Нине Дымшиц – 32 года. Последние 6 месяцев она руководит Еврейским музеем и центром толерантности в Москве. Путь от рядового pr-менеджера до исполнительного директора она прошла всего за 3 года. Это редкое явление в российской культурной среде, где профессионализм обычно подтверждается солидным возрастом.
J-LIFE поговорил с Ниной Дымшиц о том, как она справляется с грузом ответственности, какой дорогой ведёт музей и немного — о личном.
Нина, вы изучали мировую политику в МГИМО, после этого работали в институте «Стрелка», а потом уже в Еврейском музее. Как-то очень быстро ушли в сторону от мировой политики, почему так?
Моментально, да! Я получила хорошее гуманитарное образование, довольно универсальное. Наш декан на факультете международных отношений называл будущих выпускников дилетантами широкого профиля (смеется), так что мы применимы везде. Примерно к концу бакалавриата я поняла, что международными отношениями заниматься не хочу. Меня фрустрировало осознание того, что в этой сфере ты вряд ли когда-нибудь увидишь результат своей работы – конечно, если ты не министр. Поэтому свою преддипломную стажировку я уже проходила на BBC и там же некоторое время работала, затем занялась пиаром в «Стрелке» и таким образом уже включилась в среду культурных институций, чему очень рада.
Назначение на должность исполнительного директора Еврейского музея стало для вас неожиданной новостью?
Нуу… операции «преемник» у нас не было! Просто Александр Моисеевич (Борода-ред.) в какой-то момент позвал меня в Жуковку на встречу, сказал просто «завтра приезжайте утром» и, собственно, озвучил свое предложение. Не то чтобы я этого ждала, но, когда он внезапно пригласил меня именно в Жуковку, я поняла, что намечается нечто серьезное.
А вам было страшно занимать такую ответственную должность? Страшно, что не справитесь?
Мне было, пожалуй, очень и очень волнительно, особенно первый месяц после назначения, когда требовалось объять необъятное количество информации, когда нужно было принимать дела и вникать в новые задачи, но глаза боятся – а руки делают, и я включилась в процесс, постепенно стало поспокойнее.
Синдром самозванца вам знаком?
Мне кажется, он сегодня всем знаком в той или иной степени. Прямо какого-то острого проявления синдрома самозванца у меня не было, потому что меня ведь и раньше повышали в должности в музее: с pr-менеджера до директора по коммуникациям. Но, я повторюсь, было очень волнительно. Я старалась не думать об этом и не рефлексировать лишний раз мол «о бооооже, целый музей». Когда кто-то из друзей комментировал произошедшее словами «я бы умер от ужаса на твоем месте», я просто отключалась, старалась даже не слушать. Надо просто видеть свой круг задач и работать.
А что самое интересное в вашей работе?
Честно говоря, я стараюсь для себя не выделять, чтобы чем-то одним не увлекаться. Да все интересно, интересно просто каждый день делать музей лучше и развивать его в разных новых направлениях. Мы сейчас запускаем такие выставки-интервенции в постоянных экспозициях – вот про Песах открылась еще в апреле (работает до 21 мая). Исследовательскую работу интересно развивать, и она мне не чужда, ведь я училась в аспирантуре. И, кстати, меню в нашем кафе обновлять – тоже интересно, этим я тоже занимаюсь 😊 Круг задач очень широкий.
Вы возглавили музей в декабре, уже после режима самоизоляции, но все равно в глубоко пандемийное время. Что изменилось для музея? Какие уроки извлекли из этого периода?
На самом деле для нас пандемия не стала большим шоком. Во всяком случае таким большим, как для многих других музеев. Мы и до этого работали в онлайне, у нас было запланировано несколько онлайн-проектов на весну и лето 2020, и мы так и продолжили идти, просто уже в новой реальности. Сейчас мы уже вернули практически все наши образовательные программы в оффлайн, потому что очевидно: ничто не заменит людям физические контакты и живое взаимодействие.
В нашем случае самое сложное – привести посетителя первый раз. Есть исследование, которое показывает, что 90% наших гостей к нам возвращаются или хотя бы декларируют желание вернуться
А вернуть посещаемость музея на докризисный уровень удалось?
Нет, к сожалению. Как просела посещаемость летом 2020, так пока что она и не вернулась к прежним объемам. Но сейчас уже ситуация улучшается: люди возвращаются, приходят группы – школьные и туристические, и мы надеемся, что ближе к осени мы подойдем к допадемийным оборотам.
Нина, а можете назвать несколько неочевидных причин прийти в Еврейский музей? Потому что я знаю многих интеллигентных, умных и образованных людей, которые просто не любят музеи, по умолчанию считают их скучными.
Ну, во-первых, у нас вкусная шакшука! Все хвалят (смеется). И вообще в кафе люди просто так приходят посидеть и перекусить. Во-вторых, если человеку кажется, что музей – это скучно, мы как раз для него и для таких, как он, придумываем различные публичные развлекательные программы. Советую прийти на «ночь в музее» (акция проводится 15 мая – ред.): интересно будет уже во дворе музея, если позволит погода – будут мероприятия и концерты. А еще будет фудтрак с вкуснейшим взбитым хумусом. Далее гости попадают в лобби музея, в наше пространство – и вот здесь уже все сразу впадают обычно в восхищение и понимают, что не ожидали такого от Еврейского музея. В нашем случае самое сложное – привести посетителя первый раз. Есть исследование, которое показывает, что 90% наших гостей к нам возвращаются или хотя бы декларируют желание вернуться.
Также важно понимать, что мы не только про боль, страдание и войну. У нас есть один большой зал про Холокост, но вообще-то повестка максимально широкая, мы часто делаем концерты и фестивали, чтобы люди не скучали. Два года назад организовали, например, мероприятие New Israeli Sound – фестиваль современной еврейской музыки. Привезли пальмы, песок и разбили на парковке музея импровизированный тель-авивский пляж – было очень здорово и атмосферно. К сожалению, пандемия коронавируса пока не позволяет повторить в полной мере этот праздник, но мы подождем и потом вернемся к идее.
А предстоящим летом какие проекты планируются?
Будет летняя музыкальная и развлекательная программа обязательно. Образовательная тоже планируется: у нас уже сейчас открыта выставка «Маленькое искусство» — это маленькие работы больших художников с большими именами (работает до 5 сентября – ред.). К ней мы готовим образовательную программу, посвященную малым форматам в музыке, кино и в других сферах искусства. Плюс мы продолжим развивать свое представительство на платформе «Арзамас» — там тоже выпустим материалы про запасники, про малые форматы. Так что летом обязательно стоит ознакомиться с программой на сайте и посетить Еврейский музей.
Нина, а давайте немного про вас поговорим. Всё-таки очень интересно узнать про жизнь молодой девушки, занимающей такую серьезную должность. Удаётся вас найти баланс между работой и личной жизнью? Или приходится всё время сидеть в музее?
Нет, почему же, у нас как минимум есть шаббат! И это большой плюс работы в еврейском музее – есть вечер пятницы и суббота для себя. Но и в целом я стараюсь соблюдать work-life balance. Если этого не делать, то можно просто слишком стремительно выгореть. Если ты не спишь, не отдыхаешь – теряется фокус, и качество работы падает. Мне не очень много надо на самом деле для того, чтобы перезагрузиться. Я вот на неделю как-то ездила на Камчатку, и уже на обратном пути в самолете мне начали в голову приходить свежие идеи. Так что соблюдать баланс необходимо на благо самой же работы.
Кроме путешествий, как еще отдыхаете? Йога? Медитации? Встречи с друзьями?
С йогой и медитациями пока не удалось подружиться. Я не против этого как практики для расслабления, но пока не зашло, хотя я даже скачивала приложения специальные на телефон. Мне всегда помогал спорт, но сейчас он на паузе – с момента назначения на должность я так и не смогла восстановить график тренировок. И впервые в моей жизни случилось так, что имея абонемент в зал, я в него практически не хожу. Но, надеюсь, попозже смогу вернуться к тренировкам, потому что они действительно здорово восстанавливают ресурс. Я не могу сказать, что бегу в зал вприпрыжку, иногда приходится заставлять себя, но потом ты выходишь и понимаешь, что это было правильно. Что еще?.. Встречи с друзьями – да, их я оставила, потому что они тоже восполняют ресурс, но требуют меньше усилий, чем спорт. Но с друзьями я встречаюсь на выходных, на неделе меня не хватает. На неделе я работаю.
А вечера как проводите?
Мне пока редко удаётся освободиться раньше 22 часов. Я не люблю задерживаться, потому что в музее слишком пусто и тихо в это время, но пока приходится – там как-то эффективнее получается работать, чем из дома. А дома меня ждет собака – прекрасная ши-тцу! Я с ней гуляю, отдыхаю, расслабляю голову и ложусь спать. Если освобождаюсь пораньше, могу приготовить ужин (очень-очень люблю готовить), но сейчас опять же чаще экономлю силы и не готовлю.
Какой стиль в одежде предпочитаете?
Да нет конкретного на самом деле. Когда официальное мероприятие, одеваюсь построже. Когда обстановка позволяет – что-то порасслабленнее. Вот сегодня второй вариант, потому что не очень хорошо себя чувствовала утром. Сначала надела юбку, жакет, потом передумала. У меня это зависит от настроения и самочувствия, ну и рабочего графика.
Нина, а какие у вас отношения с вашей «еврейскостью»? Я встречала вполне светских людей, которые подчеркивают свое происхождение, соблюдают все традиции и ритуалы, и встречала тех, для кого это абсолютно неважно. Вы к какой группе себя отнесли бы?
А я, наверное, где-то между ними. Я всегда знала, что я еврейка. Родной язык моего деда – идиш, он из местечка был. А вот бабушка из интеллигенции — когда она родилась, ее семья давно не в черте оседлости жила. Все это всегда помнилось, и мы всегда отдавали себя отчет, какая у нас национальная принадлежность. Но это была, наверное, стандартная советская «еврейскость», не принято было соблюдать традиции.
При этом никто из моей семьи не дистанцировался от своей национальной принадлежности. Никто не хотел поменять фамилию на русскую, не менял пятую графу в документах. Мой дед как был Залман Мовшевич, так с таким именем и умер, хотя он был профессор и наверняка ему было бы поудобнее быть Семеном Моисеевичем. Никто не стеснялся своего происхождения, хотя в семье в советские времена были проблемы и с трудоустройством, и даже с бытовыми какими-то вещами.
А вы лично празднуете ключевые еврейские праздники?
Праздную, но на работе. В последние пару лет мы начали отмечать их в музее, здесь всегда есть концерты и инсталляции на тему праздников, так что я в курсе, и здесь же, на работе, мы с коллегами празднуем. Признаюсь, что в ту же Жуковку я, например, довольно редко приезжаю. Я не слишком религиозный человек, да и музей, напомню, всё-таки светский, хоть и основан общиной (ФЕОР-ред.)
Вы никогда не думали о переезде в Израиль?
Нет, всерьез никогда не думала. И не была там уже 12 лет. Впервые я оказалась в Израиле в 2008 году – ездила по образовательной программе «Таглит», потом еще в 2009 году ездила туда просто отдохнуть – и да, каждый раз по приезде туда было такое чувство дома. Но у меня есть друзья, которые переехали туда, и не сказать, чтобы они были очень довольны культурной жизнью и тем более профессиональными перспективами. Я с 2014 году перестала задумываться об эмиграции из России… Ой! Звучит как-то очень патриотично (смеется)! На самом деле это никак не связано с присоединением Крыма, просто именно в тот год я наконец нашла свое место в Москве, и мне комфортно.
В вашем идеальном мире вы живете в центре Москвы или загородом?
В центре Москвы. Я и сейчас живу в центре, мне до работы добираться минут 10-12 – это очень удобно.
Были в вашей профессиональной истории ситуации, когда вас не воспринимали всерьез, потому что вы молодая девушка?
Я предпочитаю не обращать внимания на такие вещи. Если я вижу намеки на что-то подобное, я лучше еще раз повторю вопрос, повторю мысль, объясню. Лучше не зацикливаться и не анализировать. Но прямо вот с откровенным хамством, завязанным на моем поле или возрасте, я не сталкивалась.
У вас здесь в музее и центре толерантности достаточно молодой коллектив сформировался, насколько я знаю. Как выстраиваете общение с подчиненными?
Мы же давно друг друга знаем и довольно неформально общаемся. Как мне кажется, все были рады, что именно я стала исполнительным директором, а не кто-то извне, потому что я для всех персонаж понятный.
Принципы общения – дружелюбие, чувство локтя и у меня с ними, и у них со мной. При этом твердость тоже должна быть: если есть проблема, нужно собираться и ее обсуждать без обид и взаимных упреков. Я не повышаю голос, здесь в корпоративной культуре изначально не принято кричать и устраивать истерики. И это мне очень близко.
Есть какие-то персонажи, которые вас вдохновляют в профессиональном плане?
К сожалению, нет. У меня, кстати, даже психотерапевт спрашивала, на кого я равняюсь. Но нет таких личностей, а иногда это очень мешает, потому что хочется иметь какой-то ориентир или ролевую модель. Есть скорее такая фантазийная собирательная картинка, вымышленный образ. Так что, получается, не сотвори себе кумира.