, когда читал их книги.
В этом увлечении обрядовостью заложено не просто желание обширнее рассказать о традиции. Перед нами та самая конкретная, точная, объемная реалистичная проза, которой нынче не сыскать, ни в хваленом новомодном «документе», ни в каком-нибудь «новом реализме». Впрочем, слишком уж все напоказ. Стремление продемонстрировать потаенную глубинную Россию приводит к неестественному перекосу. Уходящее, крепко связанное с тонущей в историческом небытии эпохой, кажется слишком уж большим, ценным и актуальным. Место, представленным в книге, сказам, приворотам, песням, да обычаям скорее в музее.
А подумать над тем, что дать им взамен, вместо того, чтобы зачарованно любоваться старинами автору не хватает силенок. Петр лишь собирается продолжить дело отцов и делов. Но как? Ответа в книге так и нет, как нет его до сих пор. Светлая, позитивная, жизнеутверждающая сторона, как всегда осталась предметом другой, так и ненаписанной или никем не непрочитанной книги и судьбы.
Очарование деревянной, привольной Русью соседствует уже с дежурным осуждением города: вот там, у себя, в деревне, на море чистота, ясность, простота, не то, что тут.
С негативной частью, описывающей городское житье-бытье, не поспоришь все так: вороваты, бессовестны, глядят волком, и сами суть волки, а не люди. Но в отношении природного приволья такое же остальное, отягчающее, опущено – дикость, холод, низкий потолок культуры, простота нравов, порожденная такой же незамысловатостью, определенностью и четкостью существования.
То же и в отношении текущей подземной рекой историософской части: в книге Ельянова встречается знакомая, предваряющая перестроечную, одержимость непоротым торговым новгородским свободным людом. Но о распрях, сгубивших новогородцев при этом ни слова. Были свободны, да, но слабы, о чем молчок и до дурости своевольны. Государев холоп, а не предтеча нынешних «милых бездельников», в числе которых Петр, оказался поэтому вершителем истории и создателем государства.
Вот эти противоречивые неприятные выводы Ельяновым пропускаются. Точно так, вслед за ним, десятилетие спустя, о них не подумала уже вся страна, не желая вдаваться в какие-то там тонкости.
Линия Александра Титыча, поморского рыбаря и тестя Петра – линия низовой, народной России, ее станового хребта.
Ей сопоставлена Россия культурная и мыслящая в лице профессора Даниила Андреевича. Историк по призванию, он, однако, не склонен обожествлять прошлое. И мыслит больше будущим. По этой причине его и тянет к молодежи. И позиция старика, обращенная в будущее выглядит убедительнее устремлений молодого Петра, зачарованного прошлым. «Молодость действительно лучше старости, - говорит в романе Даниил Андреевич. – Логика проста: если вы хуже нас, значит общество регрессирует, чего не может быть; если равны – общество топчется, и остается одно – дорогу молодости!»
По Петру, все равняющемуся на заповеданное от дедов и отцов, получается, что общество топчется.
То о чем пишет Ельянов, понятно, и не вызывает возражений.
Это все верные вещи: «В миру надо было особенно тяжко трудиться, терпеть прихоти природы, дом свой поднимать, семью и одолевая страсти свои, жить ясно, чисто, скромно»
Но Ельянов совершает типичную, фатальную ошибку: подменяет идеал идеализацией. В чем разница? Идеал реален, объективен и конкретен. Он содержит в себе, иногда прямо, иногда от противного, представление и о темной стороне. Идеализация субъективна и закрывает глаза на реальность, уходит в мир фантазий, и поэтому начинает, как это обычно в романтизме водится, осуждать современную, серую, несовершенную действительность.
«Хотелось, чтобы навсегда сохранилась эта своеобразная красота древнего северного поселения»
Вот это самая страшная строка: «Остановись мгновенье». Остановившееся, это уже не от Бога, а от кого-то иного. Бесовская, застывшая, мертвая красота, которая будет только далее разъедать душу, а после и сама выродится во что-то опасное, источающее трупный яд.
Увлечение историей и оказалось для нынешней России, для русской литературы трупным ядом. Подобно отвергнутой за бесплодие Соломонии Сабуровой, родила она вместо мальчика-наследника не то куколку, не то разбойника Кудеяра. Хотя даже не разберешь, которое из двух с ней случилось. А то и третье - куколка разбойника. Но разговору, по тому, как о себе думается, выглядит так, будто выпестовали царевича.
Впрочем, это уже претензии к нам, не к Ельянову. Он мечтал, имел право. Наше дело было смотреть на романтические странствия Петра со скепсисом. Цели ставились высокие, интерес к истории был велик, но Петр рос и старел. Молодежи надо было что-то иное. Совет «Как». Но ни про «что», ни про «как» мы так и не узнали. Не хватило нам чуткости и внимательности профессора Даниила Андреевича. Вместо просто жизни, нас затянула слишком уж простая жизнь – «день простоять и ночь продержаться». И тут уж не до поморов, и не до Суздаля, не до того как жить «по чести и совести», о чем все думал, странствуя по Руси, Петр.
Сергей Морозов