В замешательстве она остановилась посреди холла, вглядываясь в силуэты на мягких зеленых коврах. Некоторые из них были ей незнакомы. Вот это — Шон! Очевидно, он открыл парадную дверь, чтобы встретить ее, так как она не видела его с того момента, как этот человек вошел в дом. Однако как странно… Шон вошел в вестибюль последним, перед ним шел лакей и нес его саквояж.
Она нахмурилась. Теперь Шон не казался знакомым. Может быть, потому, что он в темном пальто с поднятым воротником, без перчаток и без шляпы? Или потому, потому что она заметила, что его нога слегка согнута?
«О Боже! — подумала Трикси. — Похоже, что Шон ранен и идет на поправку».
Когда лакей открыл парадные двери и выпустил их, на Триксию внезапно обрушилась страшная жара. А когда они подошли к экипажу, дорога, которой они ехали, показалась ей бесконечной. Но каким бы длинным ни был ее путь, он был наконец закончен.
«Наконец-то я дома», — думала Триксия, прижавшись к теплому боку белого мула.
Окна в доме распахнуты настежь, так что в комнату влетал теплый воздух. На столике с белой скатертью стояли бутылка шампанского и четыре стакана, а между открытой дверью и стойкой бара покачивался пустой бокал.
Шон кивнул лакею, и тот удалился.
— Я думал, что никогда не приеду сюда, — сказал Шон. — Все оказалось не так, как я ожидал.
Она хотела было что-то сказать, но не успела. К ним подошел слуга.
— Мадам, сэр.
Шон оглянулся на Трикс:
— Что-нибудь случилось?
— Нет… ничего…
Слуга отошел, а Шон повернулся к Трикс. Его лицо посерьезнело.
Она сразу поняла — случилось что-нибудь неприятное.
Он открыл дверь экипажа.
Сначала Триксии показалось, что комната пуста. Она быстро оглядела ее.
Но вдруг за спиной раздался низкий мужской голос.
Боже, какая досада! Ее родители, очевидно, знают, что она только что приехала в Англию. Это означало, что им придется приехать в Лондон, когда они будут здесь.
Ей стало очень одиноко и страшно.