Отрывки из книги Buddhist Warfare. Edited by Michael K. Jerryson and Mark Juergensmeyer. Oxford: Oxford University Press, 2010
Стр. 8:
«Буддистское мессианское насилие продолжает существовать и в нынешние времена, с последним взрывом насилия в Японии. В 1995 году, Аум Синрикё Асахары Сёко выпустила нервно-паралитический газ зарин в Токийском метро, убив десятки людей и причинив вред еще большему количеству людей. Часть идеологии Аум Синрикё основана на Лотус Сутра, одной из самых популярных и влиятельных сутр (писаний) в буддизме Махаяны.»
Стр. 8-9:
«Также случались сражения между буддистами из-за идеологических различий между буддийскими традициями. Это особенно видно в тибетской буддистской традиции, чья история включает в себя битвы между различными школами буддистской мысли по поводу политического и идеологического господства. Глава под авторством Дерека Махера (Derek Maher) в этой книге - “Sacralized Warfare: The Fifth Dalai Lama and the Discourse of Religious Violence” («Сакрализированное насилие: пятый Далай-лама и дискурс религиозного насилия») - исследует один из этих моментов. Примеры также можно найти в других буддийских традициях войн, которые велись, чтобы распространить буддийские верования. Индийская Калачакра-тантра описывает эсхатологическую войну, в которой армия царя-бодхисаттвы Шамбалы завоевывает и уничтожает мусульманские силы и возрождает буддизм. А в Японии дзен становится государственным механизмом и мотивацией для сражений – чтобы обращать неверных. Военные задачи японских буддистов в начале 20-ого века состояли в том, чтобы убивать неверующих и обращать их страны в буддизм. Согласно принципам Махаяны, непросвещенные люди будут перерождены; поэтому, на самом деле не было настоящего уничтожения жизни. Как только страна становится буддистской, неверующие будут перерождены в буддийской стране. Брайан Виктория (Brian Victoria) пишет, что в этом контексте [концепции] буддийской войны, убийство становится формой упайи (доктрины искусных средств), поскольку в конечном итоге все сознательные существа приводятся к спасению. В то время буддийские государства предпринимаю попытки сохранить буддийские принципы и ценности, параллельно пробуждаются народные формы буддийского национализма и фундаментализма.»
Стр. 179:
«В этом регионе, когда-то исламском царстве, подавляющая часть местных жителей является малайцами-мусульманами. Конфликты возникали на протяжении 20 века, завязанные на этнорелигиозных стычках между малайцами-мусульманами и тайским буддистским государством.»
«Эта тесно переплетенная взаимосвязь между тайским государством и тайской буддистской сангхой продолжается в 21-ом веке; это в частности видно в трех самых южных провинциях, где государство расположило свои вооруженные силы в местных буддистских монастырях. Это военное присутствие в монастырях символизирует коллапс какого-либо различения между тайским буддизмом и государством. Эта близкая взаимосвязь находится в резком контрасте с отличающейся малайской мусульманской культурой и религией в регионе, которые относительно отстранены от государственного управления и политики. Это также способствовало насилию в регионе и нападениям на буддистских монахов. Параллельно с разрушением какого-либо видимого различения между тайским буддизмом и тайским государством появились боевые монахи (thahānphra)»
Стр. 203:
«Начиная с 2005 года, в трех самых южных провинциях, было убито больше мусульман, чем буддистов. В то же время, несмотря на все укрепления в монастырях, ни один мусульманин не использовал монастырь как место убежища. Живя в условиях военного положения, монастыри в Южном Таиланде очевидно стали особой военным пространством для тайцев-буддистов и тайландских китайцев-буддистов.»
Стр. 215:
«В главе Джеррисона (Jerryson), их выполнение и практика отображается в том факте, что прошение подаяний воспринимается как некий государственный ритуал. В этом смысле, это не мирное мероприятие, как может показаться – по крайней мере, с точки зрения мусульманского меньшинства. Это заставляет вспомнить пример Бутана, государства, официальная религия которого – тантрический буддизм, где мусульманское меньшинство чувствует угрозу от выполнения буддистских ритуалов. Акцент на перформативном, практическом уровне, однако, не означает, что семантический уровень становится незначительным и что он не должен быть подвергнут идеологической критике. Когда шриланкийские или тайские монахи утверждают, что нет греха на солдатах, когда они стреляют по врагу, разве мы не сталкиваемся с отвратительной формой ложного сознания – или, что хуже, вопиющим обманом? И те монахи, которые признают в приватной беседе, с глазу на глаз, что это является грехом, все равно отстраняются высказывать это публично из-за опасения подрыва патриотического духа. В этом контексте, западные последователи 14-ого Далай-ламы справедливо могли чувствовать разочарование, когда он (по общему признанию, находившийся между молотом и наковальней) воздержался от осуждения вторжения США в Афганистан и Ирак»
Стр. 222 – 223:
«Поистине, один из фундаментальных тантрических сюжетов касается подчинения, насильного обращения небуддистов или укрощения неверных. Напротив, подобно мандале, буддистская сангха иногда изображается как осажденная крепость. Даже беглый взгляд на пособия эзотерических ритуалов придают ощущение того, что мир – это опасное место, где людям постоянно угрожают силы демонов. Эта категория демонических сил очень кстати включает в себя повстанцев и политических оппонентов. Другими словами, буддисты постоянно прибегали к демонизации своих противников, буддистов или небуддистов. Схожий термин для обозначения демонических сил использовался священником Догэном (1200-1253) для обозначения некоторых китайских монахов, которые традиция Чан/Дзен обвиняла в убийстве первого «китайского» патриарха Чан, индийского монаха Бодхидхармы. Тенденция принижать посторонних (а иногда и враждебных своих членов, как в этом случае) и отрицать их статус человека – довольно обыденно в религиозных группах. Идея нелюдей (японск. «хинин») играла важную роль, например, в японском буддизме, и оправдывала социальную дискриминацию, которая процветает до сих пор. В Калачакра-тантре, тексте, часто используемом Далай-ламой и недавно переведенном Весной Уоллэс, говорится о финальном столкновении между буддистами и еретиками – ясно обозначенными как мусульмане – которые угрожают мифическому царству Шамбале. С другой стороны, многие эсхатологические движения вписывали себя в эти контексты мифологических сюжетов вселенской битвы между добром и злом – как это было в случае милленаристских восстаний в Китае.»