Матвей Андреич был потомственным бюрократом. Среди бюрократов это редкость, но ему вот так повезло – и отец его был бюрократом, и дед, и даже, поговаривают, прадед. Не сказать, что б это было плохо, но и хорошим никто не называл. Так, что-то, конечно, неприятное, но вполне приемлемое.
Сам же Матвей Андреич жутко гордился тем, что был бюрократом. Что на службе, что дома. И всё его поведение выдавало эту гордость, каждым движением, словом, размахом подписи на три строчки и две граСкажем, заходит он с утра в белое здание с зеленой крышей – контору, здоровается с охранниками, те чуть не раскланиваются. И тут он достает пропуск. Не просто так, как все – достал белую карточку, приложил к считывающему устройству, увидел зеленую стрелочку и толкнул поручень. Нет, не так. Для начала Матвей Андреич укладывает толстый кожаный портфель на стойку возле входа. На ней обычно лежат письма назойливых распространителей ненужных товаров, рекламные буклеты и свежие номера старой, мало кому интересной газеты. Потом он, пыхтя, расстегивает дубленый полушубок, пальто или пиджак – в зависимости от сезона, стягивает шапку, кепи или шляпу, прячет перчатки в карманы, глубоко проталкивая их в карманные недра. Отщелкивает у портфеля металлические застежки, достает из него пузатый футляр, из которого вынимает очки. Толстыми пальцами закидывает дужки за верхушки мясистых ушей, приглаживает пятерней торчащий ежик на макушке. Наконец, раскрывает пошире портфель, возвращает ему футляр, вынимает из него портмоне и начинает проверку всех имеющихся пропусков и разрешений.
"Таааак. Это – для парковки, здесь – в администрацию, здесь – в министерства (кстати, сегодня же надо зайти к Павлу Афанасьевичу, поздравить), это - для банковского вип-отдела. Угум-с. Это у нас бумажка для Ринатовича, это… вообще надо убрать... А вот и пропуск". После этих слов он вынимает пластиковую карточку из прозрачного вкладыша, зажимает ее между указательным и большими пальцами, сгребает левой рукой портфель и направляется к поручню, демонстративно выставляя руку с пропуском впереди себя. Потом старательно прижимает карточку к белесому экрану, прилаживая и чуть криво улыбаясь. "Воооот так-то, - комментирует он, увидев зеленую пропускающую стрелку. – Так-то!". Второе торжествующее "так-то" относилось к охранникам, которым, конечно, не была ведома радость владения всевозможными разрешительными бумажками.
И так каждый день.
На работе Матвея Андреича уважали. Все знали, что он – единственный, кто никогда не потеряет никакой бумаги, что у него есть все протоколы всех заседаний и совещаний (пусть и в копии), что все разрешительные и запрещающие документы у него собраны, рассортированы и аккуратно уложены в соответствующие папки. И это ничего, что иногда бумаги противоречили и опровергали друг друга – главное, что они были.
А вот любить Матвея Андреича не любили. Почему? Потому что на все неприятные или невыгодные ему вопросы, дела и поручения он мог найти нужный протокол, указ-приказ или постановление, подтверждающие невозможность его участия. Как говорил директор департамента, в котором работал Матвей Андреич, "сползал с прицела". Аргументированно, доказательно и бескомпромиссно. "В бумаге написано!".
Недоброжелатели пускали слух, что, дескать, и жену-то он себе по бумажкам выторговал. Что когда-то давно был ее папенька должен ему что-то, по приказной части. То ли расписку какую серьезную дал, то ли важный отчет для налоговой задним числом оформил. А Матвей Андреич поймал, уличил, но, прикинув выгоду для себя, предложил дело замять. В обмен же на замятие предложил себя в мужья к дочери уличенного, попутно рассчитывая на приданное в два дома, пару-тройку магазинов и долю в акционерном обществе по алмазным делам. Уличенный начал было давить авторитетом и запугивать соответствующими действиями, но Матвей Андреич вытащил на стол переговоров копии каких-то важных бумажек. Ознакомившись, отец согласился.
Дома Матвей Андреич, как говорила его супружница, всё протоколировал. Счета за газ-воду-свет – это, само-собой, тщательно выверялось и складывалось по папочкам. Чеки из магазинов, мастерских, ателье, парикмахерских и ресторанов сортировались и укладывались в ящики кабинетного секретера сообразно своему виду: магазинные – в один ящик, парикмахерские – в другие. Каждый год прищипывался специальным зажимом, а первого января Матвей Андреич вытаскивал упаковку новых зажимов – как традиция. Все финансовые расходы раз в неделю записывались в специальную тетрадочку (каждый листик которой был разделен на два столбика – название и сумма), а тетрадочки складывались на специальную полочку.
Еще у них были каталоги и собственноручно составленные справочники. Каталог домашней библиотеки – с названиями, именами, датами выпуска, тиражом и "где взял". Каталог домашней обстановки – с названием, состоянием, суммой страховки и названием страховщика. Каталог домашних заготовок – с названиями, датой заготовки и составом (естессно, на каждой банке – то же самое, приклеенной запиской). Справочник с днями рождения всех близких, родственников и друзей-недрузей (и сопутствующими списками уже подаренного и передаренного). Справочник с контактами важных и нужных людей (с указанием взаимосвязей с другими не менее важными и нужными людьми). Записная книжка-перечень всех значимых документов, которые хранятся в банках, хранятся в домашнем сейфе, находятся на ответственном хранении у папеньки жены и прочее.
Дни тоже были "разложены"-расписаны, по часам. В будни вставал в семь утра. Завтракал - яйцо, два бутерброда, два чая, пирог. Шел в контору. Вечерами после семи Матвей Андреич приходил домой, надевал тапочки, ужинал с женой и дочерьми – два салата, мясное-рыбное, пироги-пирожные. В восемь смотрел местные новости. В полдевятого раскрывал какую-нибудь книжку, прочитывал полстраницы и засыпал до полдесятого. Просыпался, проходил в ванную. В десять укладывался уже основательно – до семи утра. В пятничный вечер каждой недели у него был преферанс с упомянутыми важными людьми – карты, деньги, коньяк, сигары. В субботу – поездка по магазинам за продуктами, домашними мелочами и денежный выгул дочерей. В воскресенье – поездка к родителям, семейный обед, баня. Жизнь была налажена, упорядочена и регламентирована.
И так бы и продолжалось, если б однажды утром Матвей Андреич не потерял голову. Натурально. Проснулся, прошел в ванную, повернулся к зеркалу – а головы нет. Вот тапочки, пухлые ноги, халат, пояс, ворот и – пусто. Нету. Голова потерялась…
***
Возможно, продолжение следует.