Что можно сделать за полчаса? Выпить смачными глоточками кофе вприкуску со всепобеждающим шоколадным круассаном. Сделать коррекцию бровей, а то растут куда хотят. Сбросить двести калорий на беговой дорожке, чтобы вечером законно выпить вина для восстановления потерь. Да много чего можно сделать.
Я, например, собрала в кучу свою жизнь, которая за последние пару лет разлетелась на сотню кусков. И эти обломки моих катастроф летали астероидами по моей вселенной и бесили. Мне хотелось нежности и целостности. Я больше не хотела ловить астероиды сачком для бабочек. То есть не хотела вести себя по-идиотски и ловить сочувствующие взгляды.
По ту сторону монитора моя жизнь искрила, неслась без тормозов, сносила сердца и головы. «Детка, ты огонь!» – писали мне в комментариях одни. «Да она по головам идет или сразу в постель», – говорили за моей спиной другие. «Горите в аду!» – советовала им мой почти 30-летний мозг. Я могу все себе позволить. Я живу в политкорректной Европе, где упоминание о «тикающих часиках» и бесперебойно рожающих одноклассницах можно представить в суде как моральное насилие.
С мужчинами все было плохо. Их было трое, и все чужие. Один был другом без обязательств, скорая секс-помощь. Другой делал смелые заявления, но он настолько погряз в любви к себе, что стал ревновать себя же ко мне и выморозил мне всю душу. Третий предлагал смотаться в Нью-Йорк. Ненадолго, налегке, без его жены.
Каждого из них я легко променяла бы на шоколадный круассан. Но дух противоречия держал за руку и ныл.
В воскресенье я направилась сквозь моросящий дождь за лучшим в городе кофе. Иногда в то кафе заскакивает мой безобидный бывший. Можно повспоминать. Я шла и угадывала прохожих. Моя любимая игра. Вот идет тебе навстречу человек, а ты за считанные секунды сочиняешь историю – кто это, куда идет, что или кто там его ждет. Навстречу шел мужчина с огромной коробкой Lego. Держал ее впереди себя, как торт. Он был сосредоточен, но светел. К ребенку идет, любящий папа, подумала я. В тот момент когда мы поравнялись, коробка ожила и выпрыгнула из его рук прямо нам под ноги. Попытка самоубийства была зачетной: из коробочного брюха вылетела и рассыпалась по асфальту сотня разноцветных деталек. Мы с папой опешили: внимательно посмотрели друг на друга, потом себе под ноги и, синхронно вздохнув, стали ликвидировать последствия аварии. Под хилым, но уже холодным дождиком. Без зонтов. Зачем мне все это?
Пока собирали, перебрасывались вежливыми словами. Он благодарил. Я отнекивалась. Он – воскресный папа, шел на побывку с сыном. Я – воскресная тоска, шла, просто чтобы идти куда-то.
– Вот и мой мир так же рассыпался, – зачем-то сказала я напоследок.
Он ответил через неуютную паузу: – И вам обязательно кто-то поможет… собрать. Вы же мне помогли.
Хороший такой, подумала я, и снова чужой. Сейчас я оглянусь, и если он оглянется, значит – мы еще встретимся. Оглянулась. Увидела его спину. Ухмыльнулась и отвернулась. Я просто рано оглянулась. Или с запозданием. Он точно посмотрел мне вслед, нашептывала мне моя почти 30-летняя интуиция, просто мы не совпали. Опять вспомнился сачок с обломками планет.
Я пришла в кафе, достала самый красивый блокнот на свете, осмотрелась в поисках бывшего. Нет, сегодня воспоминаний не будет. Сегодня я соберу свои астероиды на розоватой страничке, расставлю диагнозы и выпишу рецепты. И съем два круассана за полчаса – пусть знают!
Вечером я слушала на репите «Неваляшку» Oxxxymirona. Вообще не про бабочек. Но заходило и не хотело выходить. Я перечитывала диагнозы на розовой бумаге, и мой мир собирался в аккуратную кучу. Мобильный страдальчески вибрировал от лайков и новых подписчиков. Я решила прошвырнуться по Инстаграму, проверить паству. И увидела новичка – того самого Lego-папу.
– Нет! – взревел мой мозг.
– Да! – промурлыкала моя интуиция.