Сначала укажем книгу, в которой представлена повесть Н. С. Лескова (как предмет педагогического прочтения).
Зайцев Г. К., Зайцев А. Г. Человек в миниатюре, которая всё увеличивается: воспитание и судьба. – Санкт-Петербург: Лань: Планета музыки, 2021. – 608 с. 16+
Авторами (докторами наук) осуществлено педагогическое прочтение художественно-биографических произведений Л. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность»; Н. Лескова «Детские годы»; Ф. Искандера «Школьный вальс, или Энергия стыда»; Ю. Тынянова «Пушкин»; а также дневника Анны Достоевской и показана зависимость судьбы человека от его воспитания.
По мнению авторов, на примере судьбы даже одного человека, узнав, почему она сложилась так, а не иначе, креативный читатель сможет понять психолого-педагогические закономерности человеческого бытия, а значит, применить их для анализа собственной жизни и жизни близких людей.
Воспитание человека в детстве, отрочестве и юности делает его характер консервативным, то есть практически не подверженным изменениям в будущем и поэтому судьбоносным (цит. из Послесловия книги).
Далее предложим начальную часть педагогического прочтения повести Н. С. Лескова «Детские годы».
Н. С. Лесков в повести выступает от имени некоего Меркула Праотцева – послушника монастыря, который вознамерился написать о своем детстве.
Почему же Меркул Праотцев решил написать о своем детстве? Оказывается, вовсе не потому, что «находил свою жизнь особенно интересною и назидательною». Его история, как он пишет, «по частям встречается во множестве современных романов». Но он попытался ее рассказать не так, как рассказывают в искусственных по форме романах «с закругленной фабулой и сосредоточением всего около главного героя», а иначе, что, как ему кажется, и «может составить интерес, и даже новость, и даже назидание».
Как же автор задумал написать свою повесть?
По его мнению, в жизни все не так, как в романах. Он пишет: «Жизнь человека идет как развивающаяся со скалки хартия, и я ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках». Образность (точнее, завуалированность) данной мысли очевидна («скалку» можно ассоциировать с угнетением человека, «хартию» и «ленту», соответственно, с содержанием и направлением его жизни). Завуалированность мысли автора объяснима. Достаточно вспомнить, что он жил в середине 19-го века – эпоху невыносимого николаевского гнета, подавления свободы мысли. И все же, несмотря на жесткую цензуру и возможные репрессии, автор решил честно написать свои воспоминания. Отсутствие страха он связывает с тем, что уже находится на пороге смерти, поэтому «теперь стоит выше всех предрассудков или предвзятых задач всяких партий и направлений и ни с кем не хочет заигрывать». Таким образом, для автора приоритет правды (как важного социально-педагогического фактора.) становится выше самой жизни, построенной в основном на лжи и хитрости.
Однако вернемся к завуалированной мысли автора, которую он выбрал в качестве основополагающей концепции своего повествования. А значит, в ней должны найти отражение все описываемые им события реальной жизни. Разумеется, перед нами встает проблема интерпретации завуалированной мысли автора. Это важно сделать, во-первых, чтобы осознать авторскую мысль, а во-вторых, чтобы самим осуществить должный научный анализ событий из жизни главного персонажа повести (с учетом авторского замысла и собственного представления о сущности воспитания).
Угнетение человека в детстве отрицательно сказывается на его личности, поэтому, став взрослым, он идет по ложному жизненному пути, который заводит его в нравственный тупик, где утрачивается смысл жизни; и наоборот, воспитание ребенка (а затем подростка и юноши), основанное на удовлетворении его базовых потребностей, среди которых главной (или генеральной) является потребность в свободе, обусловливает позитивное развитие личности человека и выбор им единственно правильного для себя жизненного пути – так выглядит наша интерпретация основополагающей мысли автора.
В качестве подтверждения правильности нашей интерпретации приведем последующие размышления автора о том, что «ребенок есть тот же человек в миниатюре, которая все увеличивается». Эту свою мысль автор подкрепляет сначала умозаключением из французской бытовой философии («Дитя – это отец будущего человека»), а затем и русской поговоркой: «каков в колыбельку, таков и в могилку». Отсюда и стремление автора, показать свою «детскую колыбель», чтобы читатель понял, как и «почему он очутился в монастырской ограде»