Легко ли вы вспомните всех сербских персонажей русской литературы начиная со времен Пушкина и до наших дней? От пристального внимания молодого сербского филолога Данки Радованович и российского слависта Вячеслава Чарского не скрылся ни один серб из произведений русских классиков. В первой статье этого цикла авторы остановились на героях А. С. Пушкина. Да-да, их правда столько, что мы решили посвятить им отдельный материал.
Пожалуй, и тут «солнце русской литературы» и «наше всё» был новатором. Он первым среди знаменитых русских писателей, как бы мы сейчас сказали, увлекся сербской темой. Во время южной ссылки и поездок по Новороссии и Бессарабии Пушкину удалось даже познакомиться и пообщаться с теми сербами, кто лично воевал против турок. Экзотические и противоречивые мужские и женские типажи из рассказов его балканских собеседников, их южные порывистые натуры, раскрывающиеся на фоне грозных эпохальных событий, очень впечатлили молодого поэта. В 1820 году он написал стихотворение «Дочери Карагеоргия». Концентрация романтизма в ней просто запредельная: Карагеоргий — «ужасен, чудесен, грозен и велик, «свободы воин, покрытый кровию святой», «преступник и герой» — дан в сравнении со своей прекрасной дочерью, чьей игрушкой в молодости был окровавленный кинжал, но которая после смерти, «как сладкий фимиам», вознеслась к небесам, искупив «бурный век отца».
К образу вождя сербского восстания Пушкин вернулся уже в 1830-е годы в цикле «Песни западных славян» (1833-1835), где в «Песне о Георгии Черном» рассказывает о легендарной ссоре Георгия со своим отцом Петром, о которой он впервые услышал от сербов еще в Кишиневе.
Отец, которого почему-то зовут на южнорусский манер — Петро, опасаясь мести турок, решает сдать сына и его «бунтовщиков» туркам, чтобы «окаянные разбойники» не погубили Сербию. Георгий очень просил старика «не вводить его в искушенье», но в итоге, «горько заплакав», застрелил упрямого родителя, заслужив проклятие матери и прозвище «Черный».
О деталях этого сюжета до сих пор спорят историки: в реальности событие произошло задолго до Первого сербского восстания — в 1785 году — и было даже еще более драматичным. Георгий похитил свою невесту Елену Йованович, чтобы лишить турецкого наместника права первой ночи, и решил бежать вместе с отрядом единомышленников через австрийскую границу. Его отец Петар — который то ли бежал сначала вместе с ними, а потом решил вернуться, то ли пытался их остановить и донести на них туркам — не смог в итоге договориться со своим сыном и был им убит. В 1796 году Георгий по возвращении в Сербию раскаялся в содеянном и попросил прощения у народа и священников, что не помешало ему в 1806 году убить еще и брата Маринко. Но об этом Пушкин уже не писал.
В третий раз великий русский поэт упоминает народного вождя в коротком стихотворении «Менко Вуич грамоту пишет...» , где соратник в письме предупреждает Георгия о происках Милоша Обреновича, который «извести его хочет».
Самому воеводе Милошу Пушкин посвятил отдельное, одноименное стихотворение, где этот «старый сербин» выступает уже в героической роли, собирая в Велийском ущелье дружину — «грозу на турок», а само стихотворение начинается строками, которые не могут оставить равнодушным сербское сердце: «Над Сербией смилуйся ты, боже! Заедают нас волки янычары!».
В «Песнях западных славян» фигурируют и другие сербские персонажи, кстати, наряду с хорватскими и бошняцкими. В «Битве у Зеницы-Великой» рассказывается о неудачном союзе сербского гайдука Радивоя с «далматами», которые показаны очень колоритно: с длинными закрученными усами и шапками набекрень. Сербы и напросившиеся с ними далматинские союзники перешли «заповедную речку» и стали «жечь турецкие деревни», но пришел «Беглербей со своими бошняками из Баня-Луки». Завидев, как «засверкали кривые сабли бошняков на солнце» и «заржали их кони», «изменники далматы» бежали, а отважное войско Радивоя было полностью разгромлено в кровавой битве.
Если пушкинские далматы испугались бошняков, то пушкинские черногорцы — «племя злое» из песни «Бонапарт и черногорцы» — не испугались самого Наполеона и с помощью хитрого трюка с шапками расстреляли и рассеяли передовой отряд армии французского императора, отбив у того желание продвигаться в глубь Черногории.
Наконец, в переводе пронзительной и трагичной песни «Сестра и братья», записанном Вуком Караджичем, Пушкин рассказывает о братьях Павле и Радуле и их сестре Елице, к которой жена Павла до того ревновала супруга, что убила даже собственного ребенка золоченым ножом Елицы. В ответ Павел подверг любимую сестру мучительной казни, а потом заслуженная кара за содеянное настигла и жену.
Если хотите узнать больше о том, что происходило с героями «Сестры и братьев», обязательно прочитайте это и другие «сербские» стихотворения Пушкина. Уверяем, вы получите истинное удовольствие, ведь это не самые известные произведения русского гения, и многие из нас не читали их в школе.
Пушкин действительно задал мощный и долговременный тренд на романтические и героические образы сербов в русской культуре. Следующим, кто вслед за Пушкиным подхватил сербскую тему, спустя всего несколько лет стал Михаил Лермонтов. Но об этом мы расскажем в следующей части нашего цикла.
Данка Радованович, магистрант русистики филологического факультета Белградского университета
Вячеслав Чарский, славист, к. филол. н., зам. шеф-редактора проекта Russia Beyond