Эмиссар бразильского телеконцерна Globo, ответственный за успех тамошних телесериалов по всему миру, начиная с "Рабыни Изауры" в конце 1970-х годов, поделился в недавно вышедших мемуарах подробностями того, как и почему Гостелерадио СССР все-таки решилось на покупку первой в истории Советского Союза "мыльной оперы"
Жозе Роберто Филипелли, занимавшийся продажами телесериалов и других программ производства бразильской телекомпании Globo, рассказывает о первых контактах с представителями Гостелерадио и раскрывает истинные причины появления сериала «Рабыня Изаура» на советском ТВ в своих мемуарах под названием «Лучшее в мире телевидение», изданных в феврале 2021 года
Помимо рассказов о рабочих моментах, Филипелли делится с читателями своими воспоминаниями о мире, которого больше нет — время его активной деятельности пришлось на 1970е — 1980е годы. Первая глава книги посвящена СССР — эмиссар бразильского телевидения впервые очутился в Москве времен гласности и перестройки в 1988 году, застав эпоху, когда войти в ресторан можно было только за взятку в виде пачки американских сигарет, а в гостиницах для иностранцев со скучающим видом дежурили «барышни из КГБ»
В 1988 году я совершил первую из трех своих поездок в Москву, тогдашнюю столицу Советского Союза. В старые добрые — или плохие, тут уж как смотреть — времена существования социалистического блока — телекомпания Globo продавала множество своих программ в страны Восточной Европы, благо, конкуренция была небольшой. Правительство США ввело эмбарго на экспорт своей телепродукции в страны социалистического блока, что давало нам прекрасную возможность исследовать эту огромную территорию, население которой жаждало качественных художественных фильмов и телешоу.
Коммунистические страны обычно немного платили за права на показ, но в то время это не имело большого значения: сам факт того, что программы производства Globo закупают Советский Союз и такие страны, как Венгрия и Польша, являлся показателем престижа на мировой арене.
Кроме того, руководители государственных телерадиовещательных компаний в этих странах были чрезвычайно вежливыми, культурными и приветливыми людьми, и работать с ними всегда было очень приятно. К счастью для нас, они даже немного брезговали американской телевизионной продукцией.
В тот самый первый раз, когда я приехал туда, я уже добрых десять лет проработал в Globo в качестве главы офиса продаж во всех европейских странах, кроме Португалии, а также в Азии, Африке и Океании — восемь лет я отработал в Риме, а затем переехал в Лондон, где провел еще 15 лет, не изменяя Globo.
В Москву я приехал по приглашению Гостелерадио — государственной организации, которая монополизировала теле- и радиовещание в СССР — чтобы принять участие в «Телефоруме», ярмарке телевизионных программ стран социалистического блока, проходившей раз в год для обмена и покупки контента. Ярмарка ничем не отличалась от таких же, более известных мероприятий, проходивших в Каннах и США, за исключением того, что приглашали на нее преимущественно производителей телевизионных программ из социалистических стран, и была она гораздо менее гламурной и не столь претенциозной.
На других телевизионных ярмарках, в которых мне доводилось участвовать, представители советского телевидения редко принимали наши приглашения посетить стенд Globo. Единственным исключением стал директор Гостелерадио по международным связям. Звали его Евгением, фамилия его куда-то подевалась из моей порядком потрепанной памяти. Он не обладал правом голоса при принятии решения о покупке той или иной программы для советского ТВ, но он всегда участвовал в мероприятиях, на которых можно было встретить западных правительственных чиновников.
Иногда мы пересекались друг с другом на официальных приемах, однажды участвовали в одном семинаре, и у нас начали складываться хорошие отношения. В итоге именно он пригласил меня на «Телефорум». Так я оказался в Москве. В той поездке я ничего не продал, да и не надеялся на то, что нам удастся что-либо продать Советам в ближайшее время. Однако завоевание советского рынка стало для меня своего рода персональной целью, и в любом случае, я смог немного познакомиться с этим рынком и возможностями, которые он представляет для Globo.
Кроме того, я укрепил свои отношения с главами телерадиовещательных компаний из многих социалистических стран, которые уже стали нашими клиентами, и встретил дистрибьюторов из Западной Европы, которые приезжали на Teleforum, чтобы приобрести программы, произведенные в Советском Союзе. В частности, в течение четырех дней «Телефорума» я задружился с Яношем Хорватом, директором венгерского государственного телевидения; мы уже знали друг друга по другим мероприятиям, и он познакомил меня с несколькими полезными людьми.
Там же я познакомился с Дитером Кюнелем, который стал моим большим немецким другом. Дитер жил в Мюнхене и работал в Beta Films, крупнейшем (почти монопольном) дистрибьюторе на телевизионном рынке ФРГ. Помимо всего прочего, он был другом основателя и владельца Beta Films. Дитер постоянно охотился за новинками, которые могли бы заинтересовать клиентов Beta, и ежегодно покупал три-четыре советских телефильма для показа на немецких телеканалах. Преподаватель истории искусств и преданный исследователь православного религиозного искусства, он был католиком, либерал-демократом, большим специалистом по классической музыке и балету и сопродюсером нескольких художественных и документальных фильмов, снятых совместно с советскими телевизионщиками из России, Украины и Грузии.
Он познакомил меня с несколькими профессионалами, которые в будущем помогли мне в развитии бизнеса. После окончания работы «Телефорума», по вечерам мы с Дитером выходили поужинать в самые эксклюзивные и всегда полные народу московские рестораны. Для того, чтобы нас пропустили, Дитер давал швейцару пачку американских сигарет. Еще одна пачка доставалась метрдотелю в обмен на хороший столик. Еще несколько пачек все тех же сигарет уходили на то, чтобы официант принес нам «распроданное» блюдо из меню или приличное игристое вино из Грузии.
Однажды вечером после ужина он отвел меня в отель современной архитектуры, который, если не ошибаюсь, назывался «Националь», чтобы познакомить меня со своими друзьями-диссидентами. Честно говоря, у меня внутри все холодело, пока я пил водку, закусывая ее невообразимым количеством черной икры — контрабандной или добытой из государственных спецзаказников — в компании с диссидентами, то есть с «врагами советского народа». Хуже всего то, что происходило это в столице мирового социализма.
Но я держался. Мой друг посоветовал мне не пить слишком много и не отвечать на улыбки незнакомых женщин, а также не демонстрировать деньги в карманах. Впрочем, я никогда не чувствовал в себе призвания становиться Джеймсом Бондом.
В этой поездке, как и во время других моих визитов в Москву, я всегда останавливался в «России» — гигантском отеле на 3000 номеров, который находился недалеко от Красной площади и был устроен совсем не так, как отели в капиталистических странах. Он больше походил на административное здание. Поначалу я боялся, что могу заблудиться прямо у входа в огромную гостиницу — входов было четыре, по одному с каждой из сторон гигантского здания, и я никогда не мог понять, куда мне нужно идти, так как все надписи были на русском.
Внутри гостиницы меня заинтриговало постоянное присутствие на каждом этаже женщин крепкого телосложения, которые сидели за столиками рядом с лифтовыми холлами и явно ничем не занимались. Я никак не мог понять, в чем заключались их служебные обязанности.
Но в тот день, когда я собирался уезжать домой, одна из них заговорила со мной на не очень разборчивом английском. Женщина очень хорошо знала мое имя и строгим тоном напомнила, что перед отъездом мне нужно будет оплатить счет. Она и ее коллеги контролировали все, что происходило внутри отеля. Мы ласково называли их «барышнями из КГБ».
Завтрак в отеле тоже подавался по-особенному. Для того, чтобы войти в ресторан, нужно было отстоять длинную очередь. Стоя в очереди, я наблюдал, как блюда, которые мне хотелось отведать, просто исчезали со столов. И поделать было нечего — нужно было ждать своей очереди! Я не мог остановиться в другом отеле, потому что решение о моем размещении всегда принимали в Гостелерадио.
Год спустя я во второй раз приехал в Москву, снова для участия в «Телефоруме». На этот раз я взял с собой мою ассистентку Марию Инес Альварес — молодую, но уже опытную аргентинку, которая успела поработать в Вашингтоне и в ООН. Миссия, предстоявшая Марии Инес, по моему мнению, была абсолютно неблагодарной — она должна была изучить советские телепрограммы на предмет вещи совершенно невероятной — покупки Globo прав на их показ в Бразилии. Она всерьез пыталась найти что-то подходящее для сетки вещания Globo, но задача была не из легких, потому что, в отличие от советского кино, телевизионные программы производились на очень низком техническом уровне. Действие в них происходило слишком медленно, темы были не очень интересными, сценарии были написаны топорно, а освещение было небрежным. Несмотря на это, советский народ считал свое телевидение лучшим в мире.
В то время генеральным секретарем ЦК Коммунистической партии был Михаил Горбачев, руководивший Советским Союзом с 1985 по 1991 год. Это были времена перестройки и гласности, и страна стремилась модернизировать и расширить свои коммерческие и культурные отношения со странами Запада.
Как и все делегаты ярмарки, мы с Марией Инес были приглашены на торжественный прием, который проходил в огромном зале штаб-квартиры Гостелерадио. Я оставался неузнанным до тех пор, пока не услышал, как кто-то обращается ко мне с явным русским акцентом: «Филипелли! Друг мой дорогой…»
Это был Евгений, директор Гостелерадио по международным связям. Он, как всегда одетый в темно-синий костюм в тонкую полоску, направился ко мне с распростертыми объятиями прямо посреди огромного холла. Все взоры устремились на меня, и я зарделся как девушка. Смущенный, я двинулся в его сторону. Евгений крепко меня обнял, очень громко говоря на смеси русского с английским. Он был намного выше меня, и объятия его были такими крепкими, что я уткнулся носом в его правое плечо. В этот момент «делегация Globо» — то есть я с Марией Инес — из простых участников превратились в почетных гостей.
«Вы — наши почетные гости, мы оплачиваем все расходы на ваше пребывание в Москве», — объявил Евгений и сообщил нам отличную новость, которая упала на нас как бомба с приятным сюрпризом, разорвавшаяся прямо посреди зала. Он рассказал нам, что тогдашний президент Бразилии, Жозе Сарней — «ваш президент, которого я знаю в качестве поэта» — подтвердил, что приедет в Москву на переговоры с Горбачевым, и Гостелерадио хочет воспользоваться этой возможностью, чтобы разработать обширный план информационно-пропагандистской работы по «усилению» этой исторической встречи.
«Мы хотим купить “Рабыню Изауру” и еще несколько бразильских музыкальных программ, документальных и художественных фильмов», — заявил Евгений.
Отлично, они внезапно поняли, что им нужны бразильские программы, и я, конечно, был полностью в их распоряжении! Евгений провел нас в соседнюю комнату и познакомил с Владимиром Поповым, председателем Гостелерадио и заместителем министра культуры Советского Союза. Попов был красивым крупным мужчиной с улыбчивым детским лицом. Нам сразу же было сказано, и таким образом, к слову, выражались все руководители социалистических гостелерадиокомпаний, что «даже при том, что мы придерживаемся разных идеологий, народы наших двух стран стремятся к миру, независимости и процветанию, и поэтому мы должны преодолевать идеологические барьеры и объединяться для разработки совместных проектов».
Попов выражался витиевато, не упоминая «свободу», которая только зарождалась как в Бразилии, так и в СССР, и подтвердил, что они хотят устроить неделю Бразилии на советском ТВ в рамках поддержки визита Сарнея в Москву. Это звучало слишком хорошо для того, чтобы быть правдой.
С другой стороны, Попов предложил провести на Globo неделю советского ТВ. В итоге мы продавали советским товарищам примерно 50 часов в виде различных программ и телесериала «Рабыня Изаура», взамен приобретая семичасовой набор советских телепрограмм. Неплохо для начала.
Я сразу подумал о том, что скажет Бони [Жозе Бонифасиу де Оливейра Собринью, вице-президент группы Globo] — согласится ли он на показ столь низкокачественных программ на нашем телевидении? Еще я вспомнил, что накануне посол Бразилии в СССР Роналду Сарденберг пригласил нас с Марией Инес на торжественный ужин в посольстве. Во время ужина он заметил, что продать что-либо россиянам будет очень сложно. Я в ответ сказал, что «в один прекрасный момент мы что-нибудь им продадим — правда, не знаю, когда это случится». И уже на следующий день мы осуществили продажу!
Вскоре я сообщил эту новость послу Сарденбергу, который был вне себя от радости. Дипломатам нравилось, когда программы Globo продавались на подведомственной им территории, потому что успех бразильских сериалов в действительности придавал им определенный престиж и даже становился темой для обсуждения в ходе дипломатических встреч.
Однако я сомневался в успехе наших теленовелл в Советском Союзе. Там зарубежные телефильмы не дублировали и не сопровождали субтитрами — их «пересказывали», как в документальном кино [так у автора]. Сработает ли?
В итоге это сработало, да еще так хорошо, что стало только началом длительного партнерства, которое продолжилось даже после смены политического режима в 1991 году. После покупки «Рабыни Изауры», сначала Советский Союз, а затем и Россия, стали лояльными потребителями нашей продукции, покупая по две-три теленовеллы в год — по крайней мере до 1999 года, когда я ушел из Globo. Среди приобретенных ими теленовелл, в том числе, были «Женщины из песка» [в российском варианте — «Секрет тропиканки»] и «Новая жертва», успех которых был настолько громким, что они повлияли даже на ход президентских выборов, о чем я расскажу чуть позже.
Как это обычно происходит во время таких конгрессов, организаторы советского «Телефорума» устраивали для участников ярмарки поездки по московским достопримечательностям, и благодаря этому мы побывали в садах, находящихся на территории Кремля, в здании тогдашнего советского, а теперь российского правительства, и на Красной площади, где находится мавзолей Ленина.
Это огромная площадь, окруженная фантастическими образцами классической русской архитектуры, включая здание ГУМа, большого универмага — единственного на тот момент в Москве. ГУМ все еще существует; здание было с блеском отреставрировано и теперь представляет собой роскошный торговый центр.
Но в 1980-е годы ГУМ не имел ничего общего с западными универмагами, больше напоминая восточный базар. Приведу пример: в отделе по продаже обуви за прилавком стояли двое продавцов, и наличествовали две огромные очереди — в одной из них стояли за мужской обувью, в другой — за женской. Люди отстаивали очередь, платили и получали пару обуви — не имея возможности выбрать модель, размер, цвет — ничего из этого!
Затем они с купленной обувью шли в другой конец коридора, где находился «черный рынок», на котором покупатели обменивали свою добычу на нужные им модели или размеры. У меня от такого зрелища отвалилась челюсть, а вот Мария Инес, непоколебимая поклонница всего советского, нашла «трогательной» столь «непорочную простоту» процесса советской торговли.
Еще нас отвезли на выставку, где можно было увидеть все, что производили социалистические республики — от настоящей космической ракеты, с помощью которой на орбиту был доставлен один из спутников, до типичной грузинской животноводческой фермы, устроенной в павильоне советской Грузии. Еще мы посетили московский цирк, где нам, делегатам «Телефорума», выделили почетные места в первых рядах.
Изюминкой поездки стала местная кулинария, в особенности обед, который для нас организовал Назин, тогдашний глава Гостелерадио, курировавший отношения с Латинской Америкой. Его фамилия также не сохранилась в моей памяти. Он пригласил «бразильскую делегацию» отобедать в ресторане «Баку», названном в честь столицы его родины, Азербайджана.
Мы приехали в «Баку» в час дня. Ресторан был большой и красивый, однако по необъяснимым причинам никто из персонала не спешил нас обслужить. А мы были ужасно голодные! Как такое могло произойти? Наш сопровождающий объяснил, что правительство Горбачева, решившее ограничить чрезмерное употребление алкоголя в СССР, издало указ, запрещающий продажу спиртного до 2 часов дня. Какое решение нашли русские? Они стали приходить в рестораны пораньше, чтобы гарантировать себе посадочные места, однако обед начинали только после 2 часов дня, чтобы невозбранно пить водку во время трапезы.
Обед был восхитительным. Сначала нам подали легкий и прозрачный бульон с фрикаделькой из мяса размером с почти теннисный мяч — вероятно, это была баранина, вкус был невероятно концентрированный и превосходный. Мы все сделали по правилам: сначала выпили бульон, затем съели мясо. И водкой запили! Водка стояла на каждом столе.
Во второй раз я прилетел в Москву летним воскресным утром, и Назин встречал меня в зале ожидания аэропорта.
«Вы работаете по воскресеньям, Назин?» — удивился я, однако он широко улыбнулся, обнял меня и объяснил: «Если бы я работал, на мне был бы галстук. Я приехал встретить своего бразильского друга и потренировать свой португальский». Впрочем, тренироваться ему было незачем — о том, что передо мной не бразилец, говорило только то, что он не пользовался сленгом, не похлопывал меня по спине и не говорил на повышенных тонах.
Я удивился, увидев голубое небо и солнце, освещавшее полные листвы деревья, стоявшие у дороги, по которой мы въезжали в город. В прошлый раз я увидел скелетоподобные деревья с облетевшей листвой и серое небо над головой.
По мере приближения к городу нам стали встречаться футбольные поля с оживленными людьми, которые бегали за мячом и кричали. Еще мы увидели ослепительно белокожих людей в купальных костюмах, которые запрыгивали в огромный бассейн. Все они были в синих шапочках, которыми пользуются профессиональные пловцы.
Затем слева появился огромный парк развлечений со всеми аттракционами, которые обычно имеются в таких парках: колесо обозрения, машинки, русские горки, тир и … подождите-ка, русские горки?!
«Назин, а как называется этот аттракцион, самый большой, с вагончиками, которые катаются туда-сюда на полной скорости?»
«Эта здоровенная штука? Дай подумать… Ах, это же американские горки!»
Да, интуиция меня не подвела. Назина позабавило, что в Бразилии этот аттракцион называют русскими горками. Мы возбужденно попытались понять причины этого лингвистического парадокса, но так и не пришли ни к какому выводу. Мы говорили о холодной войне, о враждебности, которая существует в отношениях между советской Россией и американцами… Но все это не имело смысла, и мы сменили тему.
Мы уже стали въезжать в Москву, и Назин хотел показать мне, что нового построили в городе. Это была уже моя третья поездка в Москву, на этот раз я приехал с моей женой Эунисе и с Марио Лусио Васом, тогдашним производственным директором Globo, который должен был отобрать программы для недели советского ТВ, решение о проведении которой было принято на «Телефоруме».
Марио Лусио встретился с нами в Лондоне, и мы вместе поехали в Москву. Он всегда одевался в белую одежду с головы до пят, и не говорил ни на одном языке, кроме португальского. Мы везде ходили вместе, и, как и прежде, остановились во все той же огромной гостинице «Россия».
Помня о проблемах с очередями на завтрак, я решил, что мы лучше будем покупать еду накануне, в киоске, находившемся рядом с гостиницей. С собой из Лондона я привез небольшой электрический чайник, чтобы кипятить воду для кофе. Это было очень удобно: мы готовили завтрак в номере, потом приглашали Марио Лусио, который каждый раз являлся к нам весь в белом, чем-то смахивающий на пакистанца, пока однажды чайник не сгорел, и нам вновь пришлось стоять в очереди за едой для завтрака.
Марио Лусио помогал Юрий, сотрудник Гостелерадио, в совершенстве говоривший на португальском, и помогавший ему во всех его просьбах. Пока они с Юрием отсматривали советские телепрограммы, мы с Эунисе шли гулять. Я отвел ее в ГУМ.
В то время наша младшая дочь Марина собирала школьные пеналы, и мы нашли в ГУМе секцию с красивыми деревянными ящичками наподобие пеналов. Пока мы стояли в очереди, чтобы оплатить покупку, к нам бесцеремонно подошел другой покупатель, собиравшийся влезть впереди нас и купить ящичек без очереди. Это разъярило Эунисе, которая агрессивно оттолкнула наглеца, заявив, что он никуда не пролезет. В общем, нам удалось за себя постоять.
Вместе с Эунисе и Марио Лусио мы поехали в Санкт-Петербург, красивый русский город, который в то время назывался Ленинградом в честь Ленина, коммунистического политика, теоретика и революционера, который возглавлял советское правительство с 1917 по 1924 год.
Я совершил ошибку, не воспользовавшись услугами турагентства. Уже позже я понял, что в Советском Союзе приоритет отдавали большим группам посетителей, а не самостоятельным путешественникам. Пока мы стояли в очереди, приехала группа туристов в составе 50 человек, и вскоре они нас обошли. На самом деле, все правильно: интересы коллектива должны быть превыше интересов отдельного человека. Я тоже так думаю, но в то время я еще не привык к этой концепции.
По этой причине в Москве мы не попали в мавзолей, очередь в который практически не двигалась, а в Санкт-Петербурге не смогли посетить Эрмитаж — великолепный музей, в котором хранится одна из самых обширных и лучших в мире коллекций художников-импрессионистов.
Нам удалось попасть только внутрь церквей. Но мы просто погуляли по потрясающе красивому городу. Наша гостиница находилась не в центре, и везде мы ездили на метро. Не понимая надписей, мы по пальцам пересчитывали количество станций, которые нужно было проехать, не заблудившись при этом.
Мы расстались в аэропорту Санкт-Петербурга — Марио Лусио улетел в Хельсинки, а мы — в Лондон. Это была моя последняя поездка туда, но наши теленовеллы так понравились советским зрителям, что, как я уже упоминал, коммерческие отношения с Globo сохранились даже после того, как Советский Союз прекратил свое существование в 1991 году, а входящие в его состав республики, такие как Украина, Россия, Грузия и все остальные, стали независимыми государствами.