Забытые. День первый (автор - Alt Kleio)
Заря высветила на горизонте низкое зеленоватое облачко. Сказочно прекрасная земля, изумрудно-зеленная страна грез в легкой призрачной дымке, словно японская акварель.
К полудню моя лодка подошла к самой кромке коралловых рифов, роскошным ожерельем окружавшим остров. Пришлось долго курсировать вдоль них, проклиная на все лады эти бестолковые камни и покрывающих его морских обитателей (так обожаемых туристами и защитниками природы), чтобы найти удобное место для высадки на берегу. На мое счастье, пока я плутал, то случайно нашёл на этих коварных коралловых скалах большую колонию двустворчатых моллюсков, которые оказались съедобными. Их сырой студень составил мой обед и пополнил скудеющий запас продуктов. И мне повезло вовремя закончить до того, как черные треугольники акульих плавников стали маячить со всех сторон. На западной стороне их было столько, что я поспешил отойти. Лишь с началом прилива я смог, наконец, увидеть проход между двумя каменными гребнями на юго-востоке. Через него я проскочил ядовито-голубую поверхность лагуны и выбрался вместе с моей лодкой на землю, ощутив затекшими гудящими ногами ее тяжелое притяжение. Двенадцать дней я не ступал по этой тверди. Пять дней прошло, как мне удалось скрыться от людей – и закрытость острова рифовыми косами с моря давала робкую надежду, что людей тут и не окажется.
Может из-за моей усталости и пережитой тревоги, несмотря на свою живописность, остров показался довольно неприветливым. В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что кроме плеска волн и сердитых окриков чаек над берегом не слышно вообще никаких звуков. После гула пушек и рокота взрывов, лязга металла и шипенья снарядов, топота ног и криков людей природная тишина кажется чужеродной. Здесь же не слышно ни гомона птичьих голосов, ни переливов шумов от ветра. Лес темной громадой стоит шагах в трехстах против берега и хмуро смотрит на меня, точно раздраженно озлобившись на дерзкого пришельца, посмевшего нарушить его покой. В штиль эта молчаливая темная масса внушала почти осязаемую жуть. Нигде так не чувствуется таинственная сила природы, как на берегах Пасифики. И нигде не чувствуешь себя таким маленьким и одиноким, как в этом океанском царстве. Однако, я жив и искренне радовался своему спасению. Подняв измозоленные руки, всё ещё болевшие в запястьях и правом бицепсе, я воскликнул, не узнавая свой охрипший голос:
- Хвала Богу, Вселенной, этой Земле и всем обитателям её, что встретили меня на пути! Да позволит добрые берега Пасифиды и их почтенные жители отдохнуть путнику у порога их райского сада.
Звучало, конечно, глупо. Сомнительно, чтобы лес и остров понимали мой отвратный тонганский язык. А люди сюда почти не могут причалить. Интуиция, почему-то голосом моего деда, мне настойчиво твердила, что стоит проявить хоть какую-то вежливость. Старик часто мне говорил, что людям нужно оставаться милостивыми и уметь уважать друг друга и окружающий их мир, особенно путешественникам, которые ступают в гости в чужих краях. Конечно, старик мог много придумывать, чтобы меня как-то занять и чем-то увлечь, когда родители сбагривали к нему на каникулы. Только сейчас я был готов поверить даже причудам этого бродяги-натурофила. Молчание леса я расценил как знак согласия, другое значение в ту минуту мне и не хотелось искать.
Ровно установив лодку на песке так, чтобы ее не унесло приливом, но и не слишком тяжело было бы сталкивать в воду, я стал выгружаться. Весь мой скарб, не считая некоторого снаряжения и оборудования в лодке, моей одежды и нескольких брелоков, состоял из грубоватого планшета-коробка с листами бумаги и тремя карандашами, пары сетей, пончо, объемистый бидона для пресной воды с винтовой крышкой, дождевика и походной двухпинтовой фляги. В просмоленном продуктовом мешке осталось немного сухарей и галет, похудевшие кисеты с сушеными овощами и рисом, да три жестянки с пеммиканом. Этот запас был моим сокровищем, которое с таким трудом удалось сберечь от загребущих лап сукиного сына Хаббарда и бесчувственного моря. Потому я разделил все запасы на несколько частей, оставив половину в мешке лодке, четвертую часть в мешковине под сухими листьями у подножья раскидистого сандала, а остальное сунул в свой подсумок. Осторожность лишней не бывает. Обращение полоумного капитана Кёртиса и мистера Бойла заставило меня откладывать запасы и просчитывать мои шаги наперед. Я свыкся делать это постоянно…. Однако здесь, на острове, людская злоба и голод не угрожали. Во всяком случае – пока нет. Лес и лагуна всегда дадут возможность прокормиться тому, кто усерден. И тому, кто не боится. Осталось разобраться с пресной водой.
Я не очень верю книгам, в которых потерпевших крушение быстро находили ручей или родник. Конечно, разумнее всего было бы выкопать колодец или, на первых порах, воронку для конденсирования воды, пока не пойдет дождь. Да только голыми руками этого сделать непросто. Детали от короба и разводные ключи из лодки не годились. С собой у меня не было ни иного инструмента, ни иного оружия, кроме моего складного туристического ножа. Милая игрушка, чьи железные крючки и полоски обычно совершенно бестолковы, а маленький компас на рукоятке просто отвратителен. Большое лезвие не длиннее мизинца, но даже с таким компаньоном в моей руке в меня вселялась уверенность. Поправив на запястье шнурок, который предварительно пропустил через подвесное кольцо на рукоятке ножа, я подошел к кучерявым столбикам банановых пальм. За ними постепенно сгущалась тень, растения переплетались друг с другом, точно цепляющиеся друг за друга утопающие. Могучие стволы деревьев неизвестных мне пород стояли суровыми стражами, оберегающими тишину леса. Лишь блеклые дымчатые лучи иногда прорезали это царство зеленого безмолвия, находя себе путь в густой многоярусной листве. То там, то здесь свисали до самой земли причудливые лианы, увешенные диковинными цветами.
Мне нужно было войти вглубь леса, чтобы отыскать хоть какой-то источник пресной воды, а по возможности – пару хороших палок, которыми можно мотыжить. Стараясь не думать о жажде, коль скоро в моей фляге воды оставалась еще около пинты, я собрал несколько палок и обмотал их концы рваньём. Некогда оно служило мне носками. На мое счастье, их пропитала не только морская вода, но и заляпал деготь, которым обильно пропитывали доски и переборки погибшей «Энрики». Взяв сухую банановую листву за трут, я смог зажечь огонь и обзавёлся вторым спутником. Желто-молочный сгущенный свет с оранжевыми жилками воодушевлял.
- Раз я смог выпутаться и добраться сюда, я смогу дойти дальше, - тихим, но бодрым голосом сказал я сам себе, расправил плечи и устремился вперед по кромке леса.
Идти было трудно. Толстый шелестящий ковер листвы и выступающих корней не давал и шагу ступить ровно – бессчетно я спотыкался, и дважды чуть не сломал мои бедные ноги, все ещё болевшие от кандалов и долгого сидения в лодке. Каждый раз, когда я пытался углубиться в чащу, кустарники и травы вставали перед грудью, лезли в лицо, лупили прутьями-розгами и царапали, словно пытались выколоть мне глаза. Здесь приходилось работать локтями и ножом почти на ощупь, чтобы расчистить хотя бы шаг пространства впереди. С другой стороны, если пойдет дождь, тут можно будет за несколько минут наполнить бидон и флягу – с листьев в них польется как из-под крана. Пока дождь ещё где-то бродит, нужно действовать.
За час я вымотался больше, чем за все пять дней перехода в штормовом море. Мышцы болели, с меня градом катился пот. Лес же поражал своей густотой. Даже странно, что это богатство древесины здесь, на островах Тихого океана, где она ценна сама по себе как строительный материал, никого до сих пор не привлекло. С опаской я водил своим светочем над землей, памятуя о змеях. Добравшись до верхушки холма, я сделал небольшой привал, скупо смочив губы и рот водой. Без хорошего ножа мачете тут не пройдешь. С досадой я осмотрелся, рассчитывая собрать немного валежника, и только сейчас увидел в просветах между деревьями нечто темное, выделявшееся на фоне ослепительно-яркой зелени. Он – силуэт - походил на скалу, но уж очень правильной формы. Привстав и выйдя к просвету, я различил очертания старого домишки, частично разрушенного. Крыша его просела, древесина совсем почернела и заросла мхом и травой. Под углом строение напоминало обычный мшелый камень. Я мог бы бродить вокруг него весь день, но не понял бы, что это.
- Странно... Дом из камня в таком месте.
Я ухватился за мысль, что это могла быть часовня или, что менее вероятно, но возможно – пакгауз, сооруженный когда-то португальцами или голландцами. Я с трудом продрался через кусты к каменной коробке и осторожно шагнул в проем. Внутри все было завалено опавшей листвой, ссохшимся водорослями, слоем песка и раковинами. Очевидно, что сюда, несмотря на удаленности от берега, их приносило штормами – какова же сила у этих бурь! На полу через труху досок проросли сорняки. Пробираться по сетке балок и перекладин, уходящих в землю, было ещё трудней, тем более балансируя с палкой факела в руке. И все же я нашёл комнату, пострадавшую менее других. Там уцелел очаг и оставалась пара древесных стволов, которые можно было положить на камни как скамью и переходное покрытие на пол. Убедившись, что дымоход не обвалился, я обнаружил, что труба его наклонена под острым углом, чтобы дым не поднимался вверх, а рассеивался в листве. Я сгреб немного плавника и собрал его в очаге, чтобы разжечь огонь.
Тогда-то я и услышал выстрел.
Хлесткий громкий хлопок ружейного выстрела, который не сразу понятен. Сердце от этого звука у меня замерло и ноги похолодели, как если бы попали в меня самого. Никакие истории о призраках, плотных и проницаемых, о странных явлениях на опустевших островах не так страшны, как люди, которые пристают к этим берегам. Вопросы заметались тараканами на вспыхнувшем свету. Кто они? Зачем сюда явились? Могли ли следовать за мной? Нужна им моя лодка? Нужен им я сам…. Кого они жаждут принести в жертву уродливому богу закона за желание жить, обзываемое дезертирством…. Или же это просто охотники, моряки ищут пресную воду... Может это кит резко пускает фонтан или падает после подъема с глубины, может, это бьются лбами дикие бараны. Может…. Может…. Напряженные нервы кололи иглами в кончиках пальцев и за грудиной. С минуту я не двигался. Прошибленный холодным потом, я прислушивался и напряженно всматривался в заросли, подступавшие к дому. Ничего не колыхалось и не хрустело. Нет, звук слишком далеко. До боли в костяшках стиснул свой нож и древко и стал подступать к выходу вдоль стены. Это было трудно – остатки пола узки, как канат над пропастью, набитой мусором. Балансируя, я прокрался к дверям и выглянул наружу.
На западной стороне моря белел парус. Заурядная шхуна под топселями, дрейфует у коралловых скал. Между ней и выступом помелькает сероватая тень шлюпки, плывущая к западному берегу. Они с другой стороны острова, где есть небольшая бухта, кишащая акулами. На шхуне и шлюпке не могу меня видеть, скалы и прибрежные пальмы отгородили руины, как ряды рослых зевак закрывают собою обзор улицы от коротышек и детей. Почти ползком, держа древко факела зубами, я перебирался в зарослях к месту высадки. У самого пляжа, я все же откупорил флягу и залпом допил остатки воды.
Наверное, со стороны я был смешен в этот момент – испуганный, мечущийся как зверь человечек, взъерошенный и растрепанный, чья жизнь сошлась на оплетенной изъеденной солью кожей жестянке для воды с выжженным на боку вензелем CSA. Фортуна женщина, она не любит нытиков и маловеров. Ей нравится те, кто может ее развеселить и продолжает домогаться успеха, оставаясь уверенным оптимистом. Она легкомысленна, но иногда и милосердие стучится в ее сердце. Фортуна ли, Господь Бог, Всемогущий Случай или Духи Островов Великой Пасифики всё же изъявили милость ко мне, потому что у самой кромки леса перед моим лагерем я буквально врезался в желтовато-зеленные заросли голенастых стебельков с клонящимися к земле растопыренными листьями. Это оказался бамбук-водонос. Самый настоящий. Не заметил я его при первом обходе, потому как рос в низине за сандаловой купой и утром был ещё маленьким.
Больше выстрелов не последовало. До сумерек я возился, нацеживая полную флягу и половину бидона, грузил в лодку бананы, рассаживал бамбуковые ростки на клочках почвы у своего склада на берегу. С первым звездами я развел огонь в небольшом овраге, накрытым сверху выступом спутанных корней и травы, как роскошной шевелюрой. Укрытие неважное, даже не пещера, нора. Но с моря и из лесу не видно ни ее, ни света костерка. Поодаль я выскреб ямку и застелил ее своим дождевиком, проложенным камнями, так чтобы вода собиралась на его поверхности.
Жажда на время отступила, но тревога не оставляла меня. Сидя на песке под россыпью звезд, я мучительно думал, что за люди высадились на той стороне острова. Если мои познания в навигации стоят чего-то, этот клочок земли находится в стороне от пути Серайны, голландской «Системы этапов», маршрутов британских и французских кораблей. Значит, они используют как случайную стоянку. Или смотрят, чем тут поживиться. Но откуда тогда взялся этот каменный дом? Может быть, испанцы или голландцы лет двести-триста назад установили тут форт или миссию, а потом, устроив очередную войну, просто о нем забыли. Его обитатели остались тут одни. Они искали выход, может быть, мастерили плоты и плыли навстречу Филиппинам или Новой Гвинее. Могли им помешать ураганы – ещё как могли. И в наше время полинезийцы кочуют по островам после больших тайфунов, надеясь найти приют. А люди на этом острове? Те, из них, что остались, ждать помощи, постепенно вымерли от голода и эпидемий, которые цепляются к ослабленным телам. Те, чьи души источило отчаяние и страх, могли искать короткий выход в море, если не ещё хуже…. Их прах дал деревьям и кораллам силы расти.
Меня зазнобило от этих мыслей, я улегся у тлеющих углей и постарался заснуть....
To be continued