Знахарь. Znachor. Польша, 1981. Режиссер Ежи Гоффман. Сценаристы Ежи Гоффман, Яцек Фуксевич (по повести Тадеуша Доленги-Мостовича). Актеры: Ежи Биньчицки, Анна Дымна, Бернард Ладыш, Томаш Стокингер и др. Прокат в СССР – 1983. 41,1 млн. зрителей за первый год демонстрации.
По тем данным, которыми я располагаю, а они, увы, далеко не полные, мелодрама Ежи Гоффмана «Знахарь» - самый популярный польский фильм в советском прокате. Во всяком случае, один из самых популярных, наряду с масштабным «Фараоном», детективом «Девушка из банка» и комедией «Где генерал?»…
В год выхода этой мелодрамы в советский прокат кинокритик Борис Кокоревич писал, что успеху «Знахаря» «в немалой степени способствует талантливый актер Ежи Биньчицки, исполнитель главной роли. Он достоверен и очень обаятелен. Некоторые кинокритики несколько пренебрежительно отзываются о мелодраме, относя ее к низкому жанру. Спор между ее сторонниками и противниками ведется давно. Польские кинематографисты своим новым фильмом еще раз показали, что в искусстве нет жанров второстепенных, что все жанры хороши, кроме скучного. А в зрелищности и занимательности «Знахарю» не откажешь» (Кокоревич, 1983: 13). Кокоревич Б. «Знахарь» // Спутник кинозрителя. 1983. № 12. С. 13.
С большой статьей о «Знахаре», подробно раскрывающей причины его популярности, выступил на страницах журнала «Искусство кино» знаток польского кино Мирон Черненко (1931-2004).
В частности, он писал об этом фильме так: «Какой изысканный, какой саркастический памфлет можно было бы сочинить по поводу «Знахаря», какие перлы критического остроумия обнаружить, какую эрудицию проявить, какой изысканный вкус... Как можно было бы посетовать по поводу судьбы режиссера, который когда-то, который теперь... А какое залихватское название можно было бы предпослать этому опусу, перефразировав хлесткие заголовки рецензий пятнадцатилетней давности («Ягода сходит», «А был ли мальчик?»), или придумать свое, оригинальное и не менее эффектное, которое решительно «поставило бы на место» столь простодушный, столь беззащитный в этом своем преднамеренном и вызывающем простодушии фильм. Тем более что авторы «Знахаря» Яцек Фуксевич и Ежи Гоффман все, кажется, сделали, чтобы подвести свою работу под изничтожающие удары критики. В самом деле, сегодня, когда подходит к концу наше эстетически образованное столетие, когда кинематограф может уже, видимо, все, что могла прежде только литература, один из самых профессиональных мастеров польского кино снимает вдруг такую ленту... Вдруг предлагает миллионам (это не преувеличение - в Польше примерно за десять месяцев проката фильм собрал пять с половиной миллионов зрителей, у нас билеты на него начинают спрашивать еще на дальних подступах к кинотеатрам) откровенную сказочку, даже не позаботившись о том, чтобы самую малость осовременить ее или взглянуть иронически на эту историю, которой и впрямь «не было печальнее на свете». Которая, как и подобает классике «популярных жанров», с необыкновенной легкостью укладывает сюжет двухсерийной ленты в аннотацию из одной фразы: жестокая судьба подстерегает хирурга с мировым именем…
… мотив социального неравенства — лишь один из привычных манков популярных жанров, далеко не самый надежный, хотя в такой мелодраме, как «Знахарь», обойтись без него было бы трудно. Куда более важными оказываются здесь манки эмоциональные, обращенные не столько к первой сигнальной системе зрителя и даже не ко второй, но прямо и непосредственно к третьей, в результате чего зрительское горло перехватывает судорога жалости и сочувствия к сирым и убогим. Начнем поэтому с главного. Любовь в картине есть? Есть любовь. Да еще какая! Всепоглощающая, всепобеждающая, бескорыстная, верная, лишенная и тени эротики, любовь, преодолевающая все препоны и утверждающая свою победу над враждебными обстоятельствами не всплеском безрассудной страсти, но тихим, я бы сказал, рассудительно-застенчивым счастьем «до гробовой доски». Пойдем дальше. Красавица героиня и красавец герой есть? Есть… Есть и роковые обстоятельства. … Именно на этих обстоятельствах, на простодушном их переплетении и держится сюжет двухсерийной картины, именно они образуют ее фабульную, эмоциональную арматуру, накрепко связывая в тугой драматический узел самые несопоставимые, казалось бы, перипетии. … Этот перечень традиционных приемов популярного романа-фельетона можно было бы продолжить, поскольку в «Знахаре» поистине ничто не забыто из апробированного арсенала, восходящего к Эжену Сю и Чарлзу Диккенсу (между прочим, им не брезговали Оноре де Бальзак и Федор Достоевский). …
И все это, наверно, было бы встречено весьма иронично, появись «Знахарь» хотя бы полтора десятилетия назад. И все это сегодня, когда и кинематограф стал старше, и критика, вероятно, мудрее, и зритель разборчивее, требует куда более спокойного, раздумчивого разговора для того хотя бы, чтобы просто выяснить, а что же есть в таких вот историях, сказочность которых, ирреальность, заведомый эскейпизм несомненны и видны невооруженным глазом. Что же есть в них такого, что притягивает миллионы зрителей? …
Просто любопытно, как наша кинополонистика (и автор этих строк в том числе) стыдливо обходила этот не укладывающийся в эстетические стереотипы «феномен Гоффмана», мастера, демонстративно изменявшего кинематографу авторскому, индивидуальному с кинематографом популярным, массовым, коммерческим, если не бояться этого отнюдь не ругательного слова. И сдается мне, именно сейчас, в связи со «Знахарем», хорошо бы, наконец, воздать Гоффману Гоффманово, поддержать то, что было сформулировано им самим в одном из давних уже интервью с исчерпывающим лаконизмом и несомненной полемичностью: «Кино — слишком дорогое развлечение, чтобы оно могло не считаться со зрителем». …
Наверно, вот это-то и есть самое главное в «Знахаре» (и во всех предыдущих популярных лентах Гоффмана) — герои, живущие на экране с открытым сердцем, совершающие поступки, переживающие свои радости и горести на уровне такого же открытого зрительского сердца, перебрасывающие невидимый мост от сердца к сердцу. … Можно сказать, правда, что обращение к третьей сигнальной системе — не самое высокое предназначение искусства, тем более что еще не ясно наверняка, существует ли она вообще. Однако зрительская потребность в фильмах такого рода свидетельствует о том, что взрослый, серьезный, аналитический кинематограф наших дней недодает людям какие-то очень важные для них нравственные, эмоциональные, душевные микроэлементы, что такая потребность растет. Ежи Гоффман почувствовал этот зрительский голод одним из первых в кинематографе социалистических стран: несформулированным потребностям в сентиментальном воспитании и самовоспитании он отвечал еще в те годы, когда популярные жанры почитались безусловно и общепризнанно жанрами «низкими». И поэтому, мне кажется, пришла пора отнестись к тому, что он делает, с надлежащим критическим пониманием и уважением. Тем более что зритель, смотревший «Знахаря», уже проголосовал за него» (Черненко, 1984: 146-150). Черненко М. Стилизация в квадрате // Искусство кино. 1984. № 6. С. 146-150.
По-видимому, описанные Мироном Черненко механизмы популярности «Знахаря» востребованы и сегодняшними зрителями:
«Хорошее и доброе польское кино, до сих пор любимое многими людьми» (Александр).
«Фильм интересный, добрый, смотрела много раз когда-то. Героям сопереживаешь, психологически все на уровне» (М. Дунаева).
«Один из величайших фильмов, которые видел» (Валентин).
«Один из шедевров мирового кинематографа! Благодаря этой картине, понимаешь подлинную роль и насущную задачу культуры и искусства: освещать человека изнутри искрой Божией!» (Елена).
«Сегодня на "Домашнем" повторяли этот замечательный добрый фильм. Смотрела и снова плакала. …он совсем не постарел. Как не хватает сейчас таких берущих за душу кинокартин!» (Гортензия).
Александр Федоров, 2021
