***

Ты смеешься до боли, до ласковой боли скул,
Пока он, кончив речь, молча пробует твой жюльен,
Позабыв, что под ним твой единственный шаткий стул,
Он сидит в нем, как сын постаревшего Ришелье,

И мизинец от кружки игриво повернут вспять,
Но ведет себя так, будто ранний незванный гость.
Эта связь для тебя - не житейский, увы, пустяк,
Ты без устали говоришь: - Ну, пожалуйста, милый, брось!

В твоем голосе вовсе нет таитянских смазливых нот,
Оседающих тонной мух в каждом щедреньком богаче,
Не смущает тебя и факт, что давно безнадежно мертв
Человек, что набит навсегда на его плече.

Пережив, как солдат, ожиданий тревожный год,
Он обнял тебя так щедрой хваткой своей руки,
Что рассыпалось волшебство черной зависти пьяных морд,
И на красный скрипучий пол вмиг посыпались лепестки.