Пастернак улыбнулся, и запил чаем четвертую ватрушку.
- Старый добрый столовский чай. На смертном одре буду любить этого засранца, сколько чая я не пил за всю свою жизнь, а, пожалуй, этот – самый вкусный из них… Никогда не понимал, как его делают.
- Всё дело в…
- Не надо, не хочу знать.
- Почему?
- Ну, некоторые вещи я бы хотел оставить в тайне от себя же... у тебя никогда не было вещей, являющихся для тебя каким-то неведомым чудом, настолько удивительным, что ты не хотел знать, как это работает, хотел бы верить, что на самом деле это чудо, волшебство… - мечтательно протянул Пастернак.
- Нет, и, пожалуй, очень глупо видеть это чудо в чае.
- Почему?
- Это же просто чай.
- Ну, если смотреть на все так, то все чудеса в мире, это просто чудеса, а все вещи в мире, это просто вещи. Однако мир вокруг создан вовсе не для такого скептического взгляда, путь к созданию каждого предмета вокруг тебя усеян пробами и ошибками, у каждой безделушки тебя окружающей есть своя история.
- Да, но…
- Взять к примеру этот чай, – не дал закончить Пастернак.
- Да что ж ты заладил-то… - выдохнул Фет.
- Сам посуди, на нас экономят, эти ватрушки единственная более ли менее вменяемая пища здесь, все остальное изготавливается при минимальном количестве затрат на человека. И при таких минимальных затратах, на таком дармовом сырье получается воистину шедевральный, удивительно вкусный чай… Парадоксальная история, не правда ли?
- Пастернак, это просто чай.
- Да ну тебя, скептик херов.
Наступила тишина, в которой слышен был лишь скрип кровати Гоголя.
- Фет.
- А?
- Может по спирту?
- Мне он вообще-то для дела нужен. Порядок наводить. У меня все рассчитано.
- А зачем наводить порядок снаружи, когда внутри самый настоящий хаос?
- Хаос, да только спирт его вряд ли сможет структурировать.
- Ошибаешься, сейчас твоя душа полна страхов, страха к микробам, например. Спирт сможет дать тебе шанс взглянуть на мир без этого страха, он не избавляет от проблем, но он концентрирует твоё внимание только на одной проблеме.
- Какой?
- Ты напрочь перестанешь отдавать отчет в своих действиях.
- А…
- Это помогает многим людям не слететь с катушек. Ты же не хочешь слететь с катушек, Фет?
- Не, и так уже многие думают, что со мной что-то не так…
- Ну, так может, попробуем навести порядок внутри нас сами, без пилюль и докторов?
- Хм… Давай! – недолго думая, выпалил Фет.
- Кто нальёт? – не медля ни секунды, спросил Пастернак
- Ты наливай.
- Закуски?
- Разбавим чаем? – Глаза Фета на этой фразе азартно заблестели.
- Весьма свежо… давай.
Фет достал большую стеклянную банку медицинского спирта, поставил её на тумбу, Пастернак долил чай до половины граненых стаканов, а остальное залил спиртом. Придвинув второй стакан к Фету, Пастернак поднял свой стакан, важно, многозначительно встав, спросил:
- За что?
- А может, просто так?
- А давай.
Пастернак залпом осушил стакан, занюхал рукавом и рухнул на кровать в полулежащее положение, закрепив между стеной и своим затылком маленькую больничную подушку. Фет же, напротив пил медленно и разделался со стаканом лишь в два глотка, каждый из которых незамедлительно сопровождал заеданием ватрушкой. Раздобревший Пастернак предался воспоминаниям из своего глубокого детства, казавшегося ему столь далеким, и одновременно с этим содержащего огромнейшую совокупность ярких, но не таких нужных деталей.
- Помню, - усмехнулся Пастернак, как бы оказавшись в том моменте, - как первый раз попробовал алкоголь… Родители мои выпивали часто, устраивали целые вечеринки, на которых они собирались с другими родителями обсудить все сложности воспитания детишек разных возрастов. Нас, детей, они в такие вечера прятали в одну комнату, а сами громко и бурно обсуждали, ну…
- Новые методы воспитания молодого поколения? – перебил Фет.
- В самую точку. Вот на таких вечерах нам, детям, было особенно скучно, мне лет десять было, а в комнате и поговорить не с кем, все либо старше, либо младше меня, либо вообще, - Пастернак скорчил лицо выражающее отвращение, - девчонки, - Фет усмехнулся.
- У вас тоже была извечная вражда девочек и мальчиков?
- А то! Мне кажется, в каждом дворе такое было, дрались, прям до слез, тоже мне слабый пол. Это ладно взрослая женщина хоть и не знает, чего хочет, но хотя бы твердо уверена в векторе, в котором нужно двигаться. Когда женщина ещё девочка, то она даже вектора не знает, её швыряет из одной крайности в другую, и черт его разбери, куда швырнет на этот раз. У мальчиков все проще гораздо, мы либо хотим быть военными, либо космонавтами, либо учеными. И большинство из нас устраивает та ячейка, которую позднее мы занимаем в обществе. А женщины? А ну их. Сколько уже раз эта тема пережевывалась, а результатов никаких. Книги по психологии кричат: «Смотрите, смотрите мы, наконец, поняли, как управлять женщиной, надо давать ей не только то, что она хочет, но и создавать в ней такую потребность!», а мужики такие: «Неа, это слишком просто, мы лучше поживем в скандалах, ненависти и извечных ссорах, создаваемых нашими любимыми дамами».
- Да нам просто скучно было бы с идеальными людьми.
- Вот именно! Человек он по природе своей проблемный. Мы не можем усидеть на месте, у нас всегда начнет свербеть какое-то непреодолимое желание сделать свою жизнь лучше, и подчас даже не лучше, а просто другой!
- Зимой мы хотим лета, летом зимы, и, оказываясь в каждом из времен года, мы понимаем, насколько нам отвратительна действительность… толи дело тогда, летом, - оба засмеялись.
- Кстати, возвращаясь к алкоголю, - Пастернак поднял вверх палец и вымолвил, - недоговорил. Тогда нам было скучно, и я завидовал взрослым, ведь у них было весело и в целом все было, так же как и у нас, детей, та же еда, тот же стол, те же фамилии участвующих в застолье, прошу заметить. Тем не менее, как мне казалось, не хватало одной лишь детали – алкоголя. И вот мне как-то перепала баночка клюквенного «мартинрея», такое химическое пойло на манер «блейзера»
- О…
- Да ты что! Тогда они только пошли и все верили в то, что они на самом деле содержат натуральные ингредиенты. Никто и подумать не мог, что это химически модифицированное, синтезированное пиво. И знаешь что?
- Что?
- Лучше этого алкоголя я в жизни не пробовал!
- Да ладно…
- Только подумай, я пил его и думал, что я пью нечто невероятное, нечто, что является венцом алкоголепроизводства, нечто очень дорогое. С каждым глотком нотки клюквы чувствовались все острее, все ярче звучали они, вызывая легкий холодок по всему телу, и все это дополняло горьковатый вкус алкоголя, его расслабляющий эффект… это был лучший алкоголь в моей жизни, даже спустя многие годы практики с элитным алкоголем, я никак не мог забыть этот вкус… И лет через десять я нашел его в одном ларьке. Просто знаешь, вышел среди ночи за сигаретами, а нигде не купить было, и наткнулся на ларек, ну такой ларек, в котором тебе автомат Калашникова из-под полы завернут, но в черный пакетик, чтобы никто не увидел. Смотрю, стоит, в холодильнике, видно, что стоит давно и баночка аж немного покрылась влагой, которая, местами в лед превратилась, а значит оно совсем-совсем холодненькое. Я вообще не помню как купил его, я не контролировал это, пришел домой, раскрыл пачку чипсов и конфет, потому что я не помнил, чем лучше закусывать эту дрянь, да и не помнил надо ли… Но я хотел, чтобы этот момент был идеальным, я даже телевизор выключил, чтобы ничего меня не отвлекало от ностальгической экскурсии в детство, и…
Фет прикрыл глаза от наслаждения, как бы, готовясь пережить это чувство наслаждения, которое вот-вот озвучит Пастернак
- Ослиная моча.
- Серьезно?
- Ага… полный шлак, я вылил в раковину всю банку после первого глотка. Я так зол был, сначала я подумал, что «мартинрей» просто решили перестать делать свои напитки хорошо, я обвинил их вначале, а потом я стал размышлять. Думать над тем, что же изменилось во вкусе, в концентрации, и я понял, дело не в них. Дело во мне. Теперь я знал, что это ужасное химическое пойло, что оно делается из дармового сырья. Теперь я понимал, что никакой магии в этом вкусе нет. И тогда я обрадовался.
- Что же радостного в том, что ты не смог вернутся в тот момент, когда ты был счастлив?
- В том, что в эти моменты не нужно возвращаться, невозможно радоваться одному и тому же событию одинаково. С каждым разом, с каждым повторением интерес и чувство торжества угасают, пока само событие и вовсе не опротивит. Однако важно, очень важно, чтобы такие моменты в жизни были, и было их как можно больше, и важно помнить о каждом из них. Поэтому я радовался, что у меня был такой момент, и больше меня радовало в нем то, что он никогда не повторится, никогда не сможет мне надоесть. – Пастернак ушел ненадолго в себя, как будто снова стараясь пережить тот момент, вспомнить его, цепляясь за мелкие и ненужные детали, как за важные в этом деле ориентиры: как выглядела комната, сколько было людей вокруг, за сколько глотков он осилил эту банку, и как он искал зеркало в тайне от родителей, чтобы по зрачкам определить, есть ли эффект, и пьян ли он…
Фет взял стаканы, окропил их спиртом и растер его ваткой по стенкам, растер так, что не оставил на внутренней поверхности стакана ни одной даже маленькой не растертой области, Пастернак вернулся из своего самозабвенного путешествия в детство, и спросил:
- Фет, а когда ты впервые попробовал алкоголь?
Фет достал спичку, зажег её и занес в стакан, пламя моментально вспыхнуло и погасло, уничтожив все живые, и не живые, вредные и полезные бактерии и микробы.
- Пару минут назад.
_______________________________________________