"А между нами снег" начало
— Лилечка, а тебе не страшно?
— Страшно, конечно, я-то его не видела никогда, — ответила Лиля, но Кате показалось, что в её словах нет страха.
— А давай посмотрим? — предложила Катя и зашуршала своим платьем.
— Ты с ума сошла! Как мы посмотрим? У меня дверь шумная, да платье твоё шуршит как сено. Придумала тоже, надеть его в такой ответственный для меня момент.
Катя поджала губы.
— Ну и ладно, произнесла она, увидим ещё, насмотримся. Надеюсь, что он не будет тебя взаперти держать как мой брат свою жену. У Анисьи даже обмороки случаются от того, что на воздух не выходит.
— Да ты что, правда, обмороки?
— Да, каждый день. Правда маменька говорит, что это не от воздуха вовсе, а от беременности.
— Ух ты, — воскликнула Лилечка, — так ты скоро тётушкой станешь? Поздравляю.
— Спасибо, стану, куда же я денусь. Только вот брат мой не любит свою жену. Он к Авдотье бегает, все знают.
Лиля удивлённо взглянула на подругу и произнесла:
— Так она же старая, как он к ней бегает?
А про себя подумала: «Вот так дела, и отец мой к Авдотье бегает, и брат Катерины тоже. Интересно, знает ли об этом папенька?»
— Да ну её, эту Авдотью, ты лучше расскажи, ты себе вообще представляла, как вы наедине останетесь? — прошептала Катя и покраснела. — Я видела, как нянечка с поваром этим занимались.
Ну просто жуть, как страшно. Она так кричала, так кричала, что мне хотелось из чулана выбежать и огреть его чем-нибудь, чтобы он от нянечки отстал. Да побоялась. И вот теперь места себе не нахожу. Страшно мне, Лиля, очень страшно. А ведь отец тоже поговаривает, что мне пора замуж. Да вот маменька пока против.
Лиля заливисто засмеялась. Катя покраснела ещё больше.
— Не боюсь я ничего, — мечтательно произнесла Лиля, — маменька сказала, что ничего там страшного нет. Сказала, что лучше глаза закрыть и представить, что плывёшь на спине по реке, а волны тебя качают, качают.
— Ну… Не знаю, нянечку явно не на волнах качало. Она прямо в шторм какой-то попала. Я вот у своей маменьки спрашивала, так она глаза отводит и молчит. А нянечка сказала, как жениха мне приведут, так всё расскажет. Но я быстрее от тебя узнаю. Подруге-то поведаешь, что да как?
— Ой, — пропела Лилечка и потянулась на кровати, — не торопи события…
— А вдруг там старик какой? Страшный, как наш сторож. А может это и есть наш сторож? — глаза Кати наполнились ужасом.
— Ты в своём уме? — Лиля продолжала потягиваться на постели и плавно съезжала со скользкого шёлкового покрывала. — Чтобы мой отец, владелец самых лучших жеребцов, для своей любимой и единственной дочери выбрал в мужья сторожа страшилищу? Не поверю в это никогда.
Лиля мечтательно закатила глаза и продолжила:
— Мне кажется, он будет высокий, кареглазый, обязательно черноволосый со смуглой кожей. Губы у него будут слегка пухлые, и никаких усов. А руки у него должны быть сильные, чтобы он мог поднять меня и всё время на них носить. Вот проснулись утром, поднял меня на руки и за стол, а после завтрака обратно в постель.
— Так ты так ходить разучишься! — воскликнула Катя.
— Не разучусь, мы по саду вместе будем гулять. У него обязательно должен быть сад. С одной стороны чтобы были яблони, с другой стороны вишни…
В дверь кто-то постучался.
— Войдите, — громко произнесла Лиля.
В комнату вошла няня Лили Ярина. Она даже не вошла, а вплыла.
В молодости Ярину на улице подобрал отец Лили. Двенадцатилетняя девочка на большом сроке беременности стояла под дождём и просила милостыню.
Отец Лили в тот момент как раз искал кормилицу для сына, который недавно родился. Его первая жена умерла при родах, а сын ничьё молоко принимать не хотел. Сколько этих кормилец Иван Григорьевич приглашал! Со счета сбился. И решил, что вот эта точно подойдёт.
Он приехал домой и отправил за девочкой своего помощника.
Тот привёл насквозь вымокшую девочку.
— Ты чья будешь? — спросил Иван Григорьевич у девочки.
— Власовская я… Выгнала меня хозяйка, я от мужа её понесла. И жить мне негде, я у них с рождения жила.
— Когда рожать? — спросил Иван Григорьевич.
— Как Бог даст, — ответила девочка.
Иван Григорьевич подошёл к ней, резко снял с неё рубаху, сильно пальцами надавил на грудь. Из груди брызнуло молоко и потекло у него по рукам жёлтыми густыми каплями.
— Через неделю родишь, — пробормотал он и бросил ей в руки рубаху. — Одевайся. Будешь жить у меня. Как родишь, будешь моего сына кормить. Но только сначала мой поест, а потом своего подкладывать будешь. Мне мой сын дороже власовского.
У Ярины от боли, которую причинил ей Иван Григорьевич, не переставали капать слёзы из глаз. Она дрожащими руками натянула на себя рубаху.
В ту ночь и родила. Девочка прожила недолго. Поговаривали, что Иван Григорьевич приложил к этому свою руку.
Ярина тяжело переживала это, но нашла потом успокоение в сыне Ивана Григорьевича, Павле. Мальчик на её молоке рос не по дням, а по часам.
А Ярина в 14 лет стала сильно поправляться, и из маленькой щупленькой девочки превратилась в каравеллу. Она выглядела намного старше своего возраста. Когда у неё спрашивали, сколько ей лет, называла всегда цифру на 20 лет большую. Такой она себя и ощущала.
Продолжение тут
Повесть "Зоя" о сильной любви, которая пережила и ссылку, и войну тут