Где-то на необъятных просторах матушки России стремительно проносились поезда, взмывали в небо самолёты, уходили в водную глубь субмарины, а в деревне Гундеевка жизнь замерла. Замирает там она периодически. В обязательном порядке жизнь в Гундеевке приостанавливается на новогодние и майские праздники. Также делает она остановку на всякие там дни – пасечника, сельского хозяйства или плуга. А может просто остановиться по причине запоя тракториста Зиновьева, который способен втянуть в загул за собой многих. Самого тракториста из «синего омута» с лёгкостью извлекала жена Мария, уводя под белы рученьки, заставляя переставлять корявы ноженьки. А вот всем остальным, когда финансы полностью истощались, приходилось мучиться самостоятельно. Но в этот раз, кода жизнь в очередной раз в деревне замерла, Зиновьев ещё не был умыкнут своей супругой и тоже был участником вселенской драмы.
В предбаннике бани скотника Василия в ожидании «чуда» сидели сам хозяин баньки, сторож колхозного сада дед Митрофан и участковый Мартынов. В чашках печально холодел нетронутый чай.
– Может, всё-таки чаю выпьете, – в который уже раз печально предложил гостям Василий, без всякой надежды на ответ. Его и не последовало. Всё внимание и взгляды мужчин были обращены на входную дверь.
Дверь скрипнула и в предбанник ввалились Мишка Носоломов с трактористом Зиновьевым.
– Ну, – хором спросили их все.
– Тётка Клавдия, змея, самогона в долг больше не даёт, – упавшим голосом произнёс Мишка Носоломов.
– А про меня вообще сказала, что я персона «нон грата», – сказал Толян Зиновьев. – Это чего, обматерила, что ли?
– На пинках она вышвырнет тебя в следующий раз, Толян, – ответил полиглот скотник. – Всё больше вариантов нет. Чай пьём?
Иного выхода не было, и все согласились на чёрный байховый.
– Н-да, хуже нет, когда нет, – философски изрёк дед Митрофан, прихлёбывая из чашки.
– А я думаю, что хуже нет, когда похмелье в понедельник, – парировал Мартынов. – И начальство из района с проверкой приехало. Это настоящий ад!
Толян Зиновьев, сегодня получивший «фонарь» под глаз от супруги, представлял себе земной «ад» по-своему… Его жена Машка считала, что ошиблась в выборе и часто распускала руки. В школе за ней ухлёстывали двое: черноволосый, мускулистый и высокий Толик, который слыл первым парнем на деревне и щупленький очкарик Колька Прохоров. Мария выбрала Толика, и сразу после школы они сыграли свадьбу, по причине «залёта». Колька Прохоров стал бизнесменом и заработал не один «мильён», а сорокалетний Толян за всю свою жизнь заработал пузо, лысину и пятерых детей. И нынче ему ещё посчастливилось заработать «фингал», которыми, кстати, Машка снабжала его периодически….
– Ад – это когда жена сволочь. Это русскому прям смерть, – сказал Зиновьев и заплакал.
Разговор принимал серьёзный оборот. Мужики задумались, что же всё-таки «русскому – смерть». И они на полном серьёзе перебрали многое – от полного вселенского отсутствия алкоголя до вечного похмелья. Но всё это не тянуло на русскую дыбу, слишком уж фантастичные были версии. И гундеевцы спустились с небес на землю.
– Для нас, ментов…, – начал, было, Мартынов.
– Вы ж теперь не милиция, а полиция, – перебил его Мишка Носоломов. – Выходит не менты, а…, наверное, понты.
– Отстань, – ничуть не обиделся участковый. – Для полицейского хуже всего, это после выхода на пенсию устроиться работать на вахту. Говорят, бьют там наших шибко, смертным боем бьют. Лучше уж как Аниськин, работать в погонах до самой старости….
Все посочувствовали Мартынову, а Зиновьев, имевший неоднократные приводы в милицию за пьянку и дебош, почему-то спросил:
– Мартынов, а ты когда на пенсию идёшь?
– Через пару лет.
Толян удовлетворённо кивнул и тайком потёр кулаки.
Разговор продолжился дальше, и дед Митрофан припомнил покойного председателя колхоза Борщёва, который помер от водки.
– Так он же перед смертью пить завязал, – не согласился с ним Василий.
– Сейчас объясню. Незадолго до смерти Пётр Семёнович Борщёв закодировался, – ввёл в экскурс присутствующих старик. – И приспичило ему к родственникам на Смоленщину съездить. Съездил, а возвращался домой он, аккурат, в самые новогодние праздники поездом в плацкарте. Пить ему предлагали все, даже ночью будили. Все пять дней и ночей Пётр Семёнович на верхней полке промучился. Домой приехал и захандрил, потом слёг и помер. Моё мнение такое – это он от водки помер. Так, что, думаю, что хуже нет, когда есть, да нельзя.
Мужикам стало, вдруг, совсем грустно, в голову полезли тоскливые до неприличия мысли. И все стали собираться по домам.
– Пойду по деревне пройдусь, зайду к бабке Глафире, пусть карт, что ли, раскинет на будущее, – вздохнул участковый Мартынов. – Что там ждёт впереди!
– Странный мы народ – русские, – покачал головой Василий – в Бога верим, Господа нашего Иисуса Христа чтим, а ворожбой и гаданиями занимаемся.
Скотник замолчал, и все почувствовали, что прикоснулись к чему-то тайному и великому. Уходили гундеевцы, молча, понимая, что только Вера позволяет пережить русскому человеку все падения и душеные расстройства.
Ночью, когда вся деревня спала, Мишке Носоломову приснился сон о том, что с ним, спасаясь от алкоголя, попрощались почки. И ушли в лаптях на босу ногу в обнимку с печенью и поджелудочной железой.
© Александр Потапов