Дорогие друзья, сегодня я предлагаю Вашему вниманию воспоминания капитана второго ранга барона Николая Александровича Типольта (05.06.1884—20.11.1967) о выпуске Морского корпуса 1904 года. Данные воспоминания были опубликованы им в эмиграции в январе 1939 года.
28-ое января 1904 года... Кто из нашего выпуска когда-нибудь забудет этот день? Накануне была торжественно объявлена война. Все в корпусе насторожились. А у нас в роте на 28-ое смутно ждали каких то событий. Вроде как предчувствие чего-то радостного и волнующего. Знаменательный в нашей службе день начался, однако, с обычных классных занятий. Между прочим, я помню, что тогда рассказал в классе про свой «вещий» сон. Мне привиделось, будто Абрамович (наш товарищ) и я находились на одном корабле в бою. И вдруг во внутреннее помещение со звоном влетел снаряд и Абрамович на моих глазах был убит. Но, впрочем, ничего из этого потом не сбылось, если только не считать, что Абрамович скоро погиб: он застрелился в 1906 году.
О предстоящем приезде Государя в корпус и экстренном производстве нашем в мичманы высшее морское начальство, надо полагать, знало, но так хорошо хранило секрет, что до нас не дошло даже и отдаленного об этом слуха. И царский сюрприз удался на славу. Государь прибыл в корпус в 3-м часу пополудни и, не заходя на этот раз в классы, распорядился собрать всех воспитанников в столовый зал. Нас спешно построили, старших гардемарин на правом фланге, у входа в картинную галерею и в музей. Государь вошел, поздоровался с корпусом. И когда гимн и крики «ура» стихли, что-то приказал. Нам скомандовали: «Старшие гардемарины, 4 шага вперед, шагом марш!» И тогда Государь, остановившись перед нашим фронтом, отчетливым и звонким голосом обратился к нам как бы с призывом. Он закончил его словами: «Я убежден, что под сенью Андреевского флага вы будете служить столь же доблестно, как служили Престолу и Родине ваши отцы и деды. Поздравляю вас мичманами!» Что тут поднялось и что мы пережили. Я едва стоял. От волнения помутилось в глазах и в груди останавливалось дыхание. В роте, когда мы вернулись, полный хаос. Достойнейший командир наш, кап. 2 р. Сергей Владимирович Мешков, «Серя», как звали мы его между собою, суетился, поздравлял, с трудом собирал нас во фронт, опять распускал. Наконец мы все были уволены в отпуск с приказанием явиться через день в корпус для разборки вакансий. А сейчас нужно было срочно мчаться в город заказывать офицерское обмундирование. Ведь ничего еще ни у кого не было. Поставщики только начинали ещё, в ожидании нашею производства весной, приходить в корпус и в большую перемену раскладывать на наших партах свои соблазнительные товары. И потому не сбросившие еще свою кадетскую скорлупку мичманы сделались теперь героями комических столкновений с сухопутными офицерами. Надо сказать, что в то время обер-офицеры не были обязаны отдавать честь друг другу, а только штаб-офицерам и генералам. Мы и согласились, продолжая страшно шикарно козырять «своим» (т. е. морским офицерам), совершенно игнорировать корнетов и поручиков. Эти последние, удивленные и негодующее, на нас, конечно, наскакивали, но, получив в ответ, что Его Величество Государь сегодня в 2 ч. 30 м. дня и т. д. и т. д., рассыпались в поздравлениях или извинениях.
Через день в корпусе состоялось распределение выпускных вакансий. Первые по старшинству, в нашем выпуске человек 40, имели право выбора, остальные должны были тянуть жребий. Вакансий было: 10 в Квантунский флотский экипаж (Артур), 2 - в Сибирский (Владивосток), 76 (примерно) - в Балтийские флотские экипажи, 40 (примерно) - в Черноморские и 1 - в Каспийское море. Все наши фельдфебели и первенцы, не раздумывая ни секунды, выбрали, конечно, Артур, двое следующих - Владивосток, другие выбиравшие - Балтийские экипажи по преимуществу, чтобы потом легче попасть отсюда все на тот же Восток. Тянувшие жребий опасались Черного моря (кроме природных черноморцев), но пуще всего страшной вакансии на Каспий. Шанс вытащить ее бы, правда, невелик, 1 на 80 приблизительно. Меня Бог миловал. Угробился сюда бедный И. И. Голенищев-Кутузов, большой наш любимец и вообще «пистолет», но после этой неудачи, кажется, немножко упавший духом.
К месту службы по экипажам мы должны были явиться уже к 10 февраля (кроме дальневосточников, конечно), а до того спешили познакомиться с Аквариумом и другими подобными заведениями, где нередко делались предметом оваций со стороны публики. В начале Японской войны моряки были вообще очень в моде, зато потом, после Цусимы, мы сделались для некоторых кругов «самотопами».
Наш выпуск начал свою службу под знаком войны. И с другой войной, и с революцией ее закончил. Немудрено, что потери в людях оказались велики. Уже в Артуре погибло двое наших: Кондратьев на крейсере «Диана» и Воронцов-Вельяминов на береговых укреплениях, причем Воронцов уже тогда, когда крепость была готова к сдаче и приказано было прекратить огонь. Это была последняя пуля, прилетавшая с японской стороны. И погиб юноша большой доблести и богатейших, еще не развернувшихся возможностей.
На 2-й эскадре наших пошло 50 человек. Из них 25 погибли и 23 попали в плен или были интернированы. И только двоим посчастливилось тогда сразу вернуться в Россию. Это были Бодиско, шедший на угольном транспорте «Анадырь», и автор этих строк, находившийся на вспомогательном крейсере «Рион». Впрочем «Рион» не попал даже и в Цусиму. За два дня до боя он сигналом Командующего был отделен для крейсерства в Желтом море.
В Цусиме погибли: Головнин, Жуковский, Краевский, Флоров, Фомин и Шишкин - на «Суворове»; Адлерберг, Баранов, Всеволожский Петр и Князев Ю. - на «Александре Ill»; Жолкевич, Кочуков, Прикот , Протасьев и Цывинский - на «Бородине»; Верховцев, Леманъ, Макаров н Эновскш - на «Наварине»; Майков и Шиповалов - на «Ослябе»; гр. Нирод - на кр. «Светлана»; Тавастшерна - на кр. «Жемчуг» и Самойлов - на транспорта-мастерской «Камчатка».
В первую мировую войну погибли: Измайлов и Коринфский на крейсере «Паллада»; Князев Вал. - на тральщике «Проводник»; Кротков - в Дикой дивизии и Кульнев - в гидроавиации.
В революцию погибли, убитые большевиками: Билибин, Жатков, Каллистов, Кузнецов, Погорельский, Тевяшев, Цвингман и Чайковский.
Застрелились еще молодыми: (1904–1906 гг.): Абрамович, Бартенев, бар. Буксгевден, Малютин и Нюман. Убит в ссоре с товарищем Дубенко.