Когда дверь была распахнута, садовник рухнул в кресло; он закрыл глаза, на мгновение пустил слюну, стоящую вертикально дыбом, и испустил дух.
— Он умер, капитан, — сказал Опе. — Он умер.
Я взглянул на свои руки и увидел, что они все в крови.
— Еще один, – сказал я, – шестой или седьмой, пока они не кончили всех.
Опе был вне себя.
– Капитан, это не было убийством, но, они убили его.
Мой взгляд скользнул по облачной стене, которая разделяла низины, холмы, старые земли и новые области. За ней, в одиноком домике, Низа ждала. Я стоял так долго, что она, должно быть, начала беспокоиться. Она пришла ко мне из мрака. Я думал о Низах, когда читал о них, но только теперь по-настоящему увидел их.
Не было ни пролога, ни эпилога, которые следовало бы ожидать в таких случаях. Нет длинных слов, чтобы рассказать историю. Я создавал впечатление достоверности, но на самом деле действительность была менее впечатляющей, чем мне хотелось бы.
С первой же своей встречи с Низами я знал, что их истории про которые я знал так мало, в действительности гораздо более сложные, чем кажутся. Я предположил, что некоторые из этих историй далеко не так известны, как о них думают. Я даже представил себе, что, если каким-нибудь чудом нам удастся узнать обе истории, соответствующие различным контекстам, мы неминуемо придем к некоторому противоречию. Это неприятное чувство, создавшееся у меня из-за его невозможности, я отнес к тем странным любовным отношениям, которые обнаруживаются, когда мужчина рассказывает свою историю, а женщина – свою, и наоборот.
Но это была моя проблема. Я ведь был человеком, а не философом. Я не был способен задавать вопросы. Я могу только спрашивать. Сознание, ответственное за вопрос, не имеет своего собственного существования. Оно не принадлежит тому, кто его задает. Оно принадлежит Миру. Я спрашивал, и не получал ответа. Мои глаза ничего не видели, в ушах не звучали голоса и ощущения не были ощутимы. Я был только в состоянии задавать вопросы и «выбирать» ответ, лежащий в основе вопроса.
Когда стало ясно, что садовник был мертв, я пошел в дом. Там было холодно. Я потряс его, чтобы разбудить, но это не помогло. Он был обречен.