Море мешает в горле, ветер горит на коже. Вряд ли песочный город сильно тебе поможет. Если уж строить — крепость, чтобы зубцы и пушки.
Он хохотал из неба, он восставал из суши, вовремя приходил он, денег всегда хватало. Он разбивал мне льдины и открывал порталы, он смастерил картонный маузер к первомаю.
Ты меня спросишь — кто он, только я сам не знаю. Как-то спешил на чартер, но заблудился в лете. Знаю, что он был счастлив, знаю, что он был светел.
Солнце сидит на крыше, облако ест антенну. Если подняться выше, можно нырнуть за стену. Он говорил мне: "веришь, глянь, ничего не будет. Там же такие звери, там же такие люди. Все, как один, красивы и не болеют гриппом".
Странная перспектива — верить случайным типам. Он разучил аккорды и выступал по клубам. Он утверждал: "а скоро можно махнуть на Кубу, на фестиваль, на Мальту, хоть и не первым классом". Он мне испачкал майку — новую, хоть и клялся.
Птицы летят к востоку, едут машины к югу. Это совсем жестоко — бросить, оставить друга. Видишь, заря зарделась, то есть, сверчок, на место. Ты меня спросишь — где он, я не отвечу, честно. Он обогнул бы шарик даже в отсеке трюма. Кстати, в искусстве шарил, много читал и думал. Крайне хотел помочь мне жить до потери пульса. Только проснулся ночью — чувствую, он вернулся.
Ниточка развязалась, в сердце торчит осколок. Знаешь, не надо в зависть.
Век миражей недолог, да, выпадает случай, шанс веселей и краше.
Он — это я, но лучший. Он — это я, но раньше.
Он меня снова лечит, носит стихи в кармане.
Я обнимаю плечи — он меня обнимает. Мы с ним разделим пищу, мы с ним сойдёмся в споре.
И у него глазищи бывших моих историй.
Птица, тупая птица сердце моё аорта. Сердце, кому молиться, что он ещё не мертвый.
Детство пылит по трассе, локоть от пыли серый.
Он говорит мне: "Здравствуй. Может, рванём на север?"