Долго лежала Люба в больнице, тяжело проходило лечение, еще труднее женщине было морально.
Почти каждый день приезжал Палыч в больницу. навещал Любашу.
Никого не хотела видеть Люба, а тем более своего мужа. С одной стороны ей было стыдно за свой поступок, за свою минутную слабость, которая чуть не осиротила сына Борьку, а с другой стороны ей было мучительно больно где -то там, внутри. Больно от того, что так глупо и бесцельно женщина распорядилась своей жизнью, посвятила свою безрадостную и такую короткую жизнь в угоду мужу и свекрови. Жаль было Любе и себя, и свою молодость, и сына было жалко, что ничего хорошего не видел ребенок в этой жизни, с малолетства только тяжелый труд и вечно занятую маму , и папу, которого Борис не видел месяцами. И Палыча ей было жалко. Вроде и сильный, мужественный, а без мамы и шагу ступить не может, дышать без ее разрешения боится.
Мама навестила Любашу всего один раз, и то, наговорила много такого, неприятного, что Любаша, которой и без того белый свет был не мил, окончательно замкнулась в своем горе, в своей беде, отвернулась к стене и молча глотала соленые слезы, которые никак не хотели прекращаться.
-Да что же это ты вытворяешь-то, Любка? Нам с отцом на старости лет еще этого позора не хватало, чтобы дочка самоубийцей звалася! Вот чего тебе не хватает-то? Бесстыжая ты, бессовестная! Пришла к Палычу жить почти что на все готовенькое, и дом свой, не колхозный, и скотины полный двор, все свое, ни в чем не нуждаешься! Любви тебе захотелось? Как была с детства блаженная, такой и осталась! Это только в книжках любовь красивая, там кругом князья да графья, от безделья маются, да любовь выискивают, а в деревне-то какая любовь, когда встаешь спозаранку да ложишься за полночь? Ты радуйся, что тебя муж хоть не бьет, и пальцем не трогает, другие вон, всю жизнь синяки носят, не переносят, а и ничего, молчат , да дальше живут. Ты давай, лечись, да к мужу возвращайся, тебе на такого мужа молиться надо, ноги мыть, да воду пить.
-Как же, ноги мыть! Вот почему у людей так? Почему для сравнения принято показывать только тех, кому хуже тебя? Вон, у агронома нашего, жена в конторе работает, а дома ни ребенка, ни котенка, ни куренка, и муж ей и слова плохого не говорит, и помогает во всем! А продавщица в райпо? Отработала, и домой, держит для себя одну корову да поросенка, и тоже муж помогает, и корову доит, и в огороде всегда вместе. А фельдшер наш, Васильевна, та сроду никакого хозяйства не держала, так ведь и с голоду не умерла, живет, и не жалуется. Конечно, они люди ученые, у них и профессии есть, а я -то кто? Ни роду, ни племени, и образование- никакое. Так я ведь тоже не хуже людей, могла и выучиться, пусть и не на медика, так на продавца или повара, и работа не пыльная, и при деле всегда. А не ты ли, мама, мне с детства внушала, и сейчас продолжаешь повторять, что счастье в замужестве? Да не выскочи я за Палыча замуж, вы бы с отцом нашли, за кого меня выдать, и согласия бы не спросили.
Многое хотела сказать Люба матери, да только сказать не могла, из горла только хрипы раздавались, видать, сильно повредила все себе женщина, трудно шло выздоровление.
Через месяц выписали Любу домой. Голос к женщине так и не вернулся,
только зыркала глазищами своими, которые так ярко обрамляли тёмные тени под глазами, что аж страшно становилось окружающим, особенно к, когда сердилась Любаша.
Все так же продолжала она ходить на работу, тихо, стараясь никому не попадаться на глаза, все так же продолжала работать по дому, правда, сейчас Палыч каждый день во всем её помогал, и коров доил, и в стало их отправлял. Понял он, пока жена в больнице была, что не так-то просто с животными управляться.
Свекровь, наведавшись пару раз в гости, и попытавшись сделать женщине ехидное замечание, наткнулась на едкий, колючий Любин взгляд, второпях ушла домой, обозвав Любу ведьмой, а потом , вечером, жаловалась соседке, театрально заламывая руки:
-Ой, Машенька, ты представляешь, ей и слова-то не скажи! Я ей говорю, чего это Паша с утра пораньше в сарае делает, а ты еще спишь, так она на меня так посмотрела, мне даже не по себе стало! Вот ей- богу говорю, точно девка умом тронулась, ведьма, не иначе. А Борька-то, Борька! Ему и папка не нужен, все вокруг этой психованной крутится, мама, мамочка, а она ему улыбается, шипит что-то, словно змея! Не знаю я, Маша, что там дальше будет, а только чует мое сердце, что сведет она Палыча в могилу, змея проклятущая. Не зря же я сразу, как только Пашенька её в дом привел, с подозрением к ней отнеслась!
***
Через 3 месяца вернулся голос к Любе. Не сразу, постепенно. Сначала шепотом Любаша научилась разговаривать. Говорила мало, и только с Борькой, наказав сыну никому не выдавать их маленькую тайну, потом чуть громче заговорила, а уж после и во весь голос, тогда-то и услышал Палыч столь родной и долгожданный говор Любы, немного с хрипотцой, которой раньше не было.
-Люба, Любашенька! Ну наконец-то голос к тебе вернулся! Я так рад, Люба, ты даже себе не представляешь! Мне так многое хотелось от тебя услышать, да даже просто твой голос слышать- уже за счастье!
-Папа, а мама давно научилась говорить, только сначала мало говорила, а сейчас уже почти как и раньше. только хриплый голос, на мамин совсем не похож.
-Как это давно, Люба? А почему же ты мне ничего не сказала?
-Тихо, Паша, не кричи. Не хочу я ни с кем говорить, кроме сына, вот и не говорила никому.
-Как это ни с кем? И даже со мной?
-И даже с тобой. Знаешь, Паша, я пойду к председателю, попрошусь в колхозный дом.
-Зачем же это, Люба? У нас с тобой вон какой дом большой, всем места хватает, зачем же тебе идти куда-то?
-Не хочу нахлебницей быть в глазах твоей матери. Ты не бойся, Паша, мне ничего не надо, ничего из твоего дама не возьму. Только позволь Борьке ко мне в гости бегать, не запрещай мне с сыном видеться.
-Никуда тебя не отпущу! Не хочешь со мной , как с мужем жить, живи просто так, только не уходи от меня, Люба. Я не мастер слова красивые говорить, не умею я этого. Во многом я был не прав, много обижал тебя, то словом, то делом. И мать моя не подарок, да и я сам тоже. Но ведь не дело это, когда мать с дитем порознь жить будут, как Борька-то без тебя? Это я сейчас, пока тебе нездоровится, в лес не еду, а как время подойдет, мне деваться некуда, работа такая, уеду, а с кем же Борька будет? Да и дом без тебя совсем зачахнет. Я тут вот что подумал, Люба. Давай половину коров уберем, и правда, ни к чему они нам, столько сил из тебя вытянули.
***
Любаша под уговоры Палыча, осталась жить в одном доме с мужем. Только что за жизнь то была, когда супруги и спали порознь, и ели раздельно. Люба и разговаривать с мужем перестала, только дежурные вопросы-ответы.
Все так же работала Люба в колхозе, все так же любила маленьких телят, так же занималась хозяйством, сыном Борькой и домом, только что -то новое появилось во взгляде молодой женщины, что-то доселе неизвестное, совсем не похожее на ту, прежнюю Любу теперь жило в её взгляде. Холодное, колючее и неприятное, такое липкое , что не многие теперь могли выдержать пронзительный взгляд ледяных зеленых глаз. Посмотришь в эти глаза, и словно в омут окунаешься, даже не омут, а водоворот. Сквозили в этом взгляде и ненависть, и отчаяние, и любовь, и презрение, и не понять сразу, чего там, в этих глазах больше. Никто больше не решался связываться с Любой, никто больше не шутил, не то, что обидными шутками, а даже безобидные подколы с холодом во взгляде воспринимала Люба. Словно тогда, в ту роковую ночь, побывала женщина не в петле, а в лапах самого черта.
Не сразу Палыч заметил, что с Любой что-то неладное творится. Вроде и та же самая у него жена, ан нет, совсем другая. Долго не мог Палыч понять, что происходит, а когда понял, пришел в ужас.
Его жена, его спокойная, добрая и безобидная Люба, медленно , но верно спивается. Люба стала типичным алкоголиком, когда и дня у женщины не проходило без бутылки.
Начинала Люба свой путь алкоголика с простого вина. По стопочке перед едой, и еда, такая безвкусная, идет с удовольствием, а потом пол дня улыбка, нет, не на лице, улыбается душа, и все внутри словно поёт. Вскоре алкоголя во время еды стало мало, и Люба начала выпивать уже и в промежутках между приемами пищи.
Дальше- больше. Постепенно, после вина Любаша переключила свое внимание на более крепкий алкоголь, стала пить водку. Не даром говорят, что женский алкоголизм развивается намного быстрее, чем мужской. За каких-то пол года Люба из нормальной, пышнотелой молодой женщины превратилась в худую, изможденную тень, у которой осталась одна радость в жизни- выпивка.
Что только не делал Палыч, чтобы отвадить Любу от этой пагубной привычки, и сомнительных друзей, которые уже окружили Любашу! Он её и в доме закрывал, и в летней кухне, да только мало это помогало, знала Люба, как выбраться, а если сама не могла найти выход, так друзья- собутыльники были тут, как тут.
Он и продавцам в магазине строго- настрого запретил продавать Любе алкоголь, только и тут выручали товарищи- алкоголики.
Уходила Люба из дома и на день, и на два, а могла и на неделю потеряться, сколько раз Паша забирал её из сомнительных мест, сколько раз ездил за ней в соседнюю деревню, сколько синяков поставил пьяным ухажерам своей жены- не перечесть. Свекровь Любашина злорадствовала, вот, мол, я ведь не даром говорила, что бестолковая она, Любка-то, не будет с неё толку, ни роду, ни племени, мыкается, как перекати-поле. А Пашка только знай, рты всем злопыхателям затыкает.
В одну ночь пришла Люба к Пашке в комнату, на ногах еле стоит.
-Ты прости меня, Паша, что я такой стала. Ничего не могу с собой поделать, водка эта проклятущая совсем меня сгубила. Вроде и не хочу я пить, а как глаза закрою, так и вижу перед глазами эту веревку, так и хочу снова в петлю залезть. Я ведь и сама не живу, и тебе жизни не даю. Помоги мне, Паша, не справлюсь я одна, и себя загублю, и вам с Борькой жизни не дам.
-Люба, Любушка, да я же и так тебя спасти хочу, только ты сама спасаться не хочешь, сама в этот омут лезешь, никого не слушаешь. Себя, меня тебе не жалко, так хоть о Борьке подумай, он же за тобой , как теленок за мамкой ходит, а тебе и дела нет, тебе стопка дороже.
-Паша, не хочу я её пить, а рука сама к стопке тянется, будто кто её насильно в руку вкладывает. Это поначалу мне вино в радость было, а сейчас аж выворачивает от одного вида, а отказаться не могу. Чувствую, что скоро не выдержу я такого наказания, словно испортил меня кто. Помоги мне, Паша, спаси меня.
***
Кладбище вдоль дорог. Зачем ставят памятники на месте аварий.
Протянув руку помощи, не забудь увернуться от пинка благодарности