Дед

Позади последний экзамен, впереди летний отдых! В нашей семье военных я один «вывалился из гнезда», так отец говорил. Бабушка, царствие ей небесное, подполковник медицинской службы, дед полковник, до отставки преподавал в институте на военной кафедре. Мой отец тоже полковник, в артиллерии служит, мама так же в военном госпитале, целый майор. Я хотел пойти по их стопам, даже подал документы в военное училище, но пошёл на поводу у своих товарищей, дружили, чуть ли не с первого класса, вот и решили поступать в один институт, первый курс закончили.

Открыв дверь в квартиру, заметил возле порога большой рюкзак, нет, его надо было назвать мешком с кармашками, настолько огромным он был! Встретила меня мама, позвала за стол, время было обеденное:
- Ешь и собирайся к деду.
- Так завтра же едем?!
- Ты поедешь сегодня, а мы завтра. У тебя две вечерние электрички ещё есть, можешь и отдохнуть.
- Какой отдых, буду собираться!
Деда я очень любил, рад был к нему поехать. Ветеран войны он, как пришёл в армию, так и не уходил из неё, служил по всей стране. Любил говорить, что был там, где очень холодно и там где очень жарко. Уже на перроне станции задумался, а почему я еду один? Никогда такого не было, всегда всей семьёй приезжали!

Дед жил в посёлке, как в отставку вышел, так туда и перебрался, шутил, что к земле надо ближе быть, шутка ли восемьдесят лет в прошлом году отметили! У него небольшой уютный домик, огород, ему всё нравилось. Это был отец моего отца, родни со стороны матери я не знал, на это было табу в нашей семье, а вот дед был открыт к разговору, но только не про войну, я одно знал, что попал он на фронт в 1943 году, на заводе военном до этого работал. Спустившись с перрона остановочной площадки возле посёлка, направился к дому деда, рюкзак натирал плечи, но я тешил себя мыслью, что идти всего ничего. Подойдя к дому, заметил деда, тот собирал щепки, мама ему вчера наняла людей поколоть дрова, благо были здесь знакомые.
- Дед, привет!
- О, Кирюха приехал, проходи внук, проходи.
Я терпеливо ждал, когда он откроет засов на калитке, хотя мог сделать это сам, это было правилом нашего уважения к старику. Прошли в дом, я снял с плеч ношу и торопился переодеться, видимо были плохие кольщики, много мусора оставили, нужно прибраться.
- Ты не торопись, светло ещё.
- Вот приберусь, а потом торопиться не буду, обещаю, - я улыбнулся деду, и вышел во двор.

Управившись, сглотнул слюну, пахло просто феерический! Я знал, это дед готовит своё излюбленное блюдо – круглая картошка со свиными шкварками. Переодевшись и вымыв руки, уселся за стол, а дед мне:
- Прислуги нет, накладывай сам.
Сам так сам, дело не хитрое, целое блюдо себе оформил, да ещё лучку свежего посыпал сверху. Устроились за столом, а тут дед спохватился:
- Главное забыл! - он прошёл к старому кухонному шкафчику, достал оттуда початую бутылку водки, торжественно водрузил её на стол.
- Я не буду.
- Отца нет рядом. Это я твоей матери позвонил и попросил, чтобы ты сегодня один приехал, поди, отцу даже не сказала?
- Не знаю, мне был дан приказ, я прибыл.
- Повод есть, - дед налил две стопки, одну пододвинул ко мне, - день сегодня не простой!
- День как день.
- А вот и не скажи! Тогда в сорок третьем в этот день меня могло и не быть.
- Ты же ничего не рассказываешь о войне, я и не знаю.
- А вот сегодня спрашивай, сегодня расскажу.
Мы выпили, закусили, обжигая язык свиным салом, думал о том вопросе, который хотел бы задать деду, хотелось чего-то героического услышать.
- Дед, а какой самый большой подвиг ты совершил во время войны?
- Мой самый большой подвиг, это то, что я выжил, теперь есть ты, а значит и правнуки будут, бабка моя вот только их не увидит.
Дед утёр слезу, я знал, что он очень любил свою жену, мою бабушку.
- Ну, а всё же?
- Ты чего в военное не пошёл?
- Да с ребятами определились в один институт поступать, я хотел, но за компанию.
- А они, значит, не хотели?
- Они нет, говорили, что в армии скучно.
- А ты как считаешь?
- Я считаю не скучно, может, придёт ещё мысль.
- Ну да, ну да.
Дед подковырнул кусочек сала, насадил сверху картошку, зачмокал. Не разжевав ещё порцию вкусного налил по второй стопке. Снова выпили, закусили, дед знал толк в свиных шкварках, мама, сколько ни пыталась, не смогла так вкусно дома приготовить.

Я не торопил деда с ответом, понимал, что это для него тяжёлая тема.
- А, знаешь что? Я тебе расскажу не про свой подвиг, а про подвиг другого человека, справедливо будет, ведь сегодня его день.
- Я весь во внимании, - отложив вилку, приготовился слушать.
- Я, когда на фронт попал, на самый настоящий, то даже с товарищами по оружию познакомиться толком не успел, немцы атаку начали. Мы тогда крепко их обложили, вот-вот и полное их окружение. Отбили одну, только боеприпасами запаслись как вторая атака, эта была сильнее, больше двадцати танков на нас шло, спасибо артиллеристам, выручили, таким огнём их накрыли, что поле видно не было, всё в разрывах было. До нас всего пять дошло, один так и ехал на нас с дымом из двигателя, добили мы их, пехоты положили много, пулемёты перегревались. «Чапаева» видел? Так вот такая же психическая атака была, пёрли, не считаясь с потерями! Только я после боя устроился в окопе, как вижу, взводный идёт. Тот ещё командир, матерных слов знал на два тома энциклопедии, и не смотри что лет всего двадцать, там, на войне русский мат хорошо помогал. Больно тебе лаешься, хорошо – опять же слово подберёшь, а как в атаку идти – так без него вообще никак! Видит, что я не сплю, а какой сон, первый бой можно сказать?! Командует мне на пост наблюдения заступить, глазами водит по окопу, напарника мне ищет, ну и увидел. О том бойце я уже наслышан был, своеобразный был мужчина, как он выжил в то время – непонятно. Вредный, дружбу ни с кем не водил, сам себе в роте был, фамилия у него была Пеший, а все звали его Пехотой, лет сорок ему тогда было. Дали нам гранаты, по две на каждого, винтовки мы свои оставили, автоматами заменили, меня как незнающего научили им пользоваться, вышли значит, а в спину нам взводный кричит, приказывает, чтобы мы в крайнем окопе ракетницу взяли, такой пистолет большой, ракетами стреляет. Прошли уже километр, ещё столько же идти, я про ракетницу и вспомнил. Спрашиваю Пехоту, мол, взял ли ты её, а он сказал, что забыл, я даже выругался. Пришли, бойцы наши там, сутки уже лежат, ну хоть подстилку сделали, всё нам проще.
- А для чего эти посты наблюдения?
- Они от нашей обороны километра на два, а где и три располагались, это чтобы первыми увидеть приближение врага или его манёвры.
- А ракетница зачем?
- Если враг в наступление пойдёт, то с её помощью указать направление движения, а там уже артиллеристы накроют. Заняли мы их нагретые места, всматриваемся вдаль. А даль, какая? Половина обзора поле, а вторая лес, километр, может чуть меньше до него, вот так и лежим. Ночью немцы ракеты всё свои осветительные пускали, из пулемётов по полю трассирующими пулями стреляли, там и нет никого, а они лупят, пусть стреляют, патронов меньше будет. А утром мы движение обнаружили, где гуськом, где чуть не в полный рост, немец на правый край переходил, задумали чего-то! Бинокль у нас был, мы по очереди в него смотрели, видел немцев, удивило, что много среди них офицеров, третья часть, пожалуй, видимо солдат мы выбили, а эти в окопах отсиделись. Тут Пехота меня спрашивает:
- Ты за титьку женскую хоть держался?
А я и ответить не знаю чего, конечно ничего такого в моей жизни ещё не было. Видим, что пехота немецкая к оврагу подошла, и тут я догадался, что пойдут они прямиком на нас, нет у них другого пути. Пока думал, силища там собралась, человек сто, а может и больше, и это на нас двоих! Я на Пехоту смотрю, волнуюсь, а он спокоен, не поверишь, как кино смотрит в бинокль, как ни касается его близкий враг! Помню, что-то недоброе в моей голове промелькнуло, слышал слухи о его характере, может, думаю предатель, сейчас меня ножиком бац и врага пропустит! Я автомат к себе подтянул, а он смеётся. Только немцы в овраг спустились, до нас метров семьсот, как из леса ещё враги показались, да с миномётами на плечах и опять много, страшно мне стало. Я тогда уже вслух материться начал, прям как наш агроном в колхозе, когда не по его указанию вспахали поле, сейчас нужна та самая ракетница! Немцы вылезли, опасаются, а мы лежим, чего два автомата сделать могут? Когда фашисты близко подошли, я даже лямки на их форме видел, мы открыли огонь, да что толку, человек десять убили, остальные в овраг спрятались. Лежим, смотрим, не высовываются, наверняка думают, как нас обойти, а может уничтожить. Опять вылезли, не то цепь, не то большую гурьбу организовали, сплошной стеной на нас пошли. Пехота повернулся тогда ко мне и говорит:
- Ты к нашим беги, там координаты знают, скажи, что много врага, пусть помогут, а я тут пока воевать буду.
Только я собрался бежать до наших окопов, как он попросил:
- Как с женщиной будешь, за меня подержись!
Говорит и улыбается, чёртов человек! Я гранаты ему оставил, а сам бежать, предупредить надо командиров. Бегу и слышу бой за спиной, гранаты взрываются, воюет Пехота! Всего ничего пробежал, а там всё через кусты, не на беговой дорожке чай, как слышу, что-то зашипело позади, обернулся – ракета, как свечка в небо вошла. Минуты три прошло, полетели туда наши снаряды, «Катюша» работать начала. Когда к нашим прибежал, то только и осталось доложить, что видел и что Пехота приказ мне дал уходить с докладом. Взял он тогда ракетницу, соврал мне. Потом когда уже в академии учился, на одном из занятий я зарисовал то поле боя, слушая преподавателя, понял, чего Пехота добивался. Он ждал, когда немцы в одном месте соберутся, только потом ракету выпустил, вызвал огонь на себя, а меня спас, к командиру с докладом отправил. Стыдно сказать, но бабку несколько раз за него трогал, жизнь он за меня отдал, лежать бы нам там двоим.

Больше пяти минут мы с дедом молчали, каждый думал о своём. Дед налил ещё по стопке, поставил на плиту подогреть наш ужин, остыл он во время его рассказа. После возвращения в город дождался понедельника, забрал документы из института, теперь я точно был уверен, что хочу быть военным, быть, таким как Пехота!